смеситель для накладной раковины
Мыв крепости. Это настоящая крепость, которую можно оборонять. Пока вы все распаковывали чемоданы, Барралонг, Ханкер и я осмотрели ее. В крепости есть крытый колодец – в случае необходимости мы сможем доставать воду из ущелья внизу. В скале вырублены помещения и укрытия; стена задняя прочная, высокая и совершенно гладкая, по ней не взберешься. Большие ворота можно при нужде легко забаррикадировать. Лестница в скале ведет к тому легкому мостику – его можно разрушить.
– Мы еще не осмотрели все помещения в скале. В лице мистера Ханкера мы имеем химика – то есть он был химиком до того, как кинопромышленность провозгласила его своим королем. – и он утверждает, что в лабораториях достаточно материалов для изготовления большого запаса бомб. Наша группа, как я убедился, располагает пятью револьверами с достаточным количеством патронов. Это лучше, чем я ожидал. Что же касается продовольствия, – его хватит надолго.
– Как это нелепо! – воскликнул мистер Барнстейпл, вскакивая с места и тут же садясь снова. – Совершеннейший абсурд! Выступить против этих гостеприимных людей! Да стоит им захотеть – они разнесут вдребезги всю эту жалкую скалу!
– А! – вскричал мистер Кэтскилл и указал на него пальцем. – Мы и об этом подумали. Мы можем последовать примеру Кортеса: он в самом сердце Мехико держал взаперти Монтецуму в качестве пленника и заложника. У нас тоже будет заложник. Прежде чем начинать действовать, сперва заложник…
– А бомбы с аэропланов?
– А есть ли они в Утопии? Имеют ли они понятие о них? И опять-таки – у нас ведь будет заложник!
– Надо только, чтобы это была какая-нибудь важная персона, – сказал мистер Ханкер.
– Кедр и Серпентин – оба достаточно значительные люди, – сказал мистер Берли тоном беспристрастного наблюдателя.
– Неужели, сэр, и вы станете поддерживать эти мальчишеские пиратские фантазии! – воскликнул глубоко возмущенный мистер Барнстейпл.
– Мальчишеские! – вознегодовал отец Эмертон. – Перед вами член кабинета, пэр Англии и крупный промышленник!
– Дорогой сэр, – сказал мистер Берли, – мы ведь в конце концов только рассматриваем всякие возможные случаи. Право же, я не вижу, почему нам нельзя обсудить эти возможности. Хотя я молю небо, чтобы нам не пришлось ими воспользоваться… Итак, вы говорили, Руперт, что…
– Мы должны утвердиться здесь, и заявить о своей независимости, и заставить утопийцев с нами считаться.
– Правильно! – крикнул от всего сердца мистер Ридли. – Кое с кем из этих утопийцев я сам с удовольствием посчитаюсь!
– Мы должны, – продолжал мистер Кэтскилл, – превратить эту тюрьму в наш Капитолийский холм, где твердо станет нога земного человека. Это будет нога, всунутая в дверь, чтобы она осталась навсегда открытой для нашей расы!
– Дверь закрыта наглухо, – сказал мистер Барнстейпл. – Только по милости утопийцев мы можем надеяться снова увидеть наш земной мир. Да и это еще сомнительно.
– Эта мысль не дает мне уснуть по ночам, – пожаловался мистер Ханкер.
– Эта мысль, видимо, приходит в голову всем нам, – заметил мистер Берли.
– И мысль эта чертовски неприятна, настолько, что о ней не хочется говорить, – заявил лорд Барралонг.
– А я как-то об этом до сих пор не подумал! – пробормотал Пенк. – Неужто и вправду, сэр, мы… мы не сможем выбраться отсюда?
– Будущее покажет, – сказал мистер Берли. – Именно поэтому я с большим интересом жду дальнейшего изложения идей мистера Кэтскилла.
Мистер Кэтскилл снова упер руки в бока и заговорил очень торжественно:
– В одном я согласен с мистером… мистером Барн… Барнаби… Я считаю, что у нас мало шансов снова увидеть когда-нибудь столь милые нашему сердцу города родной планеты.
– Я чувствовала это, – прошептала леди Стелла побледневшими губами. – Я это знала еще два дня назад.
