https://wodolei.ru/catalog/vanny/150cm/
Михаил Тырин
Последняя тайна осени
Осень только начиналась, а дорожки в парке, чашу старого фонтана и газоны уже завалили желтые листья. Васин шел через парк, слушая тайный шорох листвы под ногами и вдыхая запах, которому оставалось витать в воздухе совсем недолго. До тех пор, пока дворники не соберут опавшие листья в большие кучи и не запалят костры. Тогда будет пахнуть дымом. Дым – это тоже запах осени, но листья пахнут приятнее.
«Если бы здесь сейчас был постовой милиционер, – подумал Васин, – он подошел бы ко мне и сказал: по газонам ходить запрещено. А я бы достал удостоверение: успокойся брат, я свой, и не в этом даже дело... Сейчас все свои, потому что пришла осень, а опавшие листья нужны только для того, чтобы ходить по ним, слушать их шорох, вдыхать ароматы...»
Осень всегда была для Васина загадкой. Еще ребенком он подбирал опавшие листья, долго вертел их в руках, разглядывая, пытаясь понять, почему яркий зеленый лист так внезапно наливается желтизной. Он смотрел в небо и удивлялся – отчего солнце стало тусклым? Может, оно просто прогорело, как костер? Или мокрые дождевые тучи остудили его?
Он взрослел, читал книги, учился в школе, и тайны переставали быть тайнами. Чтобы узнать, отчего желтеют листья, нужно понять, почему они прежде были зелеными. А для этого следовало изучить обмен веществ, свойства хлорофилла и так далее, и так далее... Так умирали тