– Послушайте, капитан, – сказал Галерс. – Бросайте это дело. Пока что вам удавалось выходить сухим из воды. Ну, уберете еще нескольких. А ваша вера запрещает вам...
– Моя вера запрещает мне многое. – В голосе Эверлейка появились сердитые интонации. – Но наступает время, когда не приходится больше полагаться только на свою совесть. Нужно выбирать из двух грехов. Я свой выбор сделал, и ничто ни на Небесах, ни в Преисподней не свернет меня с избранного пути!
Галерс понял, что это конец.
То, что в устах другого человека могло быть просто бахвальством, в устах капитана было грустной констатацией факта.
Пожав плечами, он двинулся вперед, чтобы пройти мимо Эверлейка, и в тот же момент дверь лаборатории распахнулась.
На пороге стояла Дебби.
– Отец, я слышала голоса...
Увидев Марка, девушка остановилась, как вкопанная.
– Меня удивило, что мы не ушли в город, – более спокойно произнесла она.
– Возвращайся в свою каюту! – резко приказал Эверлейк. – И забудь то, что ты здесь видела!
Галерс сделал шаг в сторону, чтобы она смогла заметить наведенное на него оружие. Не обращая внимания на Марка, Дебби подошла к отцу.
– Вернись, Дебби! Ты не осознаешь своих действий! – повысил голос капитан и, взмахнув в сторону Марка пистолетом, добавил: – Не пытайтесь бежать, Галерс! Я буду стрелять, предупреждаю!
По-прежнему не обращая внимания на происходящее вокруг, девушка, как лунатик, приближалась к отцу, не сводя с него глаз. Эверлейк медленно отступал, пока не наткнулся на стол. В глазах его мелькнуло отчаяние. Дочь подошла к нему вплотную.
– Отец, разве ты мог бы убить? Мог бы?
– Прекрати это, Дебби! – вскричал капитан. – Ты не понимаешь, что делаешь со мной!
Неожиданно он вскинул руку, словно защищаясь от удара. Дебби посмотрела на него понимающе, но вдруг вскрикнула, словно от боли. Они неотрывно глядели друг на друга, тяжело дыша. Черты их лиц начали смягчаться. Марк видел, как губы Дебби вспухли от внезапного прилива крови, грудь поднялась...
Эверлейк тихо застонал.
– Нет... нет...
Он выронил пистолет и обнял девушку.
У Галерса хватило присутствия духа метнуться вперед и подхватить пистолет. Ткнув дулом капитана в ребра, он громко произнес:
– Эверлейк, мне непонятно, что здесь происходит, но я бы советовал прекратить это прямо сейчас.
Отец и дочь не обращали на него ни малейшего внимания. Он повторил свое распоряжение. Никакой реакции. Тогда, схватив пистолет за дуло, Галерс ударил капитана рукояткой по голове. Эверлейк, даже не вскрикнув, грузно опустился на пол. Вместе с ним скользнула вниз прижавшаяся к нему девушка.
Оторвав ее от капитана, Галерс, не в силах сдерживать испытываемое им отвращение, отшвырнул Дебби к стене. Затем склонился над ее отцом, чтобы осмотреть рану на голове, но тут же был вынужден выпрямиться, чтобы еще раз отпихнуть девушку. Поняв, что она не остановится, что ее будто подгоняет что-то изнутри, он повалил ее на пол и попытался связать подвернувшимся под руку кабелем от датчика автодиагноста. Дебби отчаянно царапалась и кусалась, и ему пришлось ударить ее по затылку ладонью, а затем нанести удар коленом под подбородок. Она упала на четвереньки и, прежде чем успела подняться, была туго связана. Отдышавшись, Галерс связал и капитана, уже начавшего приходить в себя.
Казалось, какая-то внутренняя сила старается вырваться из Эверлейка наружу, прорвать его плоть, словно чрезмерно раздутый воздушный шар. Глаза капитана выкатились, рот широко открылся, спина изогнулась дугой...
– Ради всего святого, Галерс, – хватая воздух ртом, взмолился он, – выпустите меня! Я не перенесу этого! Какой стыд!
Врач шагнул к нему, но капитан, видимо, неверно понял его намерения, и снова закричал:
– Нет, я не это имел в виду! Не развязывайте меня! Я не хочу делать этого!
Стальной панцирь его сдержанности внезапно раскололся, лицо исказилось. А затем, будто мускулы лица сыграли лишь увертюру перед громом оркестра всей человеческой сущности, такие же движения охватили все тело капитана.