– Подумать только, что мой воскресный отдых растянется на целую вечность! – добавил мосье Дюпон.
Несколько мгновений все молчали.
– Так как же это… – начал наконец Пенк. – Это же… Выходит, что мы вроде как померли?
– Но я непременно должна вернуться туда! – внезапно разразилась мисс Грита Грей, словно отмахиваясь от бреда сумасшедшего. – Это нелепо! Я должна выступать в «Альгамбре» второго сентября. Это совершенно обязательно! Мы сюда попали без всякого труда – почему же вы говорите, что я не могу вернуться тем же путем обратно?
Лорд Барралонг посмотрел на нее и сказал с нежным злорадством:
– Вам придется подождать.
– Но я должн-а-а! – пропела она.
– Бывают вещи, невозможные даже для мисс Гриты Грей.
– Закажите специальный аэроплан! – настаивала она. – Делайте что хотите!
Он снова посмотрел на нее с усмешкой состарившегося эльфа и покачал головой.
– Мой милый, – сказала она, – вы до сих пор видели меня только во время отдыха. Работа – это серьезное дело.
– Деточка, ваша «Альгамбра» так же далеко от нас сейчас, как дворец царя Навуходоносора… Это невозможно.
– Но я должна! – повторила она с обычным царственным видом. – И больше говорить не о чем.
3
Мистер Барнстейпл встал из-за стола, подошел к пролому в стене замка, откуда открывался вид на погружающийся в темноту дикий ландшафт, и сел там. Глаза его перебегали от маленькой группы людей, разговаривающих за столом, к озаренным лучами заходящего солнца утесам над краем ущелья и к угрюмым склонам горы, раскинувшимся под скалой. В этом мире ему, возможно, придется провести остаток своих дней…
А ведь этих дней будет не так много, если мистер Кэтскилл настоит на своем. Сайденхем, жена, сыновья – все это действительно так же далеко, «как дворец царя Навуходоносора».
Он почти не вспоминал о семье с тех пор, как опустил письмо жене. Сейчас у него мелькнуло смешное желание – подать им весточку о себе, хоть какой-нибудь знак, если бы только это было возможно! Как странно, что они никогда больше не получат от него письма и ничего не узнают о его судьбе! Как они будут жить без него? Наверное, у них будут затруднения с его счетом в банке. И со страховой премией? Он давно собирался завести с женой совместно-раздельный банковский счет, но почему-то решил не делать этого… Совместно-раздельный… Так должен бы поступать каждый муж и глава семьи… Он снова стал прислушиваться к речи мистера Кэтскилла, развивавшего свои планы.
– Мы должны привыкнуть к мысли, что наше пребывание здесь будет долгим, очень долгим. Давайте жене будем обманываться на этот счет. Пройдет много лет, возможно, даже сменится много поколений.
Это поразило Пенка.
– Я что-то не пойму, – сказал он. – Как это может быть – «много поколений»?
– Я еще скажу об этом, – ответил мистер Кэтскилл.
– Да уж! – заметил мистер Пенк и погрузился в глубокую задумчивость, устремив взгляд на леди Стеллу.
– Нам придется оставаться на этой планете небольшой самостоятельной общиной до тех пор, пока мы не покорим ее, как римляне покорили греков, пока не овладеем ее наукой и не подчиним ее нашим целям. Это потребует длительной борьбы. Да, очень длительной борьбы. Мы должны оставаться замкнутой общиной, считать себя колонией, если угодно, гарнизоном, пока не наступит день воссоединения. Мы должны иметь заложников, сэр, и не только заложников. Возможно, для нашей цели будет необходимо – а если необходимо для нашей цели, то и быть посему! – залучить сюда и других утопийцев, захватить их в юном возрасте, пока здешнее так называемое образование не сделает их непригодными для нашей цели – для воспитания их в духе великих традиций нашей империи и нашей расы.
Мистер Ханкер хотел было что-то сказать, но воздержался.
Мосье Дюпон резко поднялся из-за стола, сделал несколько шагов, вернулся и продолжал стоя слушать мистера Кэтскилла.
– Поколений? – повторил мистер Пенк.
