Генри Райдер ХАГГАРД
ОНА
ПРЕДИСЛОВИЕ
Несколько лет тому назад я, издатель этой удивительной, необыкновенной истории приключений, редко выпадающих на долю простых смертных, находился вместе со своим закадычным другом в Кембриджском университете. Однажды я увидел двух джентльменов, которые прогуливались рука об руку по улице, и был поражен их наружностью. Один из них был необыкновенно красивый молодой человек, высокого роста, широкоплечий, с прирожденной грацией в движениях, со спокойным и уверенным видом. У него было прекрасное, безукоризненно правильное лицо, а когда он аил шляпу, увидев какую-то даму, то я обратил внимание, что волосы его вились золотистыми кудрями.
– Заметил ты этого человека? – спросил я своего друга. – Он похож на ожившую статую Апполона… Какой красавец!
– Да, – ответил мой приятель, – это редкий красавец и милейший человек! Его прозвали «греческим божком». Взгляни на другого! Это опекун и ангел-хранитель. Его называют «Хароном», вероятно, вследствие его отталкивающей внешности, или потому, что он перевез свое опекаемое детище по глубоким и мутным водам экзамена. Правда, точно не знаю.
Я посмотрел на старшего джентльмена и нашел его не менее интересным, чем его красивый спутник. Второму джентльмену можно было дать около 40 лет; он был настолько же безобразен, насколько хорош шедший рядом с ним юноша. Коротенький, хромой, со впалой грудью и несоразмерно длинными руками, он имел темные волосы и маленькие глазки. Лоб его зарос волосами, а бакенбарды начинались чуть ли не от глаз, так что из-под волос почти не видно было лица. В общем, он напомнил мне гориллу, хотя в глазах его и мелькало что-то притягивающее внимание. Помню, я сказал, что очень хотел бы познакомиться с ним.
– Отлично! – ответил мой приятель. – Ничего нет легче! Я знаю Винцея и познакомлю тебя с ним!
Он так и сделал, и через несколько минут мы уже весело болтали о том о сем. В это время мимо нас прошла низенькая леди в сопровождении хорошенькой девушки. Мистер Винцей, очевидно, знакомый с дамами, тотчас же присоединился к ним. Мне стало смешно, когда я заметил, как изменилось при виде дам лицо старшего джентльмена, имя которого, как я узнал, было Холли.
Он вдруг замолчал, бросил укоризненный взгляд на своего спутника и, кивнув мне, повернулся и один двинулся по улице. Потом я узнал, что мистер Холли боялся женщин так же, как другие боятся бешеных собак. Этим и объяснялось его поспешное отступление. Не могу сказать, чтобы молодой Винцей выказал в данном случае отвращение к дамскому обществу. По натуре он был очень добродушен, не отличался самонадеянностью и себялюбием, как это обычно бывает с красивыми людьми и что делает их неприятными в товарищеском кругу.
В этот день я уехал из Кембриджа и никогда более не видел обоих джентльменов; думал даже, что никогда и не увижу их. Но месяц тому назад я получил письмо и два пакета, один из них с рукописью. Открыв письмо за подписью «Гораций Холли», я прочел следующее:
Кембридж. 1 мая.
Дорогой сэр!
Вас должно удивить мое письмо, так как знакомство наше было мимолетно. Я должен напомнить вам, что мы встретились несколько лет тому назад здесь, в Кембридже, когда мой ученик м-р Винцей познакомился с вами. Но перейду к делу. Я с большим интересом прочел вашу книгу, где описаны приключения в Центральной Африке. Полагаю, что в ней много правды, но много и фантазии. Ваша книга натолкнула меня на мысль. Из прилагаемой рукописи, которую я посылаю вам, вы увидите, что я и мой приемный сын, м-р Винцей, недавно путешествовали и пережили столь необыкновенное приключение, что, говоря правду, мне неловко и описать его вам из боязни, что вы мне не поверите. Мы оба сначала решили, что, пока живы, не будем публиковать этой истории. Обстоятельства, однако, заставили нас изменить наше решение. Когда вы прочтете рукопись, то догадаетесь, что мы снова отправились в Центральную Азию и, вероятно, не вернемся назад. Относительно удивительного феномена, с которым мы столкнулись, я придерживался своего взгляда, Лео смотрел на дело иначе. После долгих прений мы пошли на компромисс, а именно: решили послать вам рукопись с разрешением напечатать ее, если хотите, но с одним условием: измените наши имена и все, что касается лично нас. Что еще сказать вам? Повторяю, что все написанное в рукописи действительно случилось с нами. Мы очень жалеем, что не собрали больше сведений об этой чудесной, таинственной женщине! Кто была она? Как появилась она в пещерах Кор? Какова ее настоящая религия? Мы не знаем этого и, вероятно, никогда не узнаем! Много подобных вопросов тревожат меня, но к чему они теперь?
