душевые кабины без крыши
Шекспир, например, сравнивает с тигрицей
жестокую королеву Маргариту (Король Генрих Шестой, часть 3) и
заставляет Ромео выражать свой гнев, прибегая к образности инь:
Я сам неукротим сейчас и страшен,
Как эта ночь. Нас лучше не дразнить,
Как бурю и голодную тигрицу.
Но он же дает тигру и более привычную нам мужскую роль, делая его
символом воинской доблести (изображения тигра, кстати, украшает почти
все армии мира). Генрих Пятый в монологе "Еще раз на прорыв, друзья"
говорит:
Когда ж нагрянет ураган войны,
Должны вы подражать повадке тигра.
Кровь разожгите, напрягите мышцы,
Свой нрав прикройте бешенства личиной!
Глазам придайте разъяренный блеск -
Пускай, как пушки, смотрят из глазниц...
........................................
Сцепите зубы и раздуйте ноздри,
дыханье придержите; словно лук,
Дух напрягите. - Рыцари, вперед!
Р
Представление о тиграх на Западе существенно изменилось в
восемнадцатом веке, когда в державе Великих Моголов правил султан,
которого звали Типу, по прозвищу "Мисорский тигр" (1750-1799). В его
личности, пожалуй, совершеннейшим кошмаром воплотились представления
ученого-ориенталиста об ужасном восточном деспоте.
Суровый моралист, Типу отменил в своей стране многомужие и
утвердил собственное понимание Корана. Он провел реформу календаря,
системы мер и весов и переименовал города. Он покровительствовал
искусствам и торговле. Его преобразования касались всех сторон жизни
страны, вплоть до мелочей быта, торговли и способов сева. Он спал на
полу, на грубой циновке, в особую тетрадь записывал свои сны, а на
завтрак ел мозги воробьиных самцов.
Его армия составляла 140 000 воинов, поклявшихся уничтожить
англичан. Пленных он подвергал изощреннейшим пыткам: в ходу было, к
примеру, кипящее масло, а также специальные машинки для вырывания носа
и верхней губы. Особенно изысканной считалась процедура, в результате
которой пленный враг превращался в Иного: британских солдат заставляли
самим себе делать обрезание, а потом съедать свою крайнюю плоть.
И самого себя он, видимо, ощущал Тигром. Трон его стоял на
позолоченном изваянии, изображавшем тигра в натуральную величину,
глаза и зубы которого были сделаны из горного хрусталя; венчали его
тигриные головы, усеянные рубинами и алмазами, а балдахин был покрыт
полосами кованого золота, что делало его похожм на тигриную шкуру. Его
воины были одеты в полосатую форму; пленных сначала сажали в тигриные
клетки, а потом бросали тиграм на съедение. Затворы пушек, да и сами
мортиры отливались в виде тигров, ружейные ложа и курки напоминали
тигриные головы, на саблях либо гравировались изображения тигров, либо
клинок ковался таким образом, что слои металла шли полосами. Живые
тигры сидели на цепи у ворот дворца. Полосатыми были носовые платки
Типу; знамя его украшал девиз: "Бог наш - Тигр".
Все это, мягко говоря, произвело на Запад впечатление. Газеты
пестрели сообщениями о событиях, связанных с Типу: если, скажем, при
взятии какого-нибудь города погибала престарелая служанка, то на
страницах прессы она немедленно превращалась в 400 английских
девственниц, бросившихся на мечи, только бы не достаться солдатам
Типу. В Лондоне пьесы про Типу пользовались невероятным успехом в
течение 30 лет. (1 июня 1791 года состоялась премьера первой из них,
под названием "Типпу-Сахиб, или Доблестные британцы в Индии". Через
год появилась еще одна, "Типпу-Султан, или Осада Бангалора"). В 1798
году Типу, наконец, был убит. День, когда пала под ударами англичан
его столица Серингапатам, стал в Великобритании национальным
праздником. В театре "Лицей" выставили картину Роберта Портера "Штурм
Серингапатама", огромное полотно длиной 120 футов, и каждый платил
шиллинг, чтобы иметь возможность увидеть запечатленное на ней великое
событие. Роман Уилки Коллинза "Лунный камень" приобрел особенное
очарование оттого, что, как там было написано, камень этот был якобы
захвачен во время грабежа Серингапатама. А уже в 1898 году сэр Генри
Ньюболт записал некий текст, представляющий собой подделку под
народный эпос о поражении Типу.