– Да, – сказал мистер Кэтскилл. – Поколений! Потому что здесь мы чужеземцы, такие же, как другой отряд искателей приключений, который двадцать пять столетий назад воздвиг свою цитадель на Капитолийском холме у вод стремительного Тибра. Наш Капитолийский холм здесь, и он намного величественнее, как и наш Рим величественнее и обширнее того, старого. И, подобно этому отряду римских искателей приключений, мы должны увеличить наши небольшие силы за счет окружающих нас сабинян – захватывать себе слуг, помощников и подруг! Нет жертвы слишком великой, если она будет принесена ради великих возможностей, которые таятся в нашем начинании.
Судя по виду мосье Дюпона, он уже готов был принести эту жертву.
– Но с обязательным бракосочетанием! – изрек отец Эмертон.
– Да, да, с бракосочетанием, – согласился мистер Кэтскилл и продолжал: – Итак, сэр, мы укрепимся, и утвердимся здесь, и будем держать в руках эту пустынную область, и будем внедрять наш престиж, наше влияние и наш дух в инертное тело этой вырождающейся Утопии. Мы будем делать это до тех пор, пока не овладеем секретом, которого искали Арден и Гринлейк, и не найдем путь обратно, к нашему собственному народу, открыв тем самым миллионам людей нашей перенаселенной империи доступ…
4
– Одну минуту, – перебил мистер Ханкер. – Одну минуту. Я насчет империи…
– Вот именно! – подхватил мосье Дюпон, словно вдруг очнувшись от каких-то романтических грез наяву. – Относительно вашей империи!
Мистер Кэтскилл задумчиво и несколько смущенно взглянул на них.
– Я употребил слово «империя» в самом широком смысле.
– Вот именно! – воинственно бросил мосье Дюпон
– Я имел в виду… э… нашу Атлантическую цивилизацию вообще…
– Сэр, прежде чем вы начнете рассуждать об англосаксонском единстве и о народах, говорящих на английском языке, – заявил мосье Дюпон со все возрастающим раздражением, – позвольте напомнить вам, сэр, об одном важном факте, который вы, вероятно, упустили из виду. Язык Утопии, сэр, – французский язык! Я хотел бы напомнить вам об этом. Я хотел бы, чтобы вы удержали это в памяти. Я не стану здесь подчеркивать, сколько жертв понесла и сколько мук претерпела Франция во имя цивилизации…
Его прервал мистер Берли:
– Вполне естественное заблуждение. Простите меня, но я должен указать: язык Утопии не французский язык.
«Ну, конечно, – подумал мистер Барнстейпл, – мосье Дюпон ведь не слышал объяснений относительно языка».
– Позвольте мне, сэр, верить свидетельству своих собственных ушей, – ответил с надменной учтивостью француз. – Эти утопийцы, смею вас заверить, говорят по-французски, именно по-французски, это прекрасный французский язык!
– Они не говорят ни на каком языке, – сказал мистер Берли.
– Даже на английском? – насмешливо прищурился мосье Дюпон.
– Даже на английском.
– И даже на языке Лиги Наций? Ба, да зачем я спорю? Они говорят по-французски. Даже бош не посмел бы отрицать этого. Надо быть англичанином, чтобы…
«Очаровательная перепалка», – подумал мистер Барнстейпл. Поблизости не было ни одного утопийца, чтобы разубедить мосье Дюпона, и тот твердо отстаивал свое убеждение… Со смешанным чувством жалости, презрения и гнева мистер Барнстейпл слушал, как кучка людей, затерянных в сумерках огромного, чужого и, быть может, враждебного мира, все больше и больше распаляется, споря о том, какая из их трех наций имеет «право» на господство над Утопией, «право», основанное исключительно на алчности и недомыслии. Голоса то переходили в крик, то понижались до судорожного полушепота по мере того, как разгорался привычный национальный эгоизм. Мистер Ханкер твердил, что не знает никаких империй; мосье Дюпон повторял, что право Франции превыше всего. Мистер Кэтскилл лавировал и изворачивался. Мистеру Барнстейплу это столкновение патриотических пристрастий казалось дракой собак на тонущем корабле. В конце концов упорный и находчивый мистер Кэтскилл сумел умиротворить своих противников.
