В. Фильчаков
Там, где победил коммунизм.

Я проснулся, как всегда, от монотонного гудения за стеной. Сосед
страдал с похмелья. Он стонал непрерывно, прерываясь только для того,
чтобы вдохнуть воздух. С этим ничего не поделаешь, этот стон будит ме-
ня каждое утро. Звукоизоляция в доме никуда не годная. Я знал, что до
шкафа доставки соседу нужно пройти несколько шагов, но у него зверски
болит голова, вставать не хочется, идти не хочется, ничего ему не хо-
чется, хочется только стонать.
Я встал, подошел к стене и изо всей силы стукнул по ней кулаком.
Стена затряслась, посыпалась известка. Стон сделался на полтона ниже,
но не прекратился. Интересно, почему бы ему не поставить кровать рядом
со шкафом доставки? Проснулся, протянул руку, нажал несколько кнопок и
вот оно - спасительное лекарство, и ты снова пьян, потому что трезвым
ты был только в детстве, что, впрочем, не бесспорно. Я стукнул в стену
еще раз, постоял немного. Стон почти совсем утих. Я удовлетворенно
кивнул и пошел умываться.
Нет, эта их автоматизация меня доконает, честное слово. Заходишь в
ванную и включается свет. Подносишь руки к крану и начинает течь вода.
Именно такой температуры, какую ты любишь и какую установил однажды на
кнопочном пульте. Убираешь руки - вода течь перестает. А пока ты здесь
умываешься, в квартире уже хозяйничает горничная, которая никакая не
горничная, а робот в виде девушки, и ты знаешь, что когда ты выйдешь
из ванной умытый и причесанный, горничной уже не будет, а в комнате
все будет сверкать чистотой и все разбросанные тобой вещи будут лежать
аккуратно, и постель твоя будет заправлена как в казарме - без единой
морщинки и со свежими простынями, а на столе тебя будет ждать завтрак
- кофе и булочки с маслом из шкафа доставки. И платить ни за что не
надо! То есть совсем не надо - все бесплатно. У них здесь все бесплат-
но. У них деньги исчезли за ненадобностью что-то около двухсот лет на-
зад.
Я без аппетита позавтракал, швырнул поднос с посудой в утробу ути-
лизатора, сел в кресло, которое тут же приняло форму моего тела и пос-
мотрел на кровать. Над такой кроватью земные инженеры бьются уже два
года и ничего у них не получается, а здесь - вот оно, чудо техники.
Ложишься на эту кровать и все. Можешь не шевелиться до утра, ни одна
часть тела не затечет. Неудивительно, что здешние жители и вставать-то
с кроватей не хотят, они большую часть жизни проводят в кровати, неко-
торые, говорят, даже унитаз приспосабливают к кровати, чтобы не вста-
вать по нужде. А если рядом с кроватью установить шкаф доставки...
Кстати, о шкафе доставки. Такое чудо на Земле тоже недоступно.
Обыкновенный металлический шкафчик с пультом из десятка кнопок и не-
большим дисплеем, внутри - пусто. Ни к какому лифту он не подключен, и
как в нем оказывается то, что ты заказываешь на пульте - неизвестно.
Заказать можно все что угодно - еду, выпивку, одежду, предметы гигиены
- через пять секунд можешь открывать шкафчик и забирать заказ. Есть
еще один шкаф - утилизатор. Все, что туда ни положишь, исчезает бесс-
ледно. И каким образом - непонятно.