Итак, образ тигра приобрел устрашающие признаки андрогина:
свирепую мужественность воина и окутанную восточным мраком
женственность Иного. По словам автора книги "Восточная охота" капитана
Уильямсона, тигр - это "всего лишь пестрый объект, не вызывающий
ничего, кроме отвращения": т.е. этот образ противоречит всякому
понятию о прогрессе и не имеет ничего общего с представлениями о
"белом", "западном", "мужественном" и "добром". Англичан охватило
навязчивое желание уничтожить тигра как символически, так и буквально.
В течение целого столетия рассказы для детей кишели тиграми-людоедами.
Небольшое усилие - и вот уже слово "людоед" (man-eater) перешло на
женщину.
Т
Комментаторы Блейка утверждают, что в его стихах слово "тигр" -
всегда символ гнева, революции, неукротимой энергии и красоты,
романтического бунта воображения против рассудка. Символ этот
развернут к Востоку, что очевидно для европейца и противоречит,
скажем, китайской традиции. Его сопровождают образы огня и дыма: "как
яркое пламя" скитается он, "дымом окутанный в чащах беды",
"ослепленный дымом" "дикой ярости" собственного рассудка.
Многочисленные критики отмечали, что стихотворение "Тигр" из цикла
"Песни опыта" было написано в 1793 году, в разгар Французской
революции. И в это же самое время газеты и театры Англии сходили с ума
от историй про Типу.
Доводилось ли Блейку видеть настоящего тигра? Зверинец
лондонского Тауэра был открыт в середине восемнадцатого века (плата за
вход - три полпенни либо дохлая собака или кошка), и тигров там
показывали довольно часто. В 1791 году как раз был получен свежий
экземпляр. А когда Блейк жил на Фаунтин-корт, в районе Стренда, он
вполне мог прогуляться на выставку диких зверей Пидкока, где также
нередко показывали тигров.
Пидкок и Блейк - это две вершины тигрового треугольника; третья -
Джордж Стаббс, который первым среди английских художников стал
изображать тигров. Как указывает Катлина Рейн в своей книге "Блейк и
традиция", картина Стаббса "Тигр" впервые была показана в 1769 году в
зале Общества художников Великобритании, т.е. в то самое время и в том
самом здании, где и когда 12-летний Уильям Блейк изучал рисование под
руководством Парса. (Кстати, именно Пидкок продал Стаббсу мертвого
тигра, ставшего моделью для последней работы художника с бесподобным
названием "Сравнительная анатомия человека, цыпленка и тигра"). Рейн
пишет о впечатлении, которое могло произвести изображение тигра на
юного Блейка; правда, при этом она ни слова не говорит о самой
живописи. На картине "Тигр", как и на всех других полотнах Стаббса,
где он изображал тигров, ничто не говорит о неукротимой энергии: перед
нами обыкновенная, свернувшаяся в клубок, кошка, впрочем, довольно
крупная и не лишенная некоторого величия. (Зато львов Стаббс
изображает непременно в тот момент, когда они у него кого-нибудь
убивают на фоне терзаемого бурей ландшафта; такова, например,
знаменитая картина "Лев, нападающий на лошадь", которая хранится ныне
в Йельском университете. Мотив этот Стаббс перенял у римских
скульпторов, а те в свою очередь - у скифов). Когда Блейк попробовал
сам сделать иллюстрацию к своему "Тигру", зверь его оказался каким-то
уж больно ласковым и покорным, на его морде не хватало, пожалуй,
только улыбки, так что некоторые друзья поэта даже пеняли ему: мол,
изящное изображение совершенно заслонило шекспировскую грубую яркость
текста. Без сомнения, образ тигра в сознании Блейка был сродни и с
чувством гнева, и с революцией, но ведь вот что любопытно: внешний вид
тигра он воспроизвел, основываясь на живописи Стаббса и воспоминаниях
о полуживых экземплярах в местном зверинце, иначе наверняка у него бы
вышло что-нибудь совсем иное (вспомним хотя бы, какой ужас вызывает
его блоха). А может, именно такой тигр Блейка (и Стаббса)
демонстрирует, какие возможности могут быть скрыты под этой смирной
наружностью: так йог часами неподвижно сидит на тигровой шкуре, так
житель индустриального Запада склонен видеть в женщине дремлющий
вулкан. А бесстрастная улыбка тигра - не симметричное ли отражение его
устрашающей сущности?
