Поэтому среди обитателей стали возникать легенды - исторические,
политические, фантастические и прочие. Легенды каждое утро опровергались
очередной исторической речью Кузьмы Никитича, но самые убедительные
аргументы, как видно, поглощала жвачка, так что никто ничему не верил.
Говорили темные люди, что Заведение - это самый натуральный
Александровский централ, и, следовательно, находится далеко в стране
Иркутской между двух огромных скал. Царские-де стражники закрылись от
новой власти и завели свои порядочки. "А решетки, цепи, кандалы и тачки
где?" - возражали оппоненты. "Модернизация!" - отвечали темные.
Сторонников централа, впрочем, было немного, народ в основном
подобрался грамотный: грешили на Бермудский треугольник, на Шамбалу, на
протоколы сионских мудрецов. Медицинские же работники - и врач-стрикулист,
и врач-волосопед, и врач-сатанатам, и врач-стукотолог - словом, весь
консилиум твердил в один голос: "Да, централ! Да, мудрецы! Да, Шамбала!
Вам над этим вредно задумываться, выпейте лучше успокоительного!"
Огромные никелированные емкости с успокоительным (в просторечии -
"спокуха") стояли в каждом коридоре. Тут же висели ковшики на цепочках.
Бригадир каменщиков Баблумян Ашот Аршакович думал как-то, что вода, и
хватил полной мерой. Говорить о своем открытии он никому из земляков не
стал, а то бы они наработали! Сказал только дяде Сане Синельникову,
проходящему мимо по нужде. "Вы думаете?" - удивился дядя Саня, погрузил в
ковшик палец и обсосал. Прислушался к ощущениям, сказал "Не верю!" и гордо
пошел по нужде дальше, а Баблумян хватил еще полковшика, поднялся наверх,
сказал ребятам, что от этого Кузьмы Никитича у него голова болит, и он
лучше поспит, а норму наверстает, не то, что молодые.
Так появилась еще одна позорная легенда, что Заведение -
всего-навсего лечебно-трудовой профилакторий, обитатели же - простые
алкоголики, а не хомо имморталис. Концы с концами в легенде явно не
сходились, человеческое достоинство обитателей было унижено, и Кузьма
Никитич не преминул выступить по этому поводу:
- ...злопыхательские теории... якобы типа сучок... это неправда...
исключительно апробированные нейролептики... нормотимики... тимолептики...
абортивный делирий... усиленное питание... блюдо, прозванное отщепенцами
"кирзой"... эффективнейшим и калорийнейшим... Прими, мать, прими, родная!
Прими, дорогая!! Мой сыночек будет звать!!! Бабушка родная!!!!
Были отщепенцы, а ведь и мистики были, идеалисты были! Произвольно
толковали значение слова "заведение", создали реакционную теорию, что
когда-то, на заре времен, людей-де ЗАВЕЛИ в данное здание, да там и
оставили, вот и получилось Заведение. От мистиков отпочковалось левое
крыло, считавшее, что здание (до пятого этажа, по крайней мере) создали
неведомые, но благие силы, а потом ЗАВЕЛИ в нем людей себе на потеху.
Немало пинков получили мистики от санитарной службы, немало болючих уколов
за такие речи, но не успокоились, выжидали своего часа, нет-нет да и в
стенной печати допускали глубоко порочные ошибки, но учение их было
бессильно. Во всяком случае, так заявил Кузьма Никитич и дал выродкам
этим, извергам рода человеческого, гневную отповедь:
- ...напрасно надеются те... принизить руководящую роль... поставить
под сомнение... локомобиль истории... никому не дано... вооруженная
передовым... бред особого значения... вот оно, звериное лицо... так
называемые репрессии... это неправда... Чо сказали у Ивана! Будто санки
баски!! Ой, не баски, ой, не баски!!! У его розвальни одни!!!!
И совсем уже мало сторонников имела гипотеза, что Заведение является
колонией землян на далекой, неизвестной науке планете Савчук в созвездии
Малой Механизации. Кой же черт далекая планета Савчук, если армяне строить
приезжают, как ко всем добрым людям? Э, возражали фантазеры, армяне хоть
куда доберутся, был бы фронт работ. А "кирза" на столах откуда берется? А
"кирза", говорили фантазеры, есть совокупный общественный продукт и может
водиться во всей Галактике. Кузьма Никитич на это велел чаще пить
успокоительное и добавил:
- ...не стоит... идеализация прошлого... у нас в простом народе...
было, да бельем поросло... обеспеченность бельем у нас на уровне...
прожигают сигаретами... мощнейший в Европе банно-прачечный... Расскажу
тебе, кума! Как Макар сошел с ума!! О-о-о-о-о-о-о!!! Как Макар сошел с
ума!!!!