Еще одна интересная штука - телевидение. Их телевидение в нашем по-
нимании и не телевидение вовсе. Телепередач у них нет, зато есть
кое-что другое. Ну, например, захотелось тебе побывать на выставке
(да, у них здесь еще есть художники и скульпторы, работают себе из
любви к искусству). Нажимаешь на кнопочку и твоя комната исчезает, ос-
тается только кресло, если ты сидишь в кресле, или кровать, если ты
лежишь на кровати, а вокруг - помещение выставочного зала. Нажимаешь
на кнопочки и "двигаешься" по залу. Эффект - потрясающий. Наше, земное
телевидение тоже дает эффект присутствия, но почему-то постоянно пом-
нишь о том, что это всего лишь эффект, а тут забываешь обо всем на
свете. Мало того, можешь даже потрогать экспонаты, осязательный эффект
тоже присутствует. Можешь посмотреть старые фильмы, если совсем обал-
дел от скуки. Фильмы действительно старые, последний фильм на планете
был снят сто восемьдесят лет назад, и это такая дрянь, что хочется
плеваться. Видно, что создатели фильма вымучивали его из себя, высасы-
вали из пальца, словно отбывали повинность.
Кстати, о повинности. У них есть закон, обязывающий граждан отбы-
вать ежедневную трудовую повинность. Каждый законопослушный гражданин
должен ежедневно отсидеть где-нибудь один час. Вот только где ему, бе-
долаге, сидеть? Ни одного учреждения на планете не осталось, а на за-
водах делать совершенно нечего, там роботы прекрасно справляются. Поэ-
тому закон не действует. Даже законодатели не собираются на заседания,
и закон о трудовой повинности отменить некому. Все сидят по домам и
дышат свежим синтетическим воздухом. Чем занимаются? Неизвестно. Мой
сосед, например, беспробудно пьет, а по утрам страдает от головной бо-
ли.
Словом, здесь создано истинно справедливое общество, реализована
вековая мечта земного человечества. Здесь нет войн, потому что не за
что воевать; здесь никто никого не притесняет и не угнетает, потому
что незачем кого-то притеснять и угнетать; здесь тихо, мирно и благоп-
ристойно. До тошноты благопристойно. Здесь мино соседствуют две циви-
лизации - человеческая и машинная. Роботы производят себе подобных и с
этой точки зрения являют собой подобие жизни, роботы обслуживают поро-
дившую их цивилизацию и ни на что не претендуют. Человек же, тот самый
человек, который и здесь когда-то звучал гордо, всем доволен и тоже ни
на что не претендует.
Поначалу мне было интересно. Потом мой интерес постепенно испарил-
ся, и теперь мне нестерпимо скучно. Не хочется ничего. Все здесь я уже
видел, осязал и обонял. Здесь решительно ничего не происходит, если не
считать постоянного воя за стеной.
Я открыл шкаф, достал передатчик, включил. По экранчику пошла рябь,
загудел зуммер вызова. С некоторых пор я каждое утро связываюсь с "Лу-
чом" и прошу забрать меня отсюда. Отвечает обычно Гарик Воротков. Вот
и сейчас на экранчике появляется его лицо, он узнает меня и лицо его
приобретает недовольное выражение.
- Привет, - говорит он без энтузиазма. - Что скажешь?
- Привет Гарик, - говорю я. - Ты уже выслал челнок?
Гарик кривит лицо, косит глазами и не смотрит на меня.
- Выслал, - наконец отвечает он. - Открывай дверь, встречай.
- Гарик, - молю я, - ну сил же никаких нет, я с тоски здесь помру.
Почему меня послали сюда, почему не на Боргей?
- На Боргей практикантов не посылают, сколько раз тебе говорить, -
устало отвечает Гарик, - там работают профессионалы.
- Плевал я на профессионалов, я сам почти уже профессионал.
- Вот именно - почти. Вот когда станешь...
- Гарик, - говорю я с восторгом. - Ты - свинья!
Гарик грустно соглашается со мной, смотрит уныло.
- Ты задание выполнил? - вопрошает он.
- Выполнил! - вру я.
- Отчет? - вопрошает Гарик.
- Я напишу, вот ей-Богу, напишу. Только не здесь. Вот прилечу и
сразу засяду писать.
- Врешь ты, - вздыхает Гарик. - Задания ты не выполнил.
- А чего тут выполнять? Все и так ясно...