Ошеломленный Галерс понял, что у него припадок эпилепсии. Не успел он подойти к Эверлейку, как услышал шум у себя за спиной – у девушки тоже начались конвульсии, изо рта шла пена. Марк быстро сунул ей в зубы платок, чтобы она не могла искусать губы и язык. Как только первый приступ прошел (а длился он примерно полминуты), он вынул платок, приподнял девушку и приготовился сделать ей два укола: глюкозы и лазарина. Второй препарат был стимулятором, вошедшим во врачебную практику незадолго до его назначения на «Короля Эльфов». Хотя такая инъекция и не гарантировала оживление трупа, изготовители лазарина утверждали, что, кроме этого, он способен совершить все, что угодно. Единственным противопоказанием к его применению было слабое сердце. Поэтому Галерс уверенно ввел препарат обеим Эверлейкам и приготовил два шприца с инсулином на тот случай, если содержание сахара в крови начнет быстро нарастать. Сколько чего им давать, он не знал, однако небольшой опыт лечения Дебби и интуиция подсказывали ему, что делать.
Марк внимательно наблюдал, как приходят в себя пациенты, ибо, по его мнению, механизм действия лазарина не был еще изучен в достаточной мере. Более того, вещество это столь быстро сгорало в организме, что нужно было время на распознавание признаков понижения его в организме, чтобы немедленно сделать второй укол. Производить третью инъекцию разрешалось только в особых случаях, при крайней необходимости.
Как только щеки и глаза капитана приняли нормальный вид, Галерс поднял его и подтащил к стене. Потом развязал Дебби. Во время судорог провод глубоко впился в ее тело, и он испытывал раскаяние за причиненные ей ненужные мучения, хотя иного выхода у него просто не было.
Девушка подняла на него большие светло-голубые глаза.
– Вы чувствуете себя нормально? – спросил Марк, улыбаясь.
– Немного слаба, – прошептала она.
– Вы осознаете, что с вами произошло?
Дебби отрицательно покачала головой.
– Я верю вам, – сказал Галерс и повернулся к Эверлейку. – Мне нужно знать абсолютно точно, что произошло с вами на самом деле. По моим предположениям, вся община ремоитов чем-то поражена, причем очень серьезно. Я прав?
Капитан молчал. Твердая линия его челюстей ясно показывала, что отвечать он не собирается.
– Зря упираетесь. В ходе следствия под действием специальных препаратов вы все равно расколитесь, как миленький. Но произойдет это только на Земле, а я хочу знать уже сейчас, чтобы иметь возможность помочь Дебби. Улетев отсюда, мы, возможно, никогда уже не вернемся на Мелвилл. Вашу дочь, скорее всего, поместят в клинику и не выпустят до тех пор, пока не прояснится окончательный характер ее заболевания. Если бы я располагал всеми необходимыми данными сейчас, то смог бы оказать ей медицинскую помощь, которая, может быть, вылечила бы ее. В противном случае...
Он с надеждой вглядывался в лицо капитана, однако не заметил никаких признаков расслабления окаменевших мышц.
– Так вот. То, что я намерен сейчас сделать, будет жестоко по отношению к Дебби, но, по крайней мере, это заставит вас говорить... Прости, дорогая, прошептал он девушке.
Затем быстро поднял ее на руки и, прежде чем она успела хоть как-нибудь выразить свой протест, понес к отцу.
– Не делайте этого! – закричал Эверлейк, поняв его намерения. – Держите ее подальше! Я все расскажу! Все, что вы хотите!
Галерс опустил Дебби. Она укоризненно посмотрела на него, шатаясь подошла к столу, села и уронила голову на руки. Эверлейк с болью смотрел на нее.
– Вы – сущий дьявол, – процедил он сквозь зубы. – Вы нашли единственный способ заставить меня говорить. Знали, что я не перенесу этого!
Дрожащей рукой Галерс зажег сигарету.
– Верно. Поэтому давайте поговорим.
Капитан говорил целый час, прервав свое повествование лишь дважды – чтобы напиться воды и тогда, когда Галерс сделал им с дочерью еще по одному уколу глюкозы и лазарина. Закончив, он откинулся к стенке и разрыдался.
– Значит, название этой штуки – онерс. По имени врача Гидеона Онерса, первого человека, в котором она поселилась, – резюмировал рассказанное Галерс. – И эти онерсы, насколько я понял, являются эндопаразитами, которые пронизывают своими нитчатыми микроскопическими щупальцами все мягкие ткани «хозяина», как бы опутав его сетью. Они образуют такого же рода плоть, как клетки человеческого мозга. И, подобно нашему мозгу, онерс питается исключительно сахаром из крови.
Эверлейк кивнул. Галерс украдкой взглянул на Дебби и тотчас же отвернулся – в ее остекленевших глазах застыл ужас, кожа стала мертвенно-бледной. Девушка поняла, что все ее тело инфильтровано чуждым организмом, что она является всего лишь каркасом, внутри которого плетет паутину вампир. И его нельзя выгнать никакими средствами, он может заставить ее делать такое, на что она не согласилась бы ни при каких обстоятельствах...
