ТИГР У ВРАТ ШАДИЗАРА


К.Уйэнрайт


К вечеру Конан, наконец, добрался до шадизарских стен и
башен.
Перед ним на широкой равнине лежал Город Негодяев
прекрасный и порочный, полный богатств и нищеты, манящая и
опасная цель его странствий. Здесь, в святилище Бела и в
воровских кварталах Пустыньки сбудется сокровенная мечта,
согревавшая его долгими ночами в холодных гладиаторских
казармах Халоги; здесь он станет искусным и удачливым
вором! Дерзким, умелым, лучшим из всех!
Уже смеркалось, и багровый глаз Митры, склонявшийся в
далеким отрогам Карпашских гор, золотил лишь зубчатые
верхушки башен и купола храмов. Городские стены были высоки
и прочны; ворота, окованные широкими железными полосами,
тяжелые, обоженные солнцем и побитые ветрами, оказались
закрытыми.
Если б на месте киммерийца был обыкновенный крестьянин
или торговец, вряд ли он стал стучать в массивные створки в
такое время и беспокоить стражу. У простого путника один
лишь вид подобных стен и мощных врат привычно вызывал
должное уважение; человек просто отошел бы от греха
подальше за ближайший холм и скоротал там ночь, дрожа от
холода и ожидая того времени, когда у вожделенных ворот
начнут собираться торговцы овощами и живностью из ближайших
селений, когда подойдут караваны из далеких стран и когда
стражники, опухшие от пьянства и бессонной ночи, проведенной
за игрой в кости, лениво двинутся к воротам, и те, как бы
нехотя, повернутся на скрипучих петлях.
Тогда даровано будет путникам войти в город, но не
бесплатно, ибо дань придется заплатить всем: и богатом
караванщику, и бедному торговцу, и нищему бродяге. Все, все
должны раскошелится на процветание прекраснейшего из городов
Заморы! И еще не всякого впустят свирепые стражи: если не
понравится им кто-то своим видом, или мзда покажется
недостаточной, не видать бедняге как своих ушей ни пышных
храмов, ни богатых дворцов, ни шумного базара. Долго он
будет скулить, как побитая собака, и вымаливать разрешение
на вход, пока, наконец, вдоволь натешившись его унижением и
вытряхнув кошелек, а глаз стражи на такие вещи наметанный!
Эти потомки шакала дадут ему, наконец, возможность войти в
город. Как говорят мудрые, привратник на своем месте главней
правителя, ибо тот далеко, а страж вот он, рядом!
Конану, однако, о таких высоких материях рассуждать
было недосуг. Он не один день провел в пути, устал,
несмотря на свою молодость и могучее здоровье, и был
страшно голоден и, как всякий голодный, зол и нетерпелив.
У него огромные и крепкие шадизарские врата не вызвали
большого уважения; он просто видел в них помеху на своем
пути. Ни мгновения не раздумывая, он подошел вплотную и
грохнул по обшарпанной, обглоданной временем доске. Удар
могучего, как кувалда, кулака обрушился на створку, и
дерево загудело подобно большому барабану под колотушкой
глашатая.
- Кого еще Нергал принес в такое время? Эй, Кетаб,
посмотри! Кетаб, сын пса, тебе сказано! Взгляни, кто там
ломится в ворота! Не иначе, как туранский владыка или
король Немедии! - Нехотя оторвавшись от кувшина с вином,
старший стражник махнул рукой в направлении врат.
Высокий и тощий воин-заморанец, недобрым словом поминая
всякую шваль, что бродит в такое время за стенами, поплелся
в указанном направлении. Подойдя к воротам, он слегка
отодвинул планку, закрывавшую смотровую щель, выглянул
наружу и высоко вздернул брови. Перед ним стоял
черноволосый высокий парень в истрепанных и потерявших
всякий цвет лохмотьях; на поясе его висел кинжал, а над
плечом торчала рукоять меча. Парень выглядел уставшим и
утомленным на вид, и стражник уже собирался, помянув в
очередной раз Нергала, послать его подальше, но,
встретившись с ним глазами, ощутил вдруг странную слабость
в ногах. Стальной взгляд синих зрачков, будто бы
пронизывающий насквозь, заставил заморанца поежиться от
непонятного чувства страха, хоть он и был в полной
безопасности за толстыми створками ворот. Приглядевшись
внимательней, страж понял, что перед ним юноша, да что
там, мальчишка, лет шестнадцати-семнадцати, не больше; но
от него исходила сила и мощь, приставшие любому бойцу,
прошедшему сквозь множество битв.