- Ничего не ясно! - режет Гарик. - Рождаемость упала практически до
нуля, а почему? Почему, я у тебя спрашиваю?
- Какая тут может быть рождаемость? - в отчаянии говорю я. - Они же
дрыхнут целыми днями и ночами, им же на все наплевать, в том числе и
на рождаемость.
Гарик отрицательно качает головой.
- Это не аргумент.
- Как же не аргумент? Как же не аргумент? У них нет сексуальных
потребностей...
- А почему? - вкрадчиво спрашивает Гарик. - Куда делись у них сек-
суальные потребности? Почему у них остались потребности в пище, и со-
вершенно исчезли потребности сексуальные? Куда они делись? Объясни
мне, темному.
Я промолчал.
- Не можешь объяснить, - с удовлетворением констатировал Гарик. -
Поэтому челнок я тебе не вышлю. У тебя все?
Я снова промолчал.
- Я спрашиваю, у тебя все?
- Я вчера видел здесь девушку, - нехотя сказал я. - Красивую.
- Робот?
- Нет, кажется. Не похоже. Роботов я здесь повидал, они все постные
какие-то, бледные. Нет, это девушка.
Гарик весь подобрался.
- Ну, - выдохнул он. - И ты хочешь отсюда уехать?
- Брось, Гарик. Это же кто-то из наших. Здесь нет таких девушек.
Каждую здешнюю девушку троим мужикам не обхватить, а эта стройная. На
Лидку похожа, только это не Лидка, я разглядел.
- Коля, - проникновенно сказал Гарик, - я клянусь тебе своей боро-
дой, - он подергал гладкий подбородок, - что в городе из наших никого,
кроме тебя нет.
- Я на твою бороду... - начал я.
- Хорошо, - оборвал Гарик. - Чем поклясться?
- Гарик, миленький, - сказал я безнадежно, - чем бы ты не поклялся,
все равно соврешь, ведь у тебя же ничего святого нет, ты же не чело-
век, ты машина, в тебе же жалости ни на грош...
- Ну, заныл, - Гарик махнул рукой. - Завел свою песню. В общем так.
Что бы ты там ни думал обо мне, я тебе официально, слышишь, официально
заявляю, - он поднял палец, - в городе никого из наших нет. Кроме те-
бя, естественно. Понял?
Я уныло покивал. Не прошибешь его ничем. Я сказал:
- Нехороший вы человек, Игорь Валентинович. Спорим на сто экю, что
это кто-то из наших?
- Спорим! Сейчас только кого-нибудь в свидетели позову...
- Нехороший вы человек, Игорь Валентинович, - повторил я и отклю-
чился. Врет Гарик. Для него сто экю проспорить - раз плюнуть, зарплата
позволяет. Он эти сто экю потом отдаст и по плечу похлопает, и улыб-
нется своей улыбочкой, и скажет что-нибудь обидное, и получится, что
эти сто экю он заплатил мне за то, чтобы я тут сидел и выслеживал де-
вушку, и разгадывал загадку о снижении рождаемости. Плевал я на твои
сто экю!