Стоя во главе стола, он объяснил, что употребил слово «империя» в переносном смысле, извинился за то, что вообще употребил его, и указал, что под «империей» он подразумевал всю западную цивилизацию.
– Когда я произносил это слово, – сказал он, обращаясь к мистеру Ханкеру, – я имел в виду общее наше братство и согласие. Я имел в виду, – добавил он, поворачиваясь к Дюпону, – и наш испытанный и нерушимый союз.
– По крайней мере здесь нет русских, – сказал мосье Дюпон. – И немцев тоже.
– Правильно, – подтвердил лорд Барралонг. – Мы опередили здесь бошей и не допустим их сюда.
– Я надеюсь, что японцы тоже полностью устраняются, – сказал мистер Ханкер.
– Не вижу причин, почему бы нам сразу не установить цветной барьер, – задумчиво произнес лорд Барралонг. – Мне кажется, мы нашли здесь уже готовый мир белого человека.
– И все-таки, – холодно и настойчиво добавил мосье Дюпон, – вы извините меня, но я попрошу вас несколько уточнить наши теперешние отношения и закрепить их соответствующими гарантиями, эффективными гарантиями, дабы величайшие жертвы, которые принесла и продолжает приносить Франция на алтарь цивилизации, могли получить надлежащее признание и соответствующее вознаграждение в предпринимаемом нами деле… Я прошу только справедливости, – заключил мосье Дюпон.
5
Негодование придало смелости мистеру Барнстейплу. Он спустился со своего насеста на стене и подошел к столу.
– Кто из нас сошел с ума? – спросил он. – Вы или я? Вся эта грызня вокруг флагов, престижа своей страны, фантастических притязаний, заслуг и прочего – безнадежная чепуха. Неужели вы до сих пор не понимаете, в каком мы положении?
На мгновение у него перехватило дыхание, но он справился с собой и продолжал:
– Неужели вы не способны разговаривать о человеческих делах иначе, как на языке войны, захватов, грабежа, национальных флагов? Неужели вы не ощущаете подлинную меру вещей, не видите, в какой мир мы с вами попали? Я уже говорил, мы похожи на кучку дикарей из эрлкортского балагана, задумавших покорить Лондон. Да, мы – как эти жалкие каннибалы в сердце гигантской столицы, мечтающие возродить в Утопии нашу старую мерзость, давно здесь забытую. На что мы можем рассчитывать в этой дикой затее?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– Мы еще не осмотрели все помещения в скале. В лице мистера Ханкера мы имеем химика – то есть он был химиком до того, как кинопромышленность провозгласила его своим королем. – и он утверждает, что в лабораториях достаточно материалов для изготовления большого запаса бомб. Наша группа, как я убедился, располагает пятью револьверами с достаточным количеством патронов. Это лучше, чем я ожидал. Что же касается продовольствия, – его хватит надолго.
– Как это нелепо! – воскликнул мистер Барнстейпл, вскакивая с места и тут же садясь снова. – Совершеннейший абсурд! Выступить против этих гостеприимных людей! Да стоит им захотеть – они разнесут вдребезги всю эту жалкую скалу!
– А! – вскричал мистер Кэтскилл и указал на него пальцем. – Мы и об этом подумали. Мы можем последовать примеру Кортеса: он в самом сердце Мехико держал взаперти Монтецуму в качестве пленника и заложника. У нас тоже будет заложник. Прежде чем начинать действовать, сперва заложник…
– А бомбы с аэропланов?
– А есть ли они в Утопии? Имеют ли они понятие о них? И опять-таки – у нас ведь будет заложник!
– Надо только, чтобы это была какая-нибудь важная персона, – сказал мистер Ханкер.
– Кедр и Серпентин – оба достаточно значительные люди, – сказал мистер Берли тоном беспристрастного наблюдателя.
– Неужели, сэр, и вы станете поддерживать эти мальчишеские пиратские фантазии! – воскликнул глубоко возмущенный мистер Барнстейпл.
– Мальчишеские! – вознегодовал отец Эмертон. – Перед вами член кабинета, пэр Англии и крупный промышленник!