Возьмете ли вы на себя труд заняться рукописью? Мы даем вам широкие полномочия, а вашей наградой будет возможность представить миру чудесную историю самого романтического характера. Прочтите рукопись и известите меня.
С почтением, готовый к услугам
Гораций Холли
P.S. «Если вы напечатаете рукопись и результаты будут положительны, мы предоставляем все в ваше распоряжение; если же, в худшем случае, вы понесете убыток, я оставлю на этот счет необходимые инструкции моим нотариусам, гг. Жоффрей и Джордан».
Письмо это очень удивило меня. Но я удивился еще более, прочитав рукопись, и написал об этом мистеру Холли, но через неделю получил письмо от его нотариусов с извещением, что клиенты отправились в Тибет и не оставили адреса.
Это все, что я хотел сказать в предисловии. Пусть читатель сам судит о рассказе, который я преподношу ему с маленькими изменениями. Сначала я был склонен думать, что история этой таинственной женщины, облеченной величием бесконечной жизни, на которую падает тень вечности, подобно мрачному крылу ночи – только красивая аллегория, которой я не умел разгадать. Потом я отбросил эту мысль! По моему мнению, вся история весьма правдоподобна. Пусть читатель сам разбирается в ней. После этого короткого предисловия, я познакомлю читателей с Аэшой и пещерами Кор.
Издатель.
P.S. Когда я прочитал рукопись, одно обстоятельство поразило меня. При ближайшем знакомстве с Лео Винцеем, он оказался малоинтересным и вряд ли обладает достоинствами, способными привлечь такую личность, как Аэша! Быть может, древний Калликрат был только великолепным животным, боготворимым за свою греческую красоту? Или, может быть, Аэша, в чудной душе которой таилась искра неземного провидения, понимала, что, под влиянием ее жизнеспособности, мудрости, блеска всего ее существа, в сердце человека может распуститься, подобно пышному цветку, зародыш величия и мудрости, который засияет, как звезда, и наполнит мир светом и славой?!
I. ПОСЕТИТЕЛЬ
Бывают события, которые на всю жизнь запечатлеваются в памяти человека, и забыть их невозможно. Двадцать лет тому назад я, Людвиг Гораций Холли, однажды ночью сидел у себя в комнате в Кембридже, занимаясь какой-то математической задачей. Наконец я устал, бросил книгу, прошелся по комнате, взял трубку и закурил ее о свечку, которая стояла на камине. Закуривая, я невольно взглянул в узкое длинное каминное зеркало, увидел свое лицо и задумался. Я стоял, смотрел на себя в зеркало, не замечая, что обжег пальцы.
– Ладно! – произнес я громко. – Надо надеяться, что содержимое моей головы много лучше внешнего вида!
Этим восклицанием я намекал, конечно, на недостатки моей наружности. В двадцать два года люди бывают если не красивы, то одарены свежестью и миловидностью юности. У меня не было даже этого! Маленького роста, худой, с безобразно-впалой грудью, длинными руками, грубыми чертами лица, маленькими, серыми глазами и низким лбом, заросшим черными волосами, я был поразительно некрасив в юности и остался таким до сих пор. Как на Каина, природа наложила на меня клеймо безобразия и в то же время одарила железной силой воли и умом. Я был так безобразен, что щепетильные молодые товарищи мои по колледжу, хотя и гордились моей физической силой и выносливостью, не любили показываться со мной вместе на улице. Что же удивительного, если я сделался угрюмым мизантропом? Что удивительного в том, что я работал и занимался один и не имел друзей? Я был осужден природой на одиночество и должен был искать утешения только на ее материнской груди. Женщины не выносили моего вида. Я слышал, как одна назвала меня «чудовищем», не подозревая, что я слышу ее, и добавила, что наглядно подтверждаю теорию происхождения человека от обезьяны. Правда, один раз в жизни женщина обратила на меня внимание, и я истратил на нее всю нежность, присущую моей натуре, но когда деньги, имевшиеся у меня, были также истрачены, она исчезла. Я горевал, тосковал о ней, как не тосковал ни об одном человеческом существе, умолял ее вернуться, потому что любил эту женщину. Но вместо ответа она подвела меня к зеркалу и встала рядом со мной.
– Ну, – сказала она, – если я – красота, кто же вы тогда?
Я поник головой. Мне было только 20 лет тогда. Итак, в тот вечер я смотрел на себя в зеркало, находя в этом какое-то угрюмое наслаждение и сознавая свое полное одиночество, так как никогда не знал ни родителей, ни брата, ни сестры.
Вдруг в дверь постучали. Я прислушался, не зная, отворять ли: пробило уже полночь. Но у меня был один друг в колледже, или, вернее, во всем мире. Быть может, это он?