- Ну, что ты там застрял, собачье дерьмо? - нетерпеливо
поинтересовался старший, видя, что Кетаб как будто прирос к
смотровой щели. Пока страж соображал, что ответить,
начальник поднялся на ноги и, подойдя к воротам, встал
рядом со своим воином.
- Ты что, язык проглотил или напился ослиной мочи? Дай
я сам посмотрю! - плечом отодвинул Кетаба и приник к щели.
- Впусти-ка меня в город, отец доблести. Видишь, уже
близиться тьма, а я голоден и не хочу ночевать в степи,
среди шакалов и ночных духов, спокойно произнес стоявший у
ворот. - У меня нечем заплатить, но, клянусь Кромом, я не
забуду твоей доброты и, как знать, может, и пригожусь тебе.
А не пустишь, так это я тоже запомню!
Не в привычках шадизарских стражников было впускать
его-то в позднее время, а уж чтоб безвозмездно... Но что-то
ощущалось в этом юноше такое, что руки стражника словно
сами собой потянулись к висевшим на поясе ключам.
"Нергал его знает! Лучше не связываться с этаким
разбойником! Мало ли что может случиться?" - пронеслось у
него в голове. Вслед за этой мыслью ключ попал прямиком в
замочную скважину, сдвинулись смазанные маслом засовы, и
Конан вошел в город своей мечты.

* * *

Любого, попавшего в Шадизар, город сей подавлял своим
великолепием и богатством. Прекраснейший из заморанских
градов располагался на перекрестке торговых путей, что вели
из восточных стран на запад в Коринфию, Бритунию и Немедию,
и дальше, в Аквилонию, Офир, Аргос, Зингару. Каждый день
богатые караваны останавливалась на шадизарских базарах,
и купцы, укрывшись от палящих лучей солнца под балдахинами
и опахалами, вели нескончаемый торг; а потом смуглые,
босоногие и расторопные носильщики распаковывали тюки,
разносили по лавкам привозные товары и грузили верблюдов
новыми сокровищами.
Когда солнце, глаз светлого Митры, уставало и
собиралось на ночной покой, торг прекращался, и купцы
обмывали удачные сделки в многочисленных тавернах и веселых
домах, где можно было не только выпить прохладного терпкого
вина, наесться до отвала жирной баранины или жареной дичи,
но и насладиться ласками жриц любви, коих было в Шадизаре
превеликое множество и разнообразие: и волоокие белотелые
женщины с севера, из Гандарланда и Бритунии; и смуглые
узкоглазые невольницы из Кхитая, особые искусницы в
любовных усладах; и тихие покорные красавицы из Офира или
Коринфии; словом, всякий гость мог удовлетворить здесь
любые свои желания. Потом, вернувшись домой, в далекие
страны, купцы своими байками об этих веселых домах удивляли
многих, и неизмеримо росла слава Шадизара, и все больше
любителей острых ощущений пускались в далекий и опасный
путь, чтобы не только обделать свои дела, но и поразвлечься
всласть в этой жемчужине Востока - еще одно прозванье, под
которым был известен Шадизар.
И все приезжавшие и приходившие в этот город оставляли
в нем дань за въезд и подати ха торговлю, плату за ужин и
выпивку, мзду за веселых девиц; и дань эта, плата и мзда
была очень, очень большой. На эти деньги рос и богател
Шадизар, на них укрепляли старые и возводили новые стены,
строили дворцы, золотили купола храмов. И всем здесь
находилось дело и заработок: и сборщикам податей, и
ростовщикам, и держателям харчевен да веселых домов, и
носильщикам, и водоносам, и шорникам, и медникам, и золотых
дел мастерам, да мало ли кто кормился здесь и, в свою
очередь, кормил этот город?
Ну, а где звенят монеты, там истинный рай доя всяческих
темных людишек: разбойников и мошенников, мелких воришек и
взломщиков, скупщиков краденного и прочих обладателей
ловких рук, умельцев в мгновение ока облегчить кошелек
ближнего то ли завевавшегося купца, то ли деревенского
простофили.
В таком городе юному Конану еще бывать не доводилось;
Халога, гиперборейская столица, где держали его в плену,
была совсем иной, холодной и мрачной. А здесь он шел по
чистым мощеным улицам, где за высокими оградами из камня
виднелись пышные особняки, окруженные великолепными садами;
здесь простирались базарные площади, окруженные лавками да
постоялыми дворами, здесь сияли разноцветные купола святилищ
Митры, Бела, Иштар и других богов, здесь слышался тихий
шепот фонтанных струй, наполнявших вечерний воздух прохладой
и свежестью.