3. БИБЛИОТЕЧНЫЙ ДЕНЬ
А в самом деле, что такое "кирза"? Нигде, кроме как в армии да в
тюрьме, не поешь такой каши. Из какого растения она добывается? Может, это
гаолян пресловутый, или латиноамериканский злак эмбарго? И отчего она
дешевым одеколоном так сильно отдает?
- Поперек горла мне эта кирза! - подытожил результаты завтрака дядя
Саня Синельников.
- Тебе идеология кузьмизма-никитизма поперек горла, путеводный свет
рабочих и крестьян! - отвечал нарком Потрошилов.
Дядя Саня стал въедливо интересоваться, чего уж такого нарком в своей
беззаветной жизни наработал и тем более накрестьянствовал. Шалва Евсеевич
показал намозоленные частым мордобитием руки, помянул проведение в жизнь
твердых решений и приказа номер двести двадцать семь лично. Снова
затрещали бязевые рубахи. Тихон Гренадеров начал беспокоиться, и
противники на время прекратили бессмысленный и бесконечный спор.
Нарком Потрошилов очень радовался Тихону Гренадерову и девственной
чистоте его сознания.
- Не чета нынешним, шибко умным! Они порнографии насмотрелись,
пастернаков начитались - работать-то и разучились. А я парня на правильную
линию выведу. Я, может, будущего вождя воспитаю тем самым! Наши головы в
профиль над президиумом вешать будут! А не ошибаются одни бездельники. Да
и не было никаких ошибок, правильно мы всех сволочей постреляли.
Шалва Евсеевич некоторое время продумывал для дяди Сани целый ряд
казней египетских и вдруг злобно заснул, а во сне увидел новый, девяносто
девятый сон: будто бы он, нарком Потрошилов, вместе с десятком других,
таких же молодых и прекрасных женщин моется в номерной бане недалеко от
города Цхалтубо, а через специальное окошечко на него любуется гений всех
времен и народов и никак не может налюбоваться. И вот уже Берия и
Каганович заворачивают его, Потрошилова, в махровую простыню и несут
куда-то, не по-русски переругиваясь промеж собой.
Досмотреть, как всегда, не дали: завыла сирена, появился на экране
Кузьма Никитич:
- ...благодаря неустанной, поистине подвижнической деятельности
прямой кишки... процесс пищеварения необратим... усилия буржуазных
идеологов...
Кузьма Никитич сидел в своем кабинете. На столе перед ним красовались
часы, подаренные с воли группой водителей-дальнорейсовиков, пожелавших
остаться неизвестными. Часы являли собой натуральную шоферскую баранку, в
середину которой был вмонтирован циферблат без стрелок. Часы громко
тикали.
- ...единственно верным путем дефекации... освобождается от всего
наносного... Чух-чух! Фр-рр!
Кузьма Никитич вдруг ухватился за баранку, будто век шоферил, и начал
издавать звуки, которые, по его мнению, наиболее полно выражали работу
автомобильного двигателя. Оператор поспешил увести камеру от
деморализующего зрелища.
На экране зато показался референт Друбецкой-заде и объяснил, что в
своей краткой, но содержательной речи Кузьма Никитич велел всем к завтрему
овладеть суммой знаний, выработанных человечеством.
- И то верно! - неожиданно согласился дядя Саня. - Пошли, Тихон, в
библиотеку: вдруг да там хорошая книжка завелась? Все выходной не зря
пройдет!
Заведывал библиотекой Семен Агрессор. А в Заведение Семену Агрессору,
сыну старика Агрессора, пособили попасть товарищи по работе. Они стали
замечать за Семеном странности: иногда ему казалось, что он хочет уехать
на свою историческую родину, к вымышленной и надуманной родне. Случалось
даже, что патологическое это желание охватывало Агрессора прямо на рабочем
месте, особенно после обеда. А рабочее место у него было хорошее, многие
его себе приглядели. Приглядевши же, написали заявление, что сын старика
Агрессора пострадал памятью и забыл, чей хлеб он ел все эти годы. При
доставке в Заведение Семен оказал сопротивление и нахально кричал что-то
про город Хельсинки, хотя при чем тут столица добрососедской Финляндии,
никто понять не мог.
Ладно, что хоть догадался прихватить все свои дипломы: его и бросили
на библиотеку, потому что Дериглазов стал совсем плох.
Дело в том, что Дериглазов страсть как боялся покойников. Вроде бы
ничего особенного, многие их боятся, хотя зря: чего их бояться-то?
Дериглазов чурался похорон и связанной с ними духовой музыки, что никак не
влияло на его работу в качестве разносчика мозаичного вируса в небольшом
городке. Но страх перед загробным миром принял, наконец, совсем уже
недопустимые формы. В один прекрасный день Дериглазов услышал, что по
радио поет недавно умершая популярная певица, и это так поразило его, что
жене и теще еле удалось вытащить главу семьи из-под шкафа. На всякий роток
не накинешь платок, особенно когда роток этот разевают средства массовой
информации. А как-то в электричке, едучи на дачу, едва не стряслась беда.