У
Весьма вероятно, Блейку было известно, как погиб сын сэра Гектора
Мунро - во всем ХУШ веке не было более знаменитой истории про то, как
тигр-людоед убил англичанина. Сообщение об этом появилось на страницах
журнала "Джентлмен мэгэзин" в июле 1793 года, и в том же году, кстати,
было написано стихотворение "Тигр":
Нет слов, чтобы рассказать о том отвратительном, ужасном и
прискорбнейшем событии, свидетелем коего довелось мне стать. Вчерашним
утром г-н Доуни, лейтенант Пайфинк из Ист-Индской Компании, несчастный
г-н Мунро и я отправились поохотиться на ланей на острове Саугор.
Высадившись, мы сразу же обнаружили множество следов и ланей, и тигров
- так что настроились на хорошую охоту. Побродив почти весь день, мы
остановились на опушке закусить холодным мясом, присланным нам с
корабля, но едва прикоснулись к еде, как г-н Пайфинк и его черный
слуга вдруг зашептали, что в каких-нибудь шести ярдах от нас стоит
прекрасная лань. Г-н Доуни и я бросились к ружьям; мое было ближе, и я
успел схватить его первым; как вдруг раздался громоподобный рев, и на
все еще продолжавшего сидеть беднягу Мунро прямо из джунглей прыгнул
огромный тигр. В один миг голова нашего друга исчезла в его пасти, и
зверь потащил несчастного сквозь густейшие заросли с такой же
легкостью, с какой я, например, мог бы поднять котенка - ничто не
могло помешать его чудовищной силе! В груди моей поднялась буря
чувств: то был и ужас, и жалость к несчастному, и, должен признаться,
страх (ведь на самом деле тигров оказалось двое: самец и самка). Но
все, что я мог сделать - это выстрелить вслед чудовищу, несмотря на
то, что бедный юноша по-прежнему оставался в его пасти. Итак, уповая
на Провидение, а также на точность прицела, я нажал на курок. Тигр
зашатался, и я взволнованно вскрикнул. Вслед за мной дважды выстрелил
г-н Доуни; еще раз спустил курок и я. Наконец, мы отступили, а спустя
пару минут к нам вышел окровавленный г-н Мунро. Он сразу же упал на
землю. Тогда мы подняли его и перенесли в шлюпку. К великому
сожалению, усилия врача на корабле Ист-Индской компании "Валентин",
что бросил якорь близ острова, были тщетны. В страшных муках г-н Мунро
прожил еще сутки; лицо его было изуродовано, череп расколот, спина и
плечи изорваны когтями. Он был безнадежен. И слава Богу, что нам хоть
удалось отбить его, что он не остался там, в джунглях: дикие звери
быстро разорвали бы его на куски и сожрали бы. Сегодня мы прочли
заупокойные молитвы над телом убитого. О, это был прекрасный,
многообещающий юноша! И до сих пор с содроганием я вспоминаю о том,
как мы, чтобы отогнать тигров, повалили добрую дюжину деревьев и
разожгли гигантский костер на берегу (как известно, эти звери боятся
огня). Десяток туземцев, приехавших с нами, были хорошим подспорьем.
