Как раз в эту минуту отворилась дверь и вошла ее кормилица, миссис Стоуэр. Она была красавицей в расцвете лет; ее мужа и ребенка унесла лихорадка, когда ей не было еще и девятнадцати, после чего ее привезли в Холл, чтобы нянчить Сайсели ибо мать девочки была очень больна после родов. Эмлин была высокой и смуглой, свои черные сверкающие глаза она унаследовала от отца, испанца благородного происхождения; ходили слухи, что в жилах ее матери текла цыганская кровь.
Во всем мире Эмлин Стоуэр любила только двоих людей: свою воспитанницу Сайсели да одного друга детства, некоего Томаса Болла, теперь брата-мирянина note 22 Note22
брат-мирянин – светское лицо, находящееся на службе в монастыре

, скотника при аббатстве. Рассказывали, что в ранней юности он ухаживал за ней и она не противилась этому, но, когда трагически погибли ее родители, она, повинуясь воле опекуна, бывшего блосхолмского настоятеля, вышла замуж против своего желания; Томас же облекся в одежды брата-мирянина, так как был йоменом note 23 Note23
йомены – средние и зажиточные крестьяне в Англии в XIV-XVIII веках

из хорошей семьи, хотя и малообразованным.
Сайсели почувствовала в поведении кормилицы нечто странное, предвещавшее беду. Та остановилась около двери, повертела задвижку, чего никогда раньше не делала, потом повернулась и, выпрямившись, встала прямо против Сайсели, как картина в раме.
– Что случилось, няня? – спросила Сайсели дрожащим голосом. – Судя по твоему виду, у тебя есть новости.
Эмлин Стоуэр прошла вперед, оперлась рукой о дубовый стол и ответила:
– Вести недобрые, если это правда. Будь готова, моя голубка!
– Скорее, Эмлин, – тяжело дыша спросила Сайсели. – Кто погиб? Кристофер?
Эмлин покачала головой, и Сайсели с облегчением вздохнула, добавив:
– Тогда кто же?
– Ах, дорогая, ты теперь сирота.
Голова девушки склонилась на грудь. Потом она подняла ее и спросила: – Кто сказал тебе? Скажи мне всю правду, или я умру.
– Мой друг, – имеющий связь с аббатством; не спрашивай его имени.
– Я его знаю, Эмлин. Томас Болл, – прошептала в ответ Сайсели.
– Мой друг, – повторила высокая смуглая женщина, – рассказал мне, что сэр Джон Фотрел, наш господин, был убит бандой вооруженных людей и он сам убил двоих.
– Из аббатства? – спросила Сайсели так же шепотом.
– Кто знает? Я думаю, ими. Говорят, что стрела в его горле была как раз такой, какие они там делают. Джефри Стоукса преследовали, но он спасся бегством на каком-то тотчас же отплывшем корабле.
– Смерть ему за это, трусу! – воскликнула Сайсели.
– Не вини его пока. Он встретил другого моего друга и просил передать: он уехал, повинуясь последней воле своего хозяина; он слишком много видел, и для него бродить в окрестностях значило идти на верную смерть; но если он будет жив, то вернется с документами из-за моря, когда наступят лучшие времена. Он просит, чтобы вы в нем не сомневались.
– Документы? Какие документы, Эмлин?
Та пожала плечами.
– Откуда мне знать? Наверное, те, которые ваш отец повез с собой в Лондон и боялся потерять. Несгораемый ящик в его комнате открыт.
Теперь бедная Сайсели вспомнила, что ее отец говорил о каких-то документах, которые он собирался взять с собой, и начала плакать.
– Не плачь, дорогая, – сказала ее кормилица, гладя своей сильной рукой каштановые волосы Сайсели. – Так суждено богом, и с этим покончено. Теперь ты должна позаботиться о себе. Твоего отца нет, но кое-кто у тебя остался.
Сайсели подняла заплаканное лицо.
– Да, у меня есть ты, – сказала она.
– Я! – ответила Эмлин с беглой улыбкой. – Нет, какая от меня польза? Прошли те дни, когда тебе нужна была нянька. Ты мне что-то говорила о своем разговоре с отцом перед его отъездом, что-то насчет сэра Кристофера? Молчи! На разговоры нет времени; ты должна ехать в Крануэл Тауэрс.
– Зачем? – спросила Сайсели. – Он не может вернуть моего отца к жизни, право, показалось бы странным, что в такое время я посещаю мужчину в его собственном доме. Пошли к нему с этими вестями. Я останусь, чтобы похоронить моего отца и, – добавила она гордо, – чтобы отомстить за него. – Если так, голубка, ты останешься здесь, пока тебя тоже не похоронят в том же монастыре. Слушай! Я еще не рассказала тебе всех новостей. Аббат Мэлдон претендует на земли Блосхолма на основании какого-то хитрого закона. Из-за этого твой отец поссорился с аббатом в тот вечер. Вместе с землями ты попадешь под его опеку, как когда-то я была отдана под власть этого монастыря. До захода солнца сюда со своими оруженосцами приедет аббат, чтобы забрать все, а тебя для безопасности посадить в монастырь, где твоим мужем станет святая церковь.
– Господи боже мой! Неужели это так? – сказала Сайсели, вскакивая. -А большинство наших людей уехало! Я не смогу защитить дом от этого иноземного аббата, а осиротевшая наследница может продать только движимое имущество! О! Теперь я понимаю, что хотел сказать мой отец. Прикажи готовить лошадей. Я поеду к Кристоферу. Однако постой, няня. Что ему со мной делать? Это может показаться ему бесстыдным и оскорбить его.
– Думаю, что он жениться на тебе. Думаю, что сегодня ночью ты будешь его женой. Если же он не захочет, я узнаю почему, – гневно добавила она.
– Женой! Вечером! – воскликнула девушка, покраснев до корней волос. -А отец только что умер! Как это можно?
– Мы поговорим об этом с Харфлитом. Может быть, он, как и ты, захочет подождать и попросить оглашения в церкви или изложит дело перед лондонским юристом. Но я приказала приготовить лошадей и послала одну записку аббату с уведомлением, что ты приедешь узнать об участи отца, поэтому он не тронется с места до вечера; и другую в Крануэл Тауэрс, чтобы мы смогли найти нам кров и пищу. А теперь живо бери твой плащ и капюшон. Драгоценности в шкатулке у меня, потому что Мэлдон добивается их больше, чем даже ваших земель, и с ними все деньги, какие я нашла. Кроме того, я велела швее уложить кое-какие платья. Аббат голоден и скоро зашевелится. У нас нет времени для разговоров.
Через три часа при красном зареве заката Кристофер Харфлит, стоявший у дверей, увидел, что к нему по снегу едут верхом две женщины. Он узнал их еще тогда, когда они были довольно далеко.
– Значит, это правда, – сказал он отцу Роджеру Нектону, старому священнику Крануэла, вызванному им из прихода. – Я думал, этот дурак посыльный был пьян. Что же могло случиться, святой отец?
– Думаю, что сэр Джон погиб, сын мой, потому что, наверное, ничто иное не привело бы сюда леди Сайсели без свиты, с одной только служанкой. Весь вопрос с том – что произойдет дальше? – И он искоса взглянул на него. – Я-то знаю что, если бы все исполнилось по моему желанию, – ответил Кристофер с веселым смехом. – Скажите, отец, если бы вышло так, что эта леди захотела бы этого, смогли бы вы нас обвенчать?
– Без сомнения, сын мой, с согласия родителей. – И снова он взглянул на него.
– А если бы не было родителей?
– Тогда с согласия опекуна, так как невеста несовершеннолетняя.
– А если бы опекун не был объявлен или признан?
– Тогда такой брак, совершенный должным порядком, как всякое церковное таинство, будет нерушим, пока не велит судьба и пока папа его не отменит. Но ты знаешь, в этой стране папу не любят именно из-за брачного вопроса. Разреши мне объяснить тебе закон, церковный и гражданский…
Но Кристофер уже бежал к воротам, и наставление старого проповедника осталось недосказанным…
Они встретились в снежной метели; Эмлин Стоуэр поехала вперед, оставив их наедине.
– Что случилось, дорогая? – спросил он. – Что случилось?
– О Кристофер! – ответила Сайсели, всхлипывая. – Мой бедный отец умер – убит, по словам Эмлин.
– Убит! Кем?
– Воинами блосхолмского аббата, сказала мне Эмлин. Там, в лесу, вчера ночью. И по словам той же Эмлин, аббат собирается приехать в Шефтон, чтобы взять меня под опеку и заточить в монастырь. И потому, хоть и странно поступать так, но, оставшись беззащитной, я убежала к вам, – мне так велела Эмлин.
– Мудрая женщина эта Эмлин, – прервал Кристофер. – Я всегда ценил ее советы. Но неужели вы приехали ко мне только потому, что так велела Эмлин? – Не только поэтому, Кристофер. Я приехала от отчаяния: лучше быть с другом, чем одной. Куда еще я могла поехать? Кроме того, мой бедный отец, хотя и был очень сердит на вас, велел мне – это были его последние слова, – если возникнет необходимость, просить вашей помощи и…
О! Кристофер, я приехала, потому что вы клялись любить меня – я верила этому. Если бы я попала в монастырь, мать Матильда, настоятельница, хоть она добра и друг мне, может быть, и не выпустила бы меня оттуда, ведь ее начальник аббат, а он-то мне не друг. Он хочет отнять наши земли и знаменитые драгоценности. Эмлин захватила их с собой.
За это время они переехали ров и очутились у крыльца дома, и поэтому, не ответив, Кристофер, нежно снимая ее с седла, крепко прижал к груди; это, ему казалось, было самым лучшим ответом.
Подошел грум, чтобы увести лошадей: он притронулся в знак почтения к шапке и с любопытством посмотрел на них, а Сайсели, опершись на плечо своего возлюбленного, прошла сквозь сводчатую дверь Крануэл Тауэрса и попала в зал, где полыхал яркий огонь. Перед камином, грея тонкие руки, стоял отец Нектон и оживленно беседовал с Эмлин Стоуэр. При приближении молодых людей разговор оборвался – очевидно, речь шла о них.