"Неплохое местечко, клянусь Кромом!" - отметил про себя
юный киммериец. Перед его мысленным взором вновь представил
бескрайние пустоши Гипербореи с их ледяным пронизывающим
холодом, и воспоминание это была таким отчетливым, что Конан
даже поежился, несмотря на теплый ветерок, ласково
овевавший его усталое тело. Он не знал еще, что в этом
городе есть не одни лишь богатые кварталы, но и кривые
пыльные улочки да проулки, где живет простой люд, всякие
зловонные щели и лачуги, которые и домом-то назвать нельзя,
где ютятся нищие, голь перекатная и разная мелкая городская
шваль. Это будет потом, после; а пока (так уж случилось!)
он попал в Шадизар прямо с парадного входа. И, минуя уже
пустеющие улицы, молодой варвар не переставал дивиться
великолепию построек, благоуханию садов, обилию фонтанов и
сиянию зажженных светильников. Прохожих почти не было, лишь
изредка проносилась колесница какого-нибудь знатного
вельможи, запряженная сытыми лошадьми, с разнаряженым
возничим да парой слуг с увесистыми дубинками; иногда
попадался паланкин, который тоже сопровождали пара-тройка
вооруженных охранников и бежавший впереди человек с фонарем
на шесте.
Конан прошел уже несколько улиц, но пока ему не
встретились ни харчевня, ни кабак, ни веселый дом, где он
надеялся найти кров, пищу и, конечно, женщину, ибо за
время, проведенное в пути, он стосковался по этим простым
радостям. Но нет, вокруг были только роскошные дома,
дворцы, сады, храмы да галереи, и войти куда-нибудь, чтоб
обратиться с расспросами, он не решался: почти все двери
были закрыты на запоры. Справиться с ними, силой либо
хитростью, не составило бы для киммерийца особого труда, но
за каждой дверью, как он полагал, стояли на часах
стражники, охранявшие покой своих хозяев. В планы же Конана
пока не входило затевать большую потасовку; он устал, он
хотел есть и пить, он жаждал отдыха для души и тела.
Но тут ему повезло: на противоположной стороне улицы
вдруг открылась дверь, и выглянувший оттуда мужчина в синих
шелковых шароварах и расшитой желтыми цветами безрукавке
поманил киммерийца к себе. Весь его вид говорил о том, что
считает он себя человеком важным и значительным, а то, как
круглился под его одеянием большой живот, доказывало, что
живется ему совсем не плохо; со жратвой, по крайней мере,
проблем никаких.
Привратник или приказчик, решил Конан и сделал
несколько шагов в нужную сторону.
- Слушай, приятель, - начал толстопузый, со знанием
дела изучая внушительную фигуру варвара, - по виду ты
нездешний, и, похоже, ищешь работу. Моему хозяину нужны
лихие парни вроде тебя, да и оплата щедрая - двадцать монет
в месяц. А еще, - тут его рот растянулся до ушей, а лицо
стало напоминать хорошо проперченную и густо смазанную
маслом лепешку, - еще у хозяина есть несколько молоденьких
невольниц, и, коль он будет тобой доволен, сам понимаешь...
- Толстяк причмокнул губами, и глаза его совсем исчезли в
складках жирных щек.
Конан замер в нерешительности. Ему очень хотелось мяса
и вина, и здесь, наверное, все это можно будет получить
сразу, лишь только он выразит согласие. Он уже представил,
с каким наслаждением вопьется зубами в отлично прожаренного
цыпленка и опрокинет пару чаш терпкого вина, а при одном
только слове "невольницы: ноги сами понесли его вперед.
Итак, он подошел поближе к двери и загораживавшему ее
толстяку. Искушение было так велико! Запахи мяса, вина и
женской плоти уже щекотали его ноздри... Внезапно он
опомнился. Как бы ни хотелось ему сейчас, не думая ни о
чем, принять заманчивое предложение, но разве за этим
пришел он в Шадизар? Чтобы снова сделаться рабом и слугой?
Нет, хватит! Этого он успел нахлебаться в Халоге вдоволь,
а теперь ему хотелось стать вольной птицей.
- Работа мне нужна, да не нужен хозяин, - буркнул он. -
А еще лучше бы раздобыть вина и жратвы без всякой работы!
Вот и скажи мне, отвислое брюхо, где тут ближайший кабак?
- Ну и дурень же ты, оборванец! Воображаешь, тебя там
накормят? Ха! - Привратник в сердцах плюнул и, потеряв к
киммерийцу всякий интерес, хлопнул дверью.
1 2 3