Девушку я видел не только вчера. Я ее почти каждый день вижу, во
время утренних пробежек. Я, когда почувствовал, что начинаю полнеть от
неподвижного образа жизни, начал бегать по утрам. Не хватало мне рас-
толстеть здесь и стать предметом насмешек на "Луче". Поэтому я бегаю
подолгу, до седьмого пота. И вот однажды бегу это я по пустынной ули-
це, мимо домов без окон, и вижу: девушка! Я даже остановился от неожи-
данности. А она махнула платьем и завернула за угол. Пока я вышел из
столбняка, пока добежал до угла, ее и след простыл. Померещилось, ду-
маю. Не ходят здесь девушки по улицам, тем более такие стройные и
длинноволосые. Здесь даже роботы по улицам не ходят, здесь никто по
улицам не ходит, откуда же здесь взялась девушка? Потом я сообразил,
что это кто-то из наших, я ее не знаю, она, должно быть, недавно при-
летела, и бросили ее мне на помощь, выяснять, почему рождаемость упа-
ла. Потом я еще раза три-четыре ее видел, и все издалека. Один раз она
обернулась, и не могла меня не заметить, я ей даже рукой помахал, но
она не остановилась и скрылась за углом. Ну, я за девушками не привык
бегать, не хочет знакомиться, не надо. Правда сейчас Гарик все-таки
заронил во мне сомнения - а вдруг как он не врет, и это абориген? На
робота она не похожа, это точно, роботы так плавно не ходят, и бедрами
так не покачивают. Так что же это - живой человек, один из немногих на
этой планете, кто не растолстел от многогодовой неподвижности, не рас-
ползся до безобразия, приобретя форму кровати? Или это мираж? А ведь
надо это выяснить, потому что если я открою здесь нормальных людей,
это будет настоящим открытием, таким открытием, что можно будет до
конца дней почить на лаврах. И никто не будет смотреть на меня с неу-
довольствием, это я о Гарике говорю. И будут брать у меня интервью
толпы осатанелых корреспондентов, и тыкать мне в лицо микрофоны, а я
буду важно вещать...
Размечтался. Тут загудел местный вызов, и я вздрогнул, нащупал
пульт, включил звук.
- Ниокол-а! - позвал голос. Это Сип, абориген, мы с ним иногда об-
щаемся. Это я зову его Сипом, про себя, для краткости, а настоящее имя
его Сиипоа. Он может позвонить в любое время суток, для него что ночь,
что день, вот сейчас он проснулся, пожевал мятную резинку, и захоте-
лось ему мне что-то сказать. Я включил изображение и в комнату "въеха-
ла" гигантская кровать с Сипом, жирное лицо которого расплывалось в
улыбке. Мы обменялись церемонными приветствиями и Сип начал:
- Ты опять сидишь? Почему ты не лежишь? Сидеть - не функционально.
- А надоело мне лежать, я и сел, - ответил я. - Пусть не функциональ-
но, а что делать, если хочется посидеть?
- Странный ты человек, Ниокол-а, не от мира сего.
- Да, я не от мира сего, - согласился я.
- Ладно. Ты видел мою последнюю картину? - Сип был художником. Од-
ним из немногих.
- Какую?
- Девушка в пене.
- В ванне, что ли?
- В ванне, - обиделся Сип. - Скажешь тоже. В пене прибоя.
- Не видел. Покажи.
Сип засмущался, зарделся, спрятал глазки в складках жира. Сейчас
надо будет полчаса уламывать его, чтобы показал картину, не стеснялся.
- Ну давай, Сиипоа, покажи, а то мне на пробежку пора.
- На пробежку? - не понял Сип.
- Ну да. Это такой вид медитации.
- Научи.
- Не отвлекайся, пожалуйста. Потом, как-нибудь, покажу. Где твоя
картина?
Сип еще десять минут поломался, потом сжалился надо мной.
- Смотри.
Вместо кровати Сипа передо мной оказалась картина. Обнаженная де-
вушка бежит прямо в пенную волну, ее видно сбоку, волна охватывает ее,
осыпая пеной. Здорово нарисовано, я не знаток живописи, но, по-моему,
здорово. Правда, руки у девушки несколько странно поставлены и напря-
жены, и длинные волосы как-то неподвижны, а в остальном - хорошо.Хоро-
шо. Я так и сказал Сипу. Он совсем засмущался, совсем зарылся в склад-
ках жира, даже хрюкнул от удовольствия.
- Ты первый зритель, Ниокол-а, - сказал он.
- Спасибо. Можешь выставить ее, не стесняйся. Оценят. Ей-Богу, оце-
нят. Слушай, Сиипоа, а ты купался в море?
- В море? Купался.
- В настоящем?
- Зачем же в настоящем? Там микробы и вообще, температура воды.
1 2