– Госпожа Сайсели, – несколько возбужденно сказал добрый старик, -боюсь, что печальные обстоятельства привели вас сюда. – И он замолчал, не зная, что добавить.
– Да, действительно, – ответила она, – если все, что я слышала, правда. Говорят, что мой отец убит злодеями, но я точно не знаю, за что и кем, и что аббат Блосхолма собирается взять меня под свою опеку и заточить меня в Блосхолмский женский монастырь, а я не хочу туда идти. Я убежала сюда от него, потому что у меня нет другого убежища, хотя вы дурно можете истолковать мой поступок…
– Только не я, дитя мое. Я не буду выступать против аббата, потому что по церковному уставу он выше меня, но, примите во внимание, я ему не присягал в верности, так как этот приход ему не принадлежит, и я не бенедиктинец note 24 Note24
бенедиктинцы – монахи старейшего из католических монашеских орденов

. Все же скажу вам правду. Я считаю этого человека бесчестным. Руки у него загребущие; мало того, он не англичанин, а испанец, которого кто-то подослал сюда вредить нашему королевству, высасывать его богатства, устраивать бунты и доносить обо всем происходящем на пользу врагов Англии. – Однако у него при дворе есть друзья. Так, по крайней мере, сказал мой отец.
– Да, да, у таких людей всегда бывают друзья – деньги покупают их, хотя, может быть, для него и ему подобных черный день недалек. Да, ваш бедный отец погиб бог знает как, хотя я давно думал, что ему несдобровать, ибо он всегда говорил правду, да и вы с вашим богатством – лакомый кусочек для Мэлдона. А теперь, что нам дальше делать? Это тяжелый случай. Хотите ли вы укрыться в каком-нибудь другом монастыре?
– Нет, – ответила Сайсели, искоса взглянув на своего возлюбленного.
– Тогда, что же делать?
– О! Я не знаю, – сказала она и разрыдалась. – Что мне сказать вам, когда я в таком смятении и печали? У меня был единственный друг – мой отец, хотя временами он бывал груб. Однако по-своему он любил меня, и я послушалась его последнего совета. – И, потеряв остатки мужества, она опустилась на стул и, схватившись за голову, стала раскачиваться из стороны в сторону.
– Это неправда, – смело сказала Эмлин. – Разве я, вскормившая тебя, не друг тебе и разве отец Нектон не друг, и сэр Кристофер не друг? Уж если все вы потеряли разум, то я его сохранила, и вот мой совет! Там, на расстоянии не далее двух выстрелов из лука, есть церковь, а перед собой я вижу священника и пару, которая сойдет за жениха и невесту. И мы можем найти свидетелей и кубок вина, чтобы выпить за ваше здоровье, а после этого пусть блосхолмский аббат беснуется. Что скажете вы, сэр Кристофер?
– Вы знаете, что я думаю, няня Эмлин; но что скажет Сайсели? О! Сайсели, что скажете вы? – И он наклонился над ней.
Она поднялась, все еще всхлипывая, обхватила его шею руками и положила ему голову на плечо.
– Я думаю, что это воля божья, – прошептала она, – и зачем сопротивляться ей мне – его рабе и вашей, Крис?
– А теперь, что скажете вы, святой отец? – спросила Эмлин, указывая на молодых людей.
– Что еще можно сказать? – ответил старый священник, отворачиваясь. -Если вы потрудитесь прийти в церковь минут через десять, то найдете там свечу на алтаре, священника на амвоне и дьячка с открытой книгой. Большего мы не можем сделать за такое короткое время.
Затем он замолк, словно ожидая ответа, но, не услышав возражений, прошел через зал и вышел в дверь.
Эмлин взяла Сайсели под руку, повела ее в отведенную им комнату и там, как могла лучше, подготовила ее к свадебному торжеству. Не было красивого платья, чтобы ее нарядить, да, по правде говоря, и времени, чтобы наряжаться.
Но она причесала ее красивые каштановые волосы и, открыв шкатулку с восточными драгоценностями – великой гордостью Фотрелов, самым редкостным и древними в округе, украсила ее ими. Она надела на ее высокий лоб обруч с ниспадающими с него сверкающими бриллиантами, привезенными, как рассказывала легенда, предком ее матери – Карфаксом – из Святой земли, где когда-то они были личной собственностью языческой королевы, а на шею ожерелье из больших жемчужин. Для ее груди и пальцев нашлись броши и кольца, а для талии – драгоценный пояс с золотой пряжкой; а в ее уши она вдела две лучшие драгоценности: две большие розовые жемчужины, похожих на цветущий боярышник, когда он начинает вянуть. Наконец, она накинула ей на голову вуаль из диковинно сплетенных кружев и с гордостью отступила назад, чтобы взглянуть на нее.
Теперь Сайсели, все время молчавшая и не сопротивлявшаяся, в первый раз заговорила:
– Как они попали сюда, няня?
– Твоя мать надела их, когда венчалась, и ее мать тоже, так мне говорили. И однажды я уже надевала их на тебя, когда тебя крестили, голубка!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39