– Дорогой сэр, – сказал мистер Берли, – мы ведь в конце концов только рассматриваем всякие возможные случаи. Право же, я не вижу, почему нам нельзя обсудить эти возможности. Хотя я молю небо, чтобы нам не пришлось ими воспользоваться… Итак, вы говорили, Руперт, что…
– Мы должны утвердиться здесь, и заявить о своей независимости, и заставить утопийцев с нами считаться.
– Правильно! – крикнул от всего сердца мистер Ридли. – Кое с кем из этих утопийцев я сам с удовольствием посчитаюсь!
– Мы должны, – продолжал мистер Кэтскилл, – превратить эту тюрьму в наш Капитолийский холм, где твердо станет нога земного человека. Это будет нога, всунутая в дверь, чтобы она осталась навсегда открытой для нашей расы!
– Дверь закрыта наглухо, – сказал мистер Барнстейпл. – Только по милости утопийцев мы можем надеяться снова увидеть наш земной мир. Да и это еще сомнительно.
– Эта мысль не дает мне уснуть по ночам, – пожаловался мистер Ханкер.
– Эта мысль, видимо, приходит в голову всем нам, – заметил мистер Берли.
– И мысль эта чертовски неприятна, настолько, что о ней не хочется говорить, – заявил лорд Барралонг.
– А я как-то об этом до сих пор не подумал! – пробормотал Пенк. – Неужто и вправду, сэр, мы… мы не сможем выбраться отсюда?
– Будущее покажет, – сказал мистер Берли. – Именно поэтому я с большим интересом жду дальнейшего изложения идей мистера Кэтскилла.
Мистер Кэтскилл снова упер руки в бока и заговорил очень торжественно:
– В одном я согласен с мистером… мистером Барн… Барнаби… Я считаю, что у нас мало шансов снова увидеть когда-нибудь столь милые нашему сердцу города родной планеты.
– Я чувствовала это, – прошептала леди Стелла побледневшими губами. – Я это знала еще два дня назад.
– Подумать только, что мой воскресный отдых растянется на целую вечность! – добавил мосье Дюпон.
Несколько мгновений все молчали.
– Так как же это… – начал наконец Пенк. – Это же… Выходит, что мы вроде как померли?
– Но я непременно должна вернуться туда! – внезапно разразилась мисс Грита Грей, словно отмахиваясь от бреда сумасшедшего. – Это нелепо! Я должна выступать в «Альгамбре» второго сентября. Это совершенно обязательно! Мы сюда попали без всякого труда – почему же вы говорите, что я не могу вернуться тем же путем обратно?
Лорд Барралонг посмотрел на нее и сказал с нежным злорадством:
– Вам придется подождать.
– Но я должн-а-а! – пропела она.
– Бывают вещи, невозможные даже для мисс Гриты Грей.
– Закажите специальный аэроплан! – настаивала она. – Делайте что хотите!
Он снова посмотрел на нее с усмешкой состарившегося эльфа и покачал головой.
– Мой милый, – сказала она, – вы до сих пор видели меня только во время отдыха. Работа – это серьезное дело.
– Деточка, ваша «Альгамбра» так же далеко от нас сейчас, как дворец царя Навуходоносора… Это невозможно.
– Но я должна! – повторила она с обычным царственным видом. – И больше говорить не о чем.
3
Мистер Барнстейпл встал из-за стола, подошел к пролому в стене замка, откуда открывался вид на погружающийся в темноту дикий ландшафт, и сел там. Глаза его перебегали от маленькой группы людей, разговаривающих за столом, к озаренным лучами заходящего солнца утесам над краем ущелья и к угрюмым склонам горы, раскинувшимся под скалой. В этом мире ему, возможно, придется провести остаток своих дней…
А ведь этих дней будет не так много, если мистер Кэтскилл настоит на своем. Сайденхем, жена, сыновья – все это действительно так же далеко, «как дворец царя Навуходоносора».
Он почти не вспоминал о семье с тех пор, как опустил письмо жене. Сейчас у него мелькнуло смешное желание – подать им весточку о себе, хоть какой-нибудь знак, если бы только это было возможно! Как странно, что они никогда больше не получат от него письма и ничего не узнают о его судьбе! Как они будут жить без него? Наверное, у них будут затруднения с его счетом в банке. И со страховой премией? Он давно собирался завести с женой совместно-раздельный банковский счет, но почему-то решил не делать этого… Совместно-раздельный… Так должен бы поступать каждый муж и глава семьи… Он снова стал прислушиваться к речи мистера Кэтскилла, развивавшего свои планы.