Компания молодых людей включила магнитофон, и запел Высоцкий Владимир
Семенович:
Сон мне снится - вот те на -
Гроб среди квартиры.
На мои похорона
Собрались вампиры!
Дериглазов вышиб окно и пытался выброситься, но был спасен теми же
молодыми людьми и доставлен в Заведение. Там его пристроили в тихое место,
в библиотеку, убрав оттуда радиоточку. Дериглазов принялся усердно
составлять каталог, и все шло хорошо, но болезнь обострилась. В конце
концов Дериглазов стал сначала побаиваться, а потом и панически бояться
портретов классиков. Портреты по его просьбе убрали в подвал, так он и от
собраний сочинений стал шарахаться.
Кузьма Никитич, узнав про это, похвалил Дериглазова и сказал, что в
условиях борьбы за социальное бессмертие всякой мертвечине здесь не место.
Он велел вынести в закрытый фонд все книги покойников. Когда уносили
двадцатитомник Достоевского, Дериглазов плясал, показывал язык и дразнился
вслед: "Бобок, бобок!" Таким образом, для чтения остались книги ныне
здравствующих современников, многая им лета.
Дериглазов, поди, и до сих пор заправлял бы книгами, этими
своеобразными источниками знаний, если бы однажды Кузьма Никитич не
потребовал к себе в кабинет несколько альбомов Рубенса и других скоромных
живописцев, чтобы полистать высоким гостям в качестве культурной
программы. Тут оказалось, что у Дериглазова имелся еще один неслабый бзик.
Богов, богинь, фавнов, сатиров, менад и дриад и прочих растелешенных и
распущенных персонажей он с помощью кисточки и черной туши нарядил в
шоферские трусы и наглухо закрытые купальники. Почетные гости высоко
оценили Кузьму Никитича за эротическую грамотность и сознательность, но
при этом как-то нехорошо ухмылялись и переглядывались. Потом, когда гостей
выпроводили, было объявлено, что обитатель Дериглазов за выдающиеся
заслуги перед кузьмизмом-никитизмом удостоен прижизненной мумификации на
одном из верхних этажей.
Семен Агрессор пришел на запущенное хозяйство и в короткие сроки
довел его до ума. Классики на полки ни в коем случае не вернулись, а
современников прибавилось. Обитатели стали больше читать. Некоторые книги
пользовались необычайным успехом.
Среди зарубежной литературы лидировал роман знаменитого
латиноамериканского писателя Альфонсо Кабелардо Астахуэлы под названием
"Все, что шевелится". Роман толщиною в восемьсот страниц с большой
художественной силой повествовал о трагической судьбе выходца из народа
дона Хулио де Гусмана. Необычайные физические способности помогли дону
Хулио в пятилетнем возрасте изрубить мачете помещика-деспота, угнетавшего
индейцев, и соблазнить его коварную супругу. Юность дона Хулио мужала в
постоянной борьбе с гринго, чечако, асеандадос и фазендейрос. Борьба эта
была тесно сопряжена с интимной жизнью, причем бунтаря не останавливали ни
общественное положение, ни пол, ни возраст, ни число хромосом. От города
Сан-Инферно до вулкана Утикакайя шла о нем громкая слава бунтаря и
настоящего мужчины. Кульминацией романа была сцена на асиенде, когда
кабальерос, тигрерос и ранчерос, напившись мескаля, текильи, пульке,
агуардьенте и кубинского рома, открывают стрельбу по гамбусинос и
пистолерос. Дон Хулио при этом стреляет с обеих рук и не забывает
одновременно соблазнить цыганку Есению, рабыню Изауру и президента
грабительской "Юнайтед фрут компани". Наконец, доведенный до отчаяния
народ поднимается против своего защитника, освободителя и любовника. В
финале изгнанный отовсюду герой лежит в безводной пустыне Атакама и
притворяется трупом, чтобы привлечь хотя бы завалящего стервятника. Но
силы революционера подорваны беспорядочной жизнью и слабой идеологической
подготовкой. Необычайных размеров гриф подхватывает его и уносит на
страницы другого романа.
Большой популярностью пользовался также отечественный политический
роман "Брифинг на Багамах" - седьмая часть знаменитой декалогии о
неустрашимом журналисте Мартынове. Действие захватывало с первых страниц:
вернувшись с очередного пресс-релиза в свой пятикомнатный номер в
"Хилтоне", журналист принимает ванну и, слив воду, обнаруживает на дне
труп главы транснациональной корпорации "Хеви метал", склонившегося было
на позиции людей доброй воли.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3