Врач задумался, способна ли будет ее психика выдерживать то чудовищное напряжение, которое постоянно испытывал капитан. Нет, не выдержала бы. Но отец, пока он был еще в здравом уме, не мог...
Он заговорил снова, заговорил быстро, надеясь отвлечь ее внимание.
– Неудивительно, что рентген ничего не показывал. Нити так тонки, что их невозможно обнаружить при обычном просвечивании. Насколько я понял из того, что вы рассказали об исследованиях Онерса на самом себе и других прежде, чем он сошел с ума, паразит разветвляется по телу «хозяина» из крохотной, лишенной мозга головки, располагающейся в желудке. К головке прикреплен мешочек для размножения. Укоренившись, онерс распространяет одну из своих немногих специализированных структур во вполне определенном направлении. Если он находится в теле мужчины, то отращивает трубочку с волосок толщиной из этого мешочка к мужским семенным пузырькам. Если в теле женщины – то к женским органам размножения. И делает все это, разумеется, чисто инстинктивно. Инфильтрованный им организм издает характерный рыбный запах. «Хозяин» испускает его как дыханием, так и кожей. Как только один из «хозяев» приближается к другому настолько, что может ощущать этот запах, органы обоняния онерса также обнаруживают его. Посредством своих контактов с нейронами «хозяина» онерс посылает импульсы, возбуждающие парасимпатическую нервную систему, определяющую чувственные побуждения, и в железы, с нею связанные. Это вызывает непреодолимое влечение, и никакие моральные запреты не имеют уже никакого значения – онерсы способны разрушить их до основания. Насколько я понял, доктор Онерс был одним из первопоселенцев на Мелвилле. Твердый руководитель, высокопорядочный человек, чье поведение было безупречным. Так считали до того дня, когда его застукали с молоденькой девушкой. Расследование показало, что от него уже забеременело немалое количество женщин, все из которых, как выяснилось позже, были поражены паразитом от Онерса или независимо от него – этого так никто не узнал. Тем временем сам Онерс сопоставил феномен появления рыбного запаха и соответствующего ему аморального поведения, и обнаружил, что же собственно поселилось в нем и во многих других. Он рассек тела нескольких известных «хозяев» и отделил соматическую структуру паразита. В течение того долгого года «покаяния» одетый во все черное, Онерс снова и снова становился жертвой непреодолимых желаний паразита. Поэтому его заслали в лесную глушь и поместили в охраняемый лагерь с другими пораженными.
Эверлейк кивнул.
– Туда уходят все, в ком поселился онерс. Их изгоняют на всю оставшуюся жизнь.
– И самое ужасное заключается в том, что им запрещены любые телесные контакты с себе подобными?
– Да, – простонал капитан. – Они обречены всю жизнь испытывать ощущение близкого взрыва и страха, что это вот-вот произойдет. Эта пытка усугубляется еще и тем, что несчастных уверяют, будто они страдают за грехи в этой и других жизнях.
– И вы этому верите? – спросил Галерс.
– Разумеется.
Галерс знал, что человеку с таким образом мышления бессмысленно доказывать, что зараженные онерсами люди страдают главным образом из-за невежества и завесы секретности, которой старейшины ремоитов отгородили общину от внешнего мира. Они прекрасно понимали, что онерсы не что иное, как создания из плоти и крови, которые живут, повинуясь определенным физиологическим побуждениям, называемым инстинктами. И, тем не менее, упорствовали в обвинениях людей, в телах которых поселились онерсы, называя это карой за прегрешения их самих, либо даже их предков.
– Послушайте, капитан, – сказал Галерс. – Вы – человек умный, одаренный. Иначе вам не доверили бы командование «Королем Эльфов». Почему вы, черт побери, не обратились к земным медикам, почему не попросили их обследовать вас? Или вы думаете, что нет лекарства? Да вы просто лишили себя возможности излечиться из-за страха и невежества! А Дебби? Неужели вы не понимаете, что обрекаете свою дочь на пожизненное заключение внутри «Короля Эльфов», где она не сможет познать радость любви и счастье? Что ждет ее? Муки одиночества?
Только теперь Галерсу стало понятно, почему отец не разрешил ей покинуть борт корабля во время Празднества Жертвоприношения. Дебби могли бы тайно похитить и увезти в один из лагерей. А Эверлейк, как верноподданный член своей общины, не стал бы протестовать против этого. Ему самому приходилось избегать тесных контактов с соплеменниками из страха, что и его упекут в такой же лагерь. Какую же одинокую жизнь приходилось вести этому несчастному!
Теперь Марк понимал, какие именно соображения руководили поведением Эверлейка. Но дальше так продолжаться не могло. Сама природа онерсов и способы, с помощью которых они маскировались, делали неизбежным их широкое распространение не только на Мелвилле, но и по всей Галактике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9