За дверью раздался кашель, и я поспешил отворить. Высокий человек, лет 30, с остатками следов замечательной красоты на лице, поспешно вошел в комнату, сгибаясь под тяжестью массивного железного ящика, который он нес в руках. Поставив ящик на стол, посетитель сильно закашлялся. Он кашлял до тех пор, пока лицо его не стало багровым, упал в кресло и начал кашлять кровью. Я налил в бокал виски и дал ему выпить. Когда он выпил, ему стало немного лучше.
– Зачем вы так долго держали меня на холоде? – спросил он сердито. – Вы знаете, что сквозняки – чистая смерть для меня?
– Я не знал, что это вы! – ответил я. – Вы поздно пришли!
– Да, и думаю, что это мой последний визит к вам! – сказал он со слабой попыткой улыбнуться. – Все кончено, Холли. Я умираю и не знаю, доживу ли до завтра!
– Глупости! – произнес я. – Сейчас схожу за доктором!
Он остановил меня повелительным жестом.
– Правда, мне не надо доктора! Я сам изучал медицину и кое-что понимаю в ней. Никакой доктор не поможет мне. Последний час мой настал! Каким-то чудом я протянул целый год! Выслушайте меня, ради Бога, внимательно; я не в силах повторять своих слов. Два года мы были с вами друзьями, – скажите, что вы знаете обо мне?
– Я знаю, что вы богаты и поступили в колледж в том возрасте, когда обычно покидают его. Знаю, что вы были женаты и ваша жена умерла и что вы стали для меня лучшим и вернейшим другом!
– Знаете ли вы, что у меня есть сын?
– Нет!
– Да, есть, ему 5 лет теперь. Его рождение стоило матери жизни, и я не мог видеть его, Холли! Скажу вам правду, я хочу поручить вам моего сына!
Я подскочил от удивления.
– Мне! – воскликнул я.
– Да, вам! Я достаточно изучил вас. Как только я понял, что мне недолго жить, начал подыскивать человека, которому мог бы доверить сына и это!.. – он стукнул рукой по железному ящику. – Вы настоящий мужчина, Холли; как у старого дерева, у вас крепкая и здоровая сердцевина! Слушайте! Этот мальчик является единственным представителем древнего рода. Вы будете смеяться надо мной, если я вам скажу, что один из моих предков – египетский жрец богини Изиды, хотя был родом из Греции и носил имя Калликрат). Отец его – фараон двадцать девятой династии, а прадед, я полагаю, был тот Калликрат, о котором упоминает Геродот. В 339 г. до Р.Х., в эпоху окончательного падения фараонов, этот жрец Калликрат нарушил обет безбрачия и бежал из Египта с принцессой царственной крови, влюбившейся в него. Корабль, на котором они бежали, разбился у берегов Африки по соседству с бухтой Делагоа, или еще севернее, и в живых остались только он со своей женой. Они перенесли много лишений и горя, пока им не помогла могущественная королева дикого народа, белая женщина поразительной красоты. В конце концов она убила моего предка Калликрата. Жена же бежала в Афины с ребенком, которого назвала Тизисфенес, или «могучий мститель».
Через пятьсот лет, или более, мои предки отправились в Рим, оставались здесь до 700 г., когда Карл Великий овладел Ломбардией, и глава рода, глубоко преданный императору, вернулся с ним через Альпы в Британию. Восемь позднейших поколений жили Англии в царствование Эдуарда Исповедника и Вильгельма Завоевателя и достигли больших почестей и власти. С того времени до настоящего я легко могу проследить происхождение моего рода. Были между моими предками солдаты, купцы, но все они берегли и хранили честь своего имени. Около 1790 г. мой прадед накопил значительное состояние торговлей и умер в 1821 г. Мой отец наследовал ему и растратил большую часть капитала. Он умер десять лет тому назад, оставив мне две тысячи фунтов ежегодного дохода. Тогда я совершил путешествие, связанное с этой штукой (он указал на ящик), которое окончилось очень печально. На обратном пути я путешествовал по югу Европы и добрался до Афин, где встретился с моей обожаемой женой, такой же прекрасной, как и мой предок. Я женился на ней, она родила мне сына и умерла! – Он помолчал немного, склонив голову на руку, потом продолжал:
– Моя женитьба отвлекла меня от моего намерения. У меня нет времени, Холли! Когда-нибудь вы узнаете все. После смерти жены я снова вернулся к своему замыслу. Но для этого, я хорошо понимал, мне необходимо было знать восточные диалекты, особенно арабский язык. Я приехал в Кембридж, чтобы облегчить себе изучение языков. Но болезнь моя развивалась, – и теперь пришел конец!
Он снова страшно закашлялся.
Я дал ему еще виски, и он продолжал:
– Я никогда не видел моего сына, Лео, с тех пор. Я не мог видеть его, хотя мне говорили, что Лео – красивый и милый ребенок. В этом пакете, – он вытащил из кармана пакет, адресованный на мое имя, – я наметил курс образования, необходимого мальчику. Это несколько своеобразно. Во всяком случае, я не могу доверить ребенка незнакомому человеку.
1 2 3 4