Мы стреляли без передышки, шумели, как могли, вопили, но свирепое
чудовище не обращало на весь этот шум ни малейшего внимания. Ум
человеческий не в силах представить себе эту картину; сердце мое
разрывалось на части. Зверь был поистине огромен: высотой около
четырех с половиной, а в ширину не менее девяти футов. Голова его была
размерами с бычью, глаза страшно сверкали, а рев, который он издал,
когда схватил свою жертву, навсегда запечатлелся в моей памяти. Едва
мы отплыли от берега, появилась тигрица, свирепая до безумия; она
стояла у самой воды до тех пор, пока мы не потеряли ее из виду по
причине большого расстояния.
Огонь, тигрица и нечто еще, непостижимое уму - все это вполне
иогло поразить воображение Блейка. И уж конечно не могло не обрадовать
Типу Султана. Сэр Гектор, отец юноши, был заклятым врагом отца Типу,
Хайдара-Али. Получив известие о гибели молодого человека, Типу с
ликованием узрел в этом свидетельство того, что его братья-тигры
примкнули к нему в борьбе против англичан. Он приказал увековечить это
событие сооружением механической статуи - ныне она хранится в музее
Альберта и Виктории. Это деревянный тигр в натуральную величину,
пожирающий английского солдата. Говорят, если устройство завести, оно
начинает издавать злобное рычание и ужасные стоны одновременно. В
стихотворении "Шутовской колпак" Китс назвал его "человеко-тигровым
органом".
G
С падением Серингапатама истребление тигров в Индии становится
одним из способов утверждения британской доблести и прирожденного
превосходства. А когда Империя навязала постоянно враждовавшим друг с
другом княжествам мирное сосуществование, ни один махараджа уже не
способен был явить свою силу и мужество иначе, как по-английски.
Каждый визит высокого иностранного гостя во дворец сопровождался
тигриной охотой. Чтобы не разочаровывать гостя, но и не подвергать его
опасности, тигров заранее подкармливали мясом с добавлением опиума,
гарантируя таким образом надежный и точный выстрел.
Государственный чиновник Джордж Юл после четырехсот убитых им
тигров сбился со счета. Полковник Райс всего за 4 года убил 93 тигра.
227 тигров убил Монтегю Джерард.
1 2 3
жестокую королеву Маргариту (Король Генрих Шестой, часть 3) и
заставляет Ромео выражать свой гнев, прибегая к образности инь:
Я сам неукротим сейчас и страшен,
Как эта ночь. Нас лучше не дразнить,
Как бурю и голодную тигрицу.
Но он же дает тигру и более привычную нам мужскую роль, делая его
символом воинской доблести (изображения тигра, кстати, украшает почти
все армии мира). Генрих Пятый в монологе "Еще раз на прорыв, друзья"
говорит:
Когда ж нагрянет ураган войны,
Должны вы подражать повадке тигра.
Кровь разожгите, напрягите мышцы,
Свой нрав прикройте бешенства личиной!
Глазам придайте разъяренный блеск -
Пускай, как пушки, смотрят из глазниц...
........................................
Сцепите зубы и раздуйте ноздри,
дыханье придержите; словно лук,
Дух напрягите. - Рыцари, вперед!
Р
Представление о тиграх на Западе существенно изменилось в
восемнадцатом веке, когда в державе Великих Моголов правил султан,
которого звали Типу, по прозвищу "Мисорский тигр" (1750-1799). В его
личности, пожалуй, совершеннейшим кошмаром воплотились представления
ученого-ориенталиста об ужасном восточном деспоте.
Суровый моралист, Типу отменил в своей стране многомужие и
утвердил собственное понимание Корана. Он провел реформу календаря,
системы мер и весов и переименовал города. Он покровительствовал
искусствам и торговле. Его преобразования касались всех сторон жизни
страны, вплоть до мелочей быта, торговли и способов сева. Он спал на
полу, на грубой циновке, в особую тетрадь записывал свои сны, а на
завтрак ел мозги воробьиных самцов.
Его армия составляла 140 000 воинов, поклявшихся уничтожить
англичан. Пленных он подвергал изощреннейшим пыткам: в ходу было, к
примеру, кипящее масло, а также специальные машинки для вырывания носа
и верхней губы. Особенно изысканной считалась процедура, в результате
которой пленный враг превращался в Иного: британских солдат заставляли
самим себе делать обрезание, а потом съедать свою крайнюю плоть.