– Мы должны привыкнуть к мысли, что наше пребывание здесь будет долгим, очень долгим. Давайте жене будем обманываться на этот счет. Пройдет много лет, возможно, даже сменится много поколений.
Это поразило Пенка.
– Я что-то не пойму, – сказал он. – Как это может быть – «много поколений»?
– Я еще скажу об этом, – ответил мистер Кэтскилл.
– Да уж! – заметил мистер Пенк и погрузился в глубокую задумчивость, устремив взгляд на леди Стеллу.
– Нам придется оставаться на этой планете небольшой самостоятельной общиной до тех пор, пока мы не покорим ее, как римляне покорили греков, пока не овладеем ее наукой и не подчиним ее нашим целям. Это потребует длительной борьбы. Да, очень длительной борьбы. Мы должны оставаться замкнутой общиной, считать себя колонией, если угодно, гарнизоном, пока не наступит день воссоединения. Мы должны иметь заложников, сэр, и не только заложников. Возможно, для нашей цели будет необходимо – а если необходимо для нашей цели, то и быть посему! – залучить сюда и других утопийцев, захватить их в юном возрасте, пока здешнее так называемое образование не сделает их непригодными для нашей цели – для воспитания их в духе великих традиций нашей империи и нашей расы.
Мистер Ханкер хотел было что-то сказать, но воздержался.
Мосье Дюпон резко поднялся из-за стола, сделал несколько шагов, вернулся и продолжал стоя слушать мистера Кэтскилла.
– Поколений? – повторил мистер Пенк.
– Да, – сказал мистер Кэтскилл. – Поколений! Потому что здесь мы чужеземцы, такие же, как другой отряд искателей приключений, который двадцать пять столетий назад воздвиг свою цитадель на Капитолийском холме у вод стремительного Тибра. Наш Капитолийский холм здесь, и он намного величественнее, как и наш Рим величественнее и обширнее того, старого. И, подобно этому отряду римских искателей приключений, мы должны увеличить наши небольшие силы за счет окружающих нас сабинян – захватывать себе слуг, помощников и подруг! Нет жертвы слишком великой, если она будет принесена ради великих возможностей, которые таятся в нашем начинании.
Судя по виду мосье Дюпона, он уже готов был принести эту жертву.
– Но с обязательным бракосочетанием! – изрек отец Эмертон.
– Да, да, с бракосочетанием, – согласился мистер Кэтскилл и продолжал: – Итак, сэр, мы укрепимся, и утвердимся здесь, и будем держать в руках эту пустынную область, и будем внедрять наш престиж, наше влияние и наш дух в инертное тело этой вырождающейся Утопии. Мы будем делать это до тех пор, пока не овладеем секретом, которого искали Арден и Гринлейк, и не найдем путь обратно, к нашему собственному народу, открыв тем самым миллионам людей нашей перенаселенной империи доступ…
4
– Одну минуту, – перебил мистер Ханкер. – Одну минуту. Я насчет империи…
– Вот именно! – подхватил мосье Дюпон, словно вдруг очнувшись от каких-то романтических грез наяву. – Относительно вашей империи!
Мистер Кэтскилл задумчиво и несколько смущенно взглянул на них.
– Я употребил слово «империя» в самом широком смысле.
– Вот именно! – воинственно бросил мосье Дюпон
– Я имел в виду… э… нашу Атлантическую цивилизацию вообще…
– Сэр, прежде чем вы начнете рассуждать об англосаксонском единстве и о народах, говорящих на английском языке, – заявил мосье Дюпон со все возрастающим раздражением, – позвольте напомнить вам, сэр, об одном важном факте, который вы, вероятно, упустили из виду. Язык Утопии, сэр, – французский язык! Я хотел бы напомнить вам об этом. Я хотел бы, чтобы вы удержали это в памяти. Я не стану здесь подчеркивать, сколько жертв понесла и сколько мук претерпела Франция во имя цивилизации…
Его прервал мистер Берли:
– Вполне естественное заблуждение. Простите меня, но я должен указать: язык Утопии не французский язык.
«Ну, конечно, – подумал мистер Барнстейпл, – мосье Дюпон ведь не слышал объяснений относительно языка».
– Позвольте мне, сэр, верить свидетельству своих собственных ушей, – ответил с надменной учтивостью француз. – Эти утопийцы, смею вас заверить, говорят по-французски, именно по-французски, это прекрасный французский язык!
– Они не говорят ни на каком языке, – сказал мистер Берли.
– Даже на английском? – насмешливо прищурился мосье Дюпон.
– Даже на английском.
– И даже на языке Лиги Наций? Ба, да зачем я спорю? Они говорят по-французски. Даже бош не посмел бы отрицать этого. Надо быть англичанином, чтобы…
«Очаровательная перепалка», – подумал мистер Барнстейпл. Поблизости не было ни одного утопийца, чтобы разубедить мосье Дюпона, и тот твердо отстаивал свое убеждение… Со смешанным чувством жалости, презрения и гнева мистер Барнстейпл слушал, как кучка людей, затерянных в сумерках огромного, чужого и, быть может, враждебного мира, все больше и больше распаляется, споря о том, какая из их трех наций имеет «право» на господство над Утопией, «право», основанное исключительно на алчности и недомыслии. Голоса то переходили в крик, то понижались до судорожного полушепота по мере того, как разгорался привычный национальный эгоизм. Мистер Ханкер твердил, что не знает никаких империй; мосье Дюпон повторял, что право Франции превыше всего. Мистер Кэтскилл лавировал и изворачивался. Мистеру Барнстейплу это столкновение патриотических пристрастий казалось дракой собак на тонущем корабле. В конце концов упорный и находчивый мистер Кэтскилл сумел умиротворить своих противников.
Стоя во главе стола, он объяснил, что употребил слово «империя» в переносном смысле, извинился за то, что вообще употребил его, и указал, что под «империей» он подразумевал всю западную цивилизацию.
– Когда я произносил это слово, – сказал он, обращаясь к мистеру Ханкеру, – я имел в виду общее наше братство и согласие. Я имел в виду, – добавил он, поворачиваясь к Дюпону, – и наш испытанный и нерушимый союз.
– По крайней мере здесь нет русских, – сказал мосье Дюпон. – И немцев тоже.
– Правильно, – подтвердил лорд Барралонг. – Мы опередили здесь бошей и не допустим их сюда.
– Я надеюсь, что японцы тоже полностью устраняются, – сказал мистер Ханкер.
– Не вижу причин, почему бы нам сразу не установить цветной барьер, – задумчиво произнес лорд Барралонг. – Мне кажется, мы нашли здесь уже готовый мир белого человека.
– И все-таки, – холодно и настойчиво добавил мосье Дюпон, – вы извините меня, но я попрошу вас несколько уточнить наши теперешние отношения и закрепить их соответствующими гарантиями, эффективными гарантиями, дабы величайшие жертвы, которые принесла и продолжает приносить Франция на алтарь цивилизации, могли получить надлежащее признание и соответствующее вознаграждение в предпринимаемом нами деле… Я прошу только справедливости, – заключил мосье Дюпон.
5
Негодование придало смелости мистеру Барнстейплу. Он спустился со своего насеста на стене и подошел к столу.
– Кто из нас сошел с ума? – спросил он. – Вы или я? Вся эта грызня вокруг флагов, престижа своей страны, фантастических притязаний, заслуг и прочего – безнадежная чепуха. Неужели вы до сих пор не понимаете, в каком мы положении?
На мгновение у него перехватило дыхание, но он справился с собой и продолжал:
– Неужели вы не способны разговаривать о человеческих делах иначе, как на языке войны, захватов, грабежа, национальных флагов? Неужели вы не ощущаете подлинную меру вещей, не видите, в какой мир мы с вами попали? Я уже говорил, мы похожи на кучку дикарей из эрлкортского балагана, задумавших покорить Лондон. Да, мы – как эти жалкие каннибалы в сердце гигантской столицы, мечтающие возродить в Утопии нашу старую мерзость, давно здесь забытую. На что мы можем рассчитывать в этой дикой затее?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35