И самого себя он, видимо, ощущал Тигром. Трон его стоял на
позолоченном изваянии, изображавшем тигра в натуральную величину,
глаза и зубы которого были сделаны из горного хрусталя; венчали его
тигриные головы, усеянные рубинами и алмазами, а балдахин был покрыт
полосами кованого золота, что делало его похожм на тигриную шкуру. Его
воины были одеты в полосатую форму; пленных сначала сажали в тигриные
клетки, а потом бросали тиграм на съедение. Затворы пушек, да и сами
мортиры отливались в виде тигров, ружейные ложа и курки напоминали
тигриные головы, на саблях либо гравировались изображения тигров, либо
клинок ковался таким образом, что слои металла шли полосами. Живые
тигры сидели на цепи у ворот дворца. Полосатыми были носовые платки
Типу; знамя его украшал девиз: "Бог наш - Тигр".
Все это, мягко говоря, произвело на Запад впечатление. Газеты
пестрели сообщениями о событиях, связанных с Типу: если, скажем, при
взятии какого-нибудь города погибала престарелая служанка, то на
страницах прессы она немедленно превращалась в 400 английских
девственниц, бросившихся на мечи, только бы не достаться солдатам
Типу. В Лондоне пьесы про Типу пользовались невероятным успехом в
течение 30 лет. (1 июня 1791 года состоялась премьера первой из них,
под названием "Типпу-Сахиб, или Доблестные британцы в Индии". Через
год появилась еще одна, "Типпу-Султан, или Осада Бангалора"). В 1798
году Типу, наконец, был убит. День, когда пала под ударами англичан
его столица Серингапатам, стал в Великобритании национальным
праздником. В театре "Лицей" выставили картину Роберта Портера "Штурм
Серингапатама", огромное полотно длиной 120 футов, и каждый платил
шиллинг, чтобы иметь возможность увидеть запечатленное на ней великое
событие. Роман Уилки Коллинза "Лунный камень" приобрел особенное
очарование оттого, что, как там было написано, камень этот был якобы
захвачен во время грабежа Серингапатама. А уже в 1898 году сэр Генри
Ньюболт записал некий текст, представляющий собой подделку под
народный эпос о поражении Типу.
Итак, образ тигра приобрел устрашающие признаки андрогина:
свирепую мужественность воина и окутанную восточным мраком
женственность Иного. По словам автора книги "Восточная охота" капитана
Уильямсона, тигр - это "всего лишь пестрый объект, не вызывающий
ничего, кроме отвращения": т.е. этот образ противоречит всякому
понятию о прогрессе и не имеет ничего общего с представлениями о
"белом", "западном", "мужественном" и "добром". Англичан охватило
навязчивое желание уничтожить тигра как символически, так и буквально.
В течение целого столетия рассказы для детей кишели тиграми-людоедами.
Небольшое усилие - и вот уже слово "людоед" (man-eater) перешло на
женщину.
Т
Комментаторы Блейка утверждают, что в его стихах слово "тигр" -
всегда символ гнева, революции, неукротимой энергии и красоты,
романтического бунта воображения против рассудка. Символ этот
развернут к Востоку, что очевидно для европейца и противоречит,
скажем, китайской традиции. Его сопровождают образы огня и дыма: "как
яркое пламя" скитается он, "дымом окутанный в чащах беды",
"ослепленный дымом" "дикой ярости" собственного рассудка.
Многочисленные критики отмечали, что стихотворение "Тигр" из цикла
"Песни опыта" было написано в 1793 году, в разгар Французской
революции. И в это же самое время газеты и театры Англии сходили с ума
от историй про Типу.
Доводилось ли Блейку видеть настоящего тигра? Зверинец
лондонского Тауэра был открыт в середине восемнадцатого века (плата за
вход - три полпенни либо дохлая собака или кошка), и тигров там
показывали довольно часто. В 1791 году как раз был получен свежий
экземпляр. А когда Блейк жил на Фаунтин-корт, в районе Стренда, он
вполне мог прогуляться на выставку диких зверей Пидкока, где также
нередко показывали тигров.
Пидкок и Блейк - это две вершины тигрового треугольника; третья -
Джордж Стаббс, который первым среди английских художников стал
изображать тигров. Как указывает Катлина Рейн в своей книге "Блейк и
традиция", картина Стаббса "Тигр" впервые была показана в 1769 году в
зале Общества художников Великобритании, т.е. в то самое время и в том
самом здании, где и когда 12-летний Уильям Блейк изучал рисование под
руководством Парса. (Кстати, именно Пидкок продал Стаббсу мертвого
тигра, ставшего моделью для последней работы художника с бесподобным
названием "Сравнительная анатомия человека, цыпленка и тигра"). Рейн
пишет о впечатлении, которое могло произвести изображение тигра на
юного Блейка; правда, при этом она ни слова не говорит о самой
живописи. На картине "Тигр", как и на всех других полотнах Стаббса,
где он изображал тигров, ничто не говорит о неукротимой энергии: перед
нами обыкновенная, свернувшаяся в клубок, кошка, впрочем, довольно
крупная и не лишенная некоторого величия. (Зато львов Стаббс
изображает непременно в тот момент, когда они у него кого-нибудь
убивают на фоне терзаемого бурей ландшафта; такова, например,
знаменитая картина "Лев, нападающий на лошадь", которая хранится ныне
в Йельском университете. Мотив этот Стаббс перенял у римских
скульпторов, а те в свою очередь - у скифов). Когда Блейк попробовал
сам сделать иллюстрацию к своему "Тигру", зверь его оказался каким-то
уж больно ласковым и покорным, на его морде не хватало, пожалуй,
только улыбки, так что некоторые друзья поэта даже пеняли ему: мол,
изящное изображение совершенно заслонило шекспировскую грубую яркость
текста. Без сомнения, образ тигра в сознании Блейка был сродни и с
чувством гнева, и с революцией, но ведь вот что любопытно: внешний вид
тигра он воспроизвел, основываясь на живописи Стаббса и воспоминаниях
о полуживых экземплярах в местном зверинце, иначе наверняка у него бы
вышло что-нибудь совсем иное (вспомним хотя бы, какой ужас вызывает
его блоха). А может, именно такой тигр Блейка (и Стаббса)
демонстрирует, какие возможности могут быть скрыты под этой смирной
наружностью: так йог часами неподвижно сидит на тигровой шкуре, так
житель индустриального Запада склонен видеть в женщине дремлющий
вулкан. А бесстрастная улыбка тигра - не симметричное ли отражение его
устрашающей сущности?
У
Весьма вероятно, Блейку было известно, как погиб сын сэра Гектора
Мунро - во всем ХУШ веке не было более знаменитой истории про то, как
тигр-людоед убил англичанина. Сообщение об этом появилось на страницах
журнала "Джентлмен мэгэзин" в июле 1793 года, и в том же году, кстати,
было написано стихотворение "Тигр":
Нет слов, чтобы рассказать о том отвратительном, ужасном и
прискорбнейшем событии, свидетелем коего довелось мне стать. Вчерашним
утром г-н Доуни, лейтенант Пайфинк из Ист-Индской Компании, несчастный
г-н Мунро и я отправились поохотиться на ланей на острове Саугор.
Высадившись, мы сразу же обнаружили множество следов и ланей, и тигров
- так что настроились на хорошую охоту. Побродив почти весь день, мы
остановились на опушке закусить холодным мясом, присланным нам с
корабля, но едва прикоснулись к еде, как г-н Пайфинк и его черный
слуга вдруг зашептали, что в каких-нибудь шести ярдах от нас стоит
прекрасная лань. Г-н Доуни и я бросились к ружьям; мое было ближе, и я
успел схватить его первым; как вдруг раздался громоподобный рев, и на
все еще продолжавшего сидеть беднягу Мунро прямо из джунглей прыгнул
огромный тигр. В один миг голова нашего друга исчезла в его пасти, и
зверь потащил несчастного сквозь густейшие заросли с такой же
легкостью, с какой я, например, мог бы поднять котенка - ничто не
могло помешать его чудовищной силе! В груди моей поднялась буря
чувств: то был и ужас, и жалость к несчастному, и, должен признаться,
страх (ведь на самом деле тигров оказалось двое: самец и самка). Но
все, что я мог сделать - это выстрелить вслед чудовищу, несмотря на
то, что бедный юноша по-прежнему оставался в его пасти. Итак, уповая
на Провидение, а также на точность прицела, я нажал на курок. Тигр
зашатался, и я взволнованно вскрикнул. Вслед за мной дважды выстрелил
г-н Доуни; еще раз спустил курок и я. Наконец, мы отступили, а спустя
пару минут к нам вышел окровавленный г-н Мунро. Он сразу же упал на
землю. Тогда мы подняли его и перенесли в шлюпку. К великому
сожалению, усилия врача на корабле Ист-Индской компании "Валентин",
что бросил якорь близ острова, были тщетны. В страшных муках г-н Мунро
прожил еще сутки; лицо его было изуродовано, череп расколот, спина и
плечи изорваны когтями. Он был безнадежен. И слава Богу, что нам хоть
удалось отбить его, что он не остался там, в джунглях: дикие звери
быстро разорвали бы его на куски и сожрали бы. Сегодня мы прочли
заупокойные молитвы над телом убитого. О, это был прекрасный,
многообещающий юноша! И до сих пор с содроганием я вспоминаю о том,
как мы, чтобы отогнать тигров, повалили добрую дюжину деревьев и
разожгли гигантский костер на берегу (как известно, эти звери боятся
огня). Десяток туземцев, приехавших с нами, были хорошим подспорьем.
Мы стреляли без передышки, шумели, как могли, вопили, но свирепое
чудовище не обращало на весь этот шум ни малейшего внимания. Ум
человеческий не в силах представить себе эту картину; сердце мое
разрывалось на части. Зверь был поистине огромен: высотой около
четырех с половиной, а в ширину не менее девяти футов. Голова его была
размерами с бычью, глаза страшно сверкали, а рев, который он издал,
когда схватил свою жертву, навсегда запечатлелся в моей памяти. Едва
мы отплыли от берега, появилась тигрица, свирепая до безумия; она
стояла у самой воды до тех пор, пока мы не потеряли ее из виду по
причине большого расстояния.
Огонь, тигрица и нечто еще, непостижимое уму - все это вполне
иогло поразить воображение Блейка. И уж конечно не могло не обрадовать
Типу Султана. Сэр Гектор, отец юноши, был заклятым врагом отца Типу,
Хайдара-Али. Получив известие о гибели молодого человека, Типу с
ликованием узрел в этом свидетельство того, что его братья-тигры
примкнули к нему в борьбе против англичан. Он приказал увековечить это
событие сооружением механической статуи - ныне она хранится в музее
Альберта и Виктории. Это деревянный тигр в натуральную величину,
пожирающий английского солдата. Говорят, если устройство завести, оно
начинает издавать злобное рычание и ужасные стоны одновременно. В
стихотворении "Шутовской колпак" Китс назвал его "человеко-тигровым
органом".
G
С падением Серингапатама истребление тигров в Индии становится
одним из способов утверждения британской доблести и прирожденного
превосходства. А когда Империя навязала постоянно враждовавшим друг с
другом княжествам мирное сосуществование, ни один махараджа уже не
способен был явить свою силу и мужество иначе, как по-английски.
Каждый визит высокого иностранного гостя во дворец сопровождался
тигриной охотой. Чтобы не разочаровывать гостя, но и не подвергать его
опасности, тигров заранее подкармливали мясом с добавлением опиума,
гарантируя таким образом надежный и точный выстрел.
Государственный чиновник Джордж Юл после четырехсот убитых им
тигров сбился со счета. Полковник Райс всего за 4 года убил 93 тигра.
227 тигров убил Монтегю Джерард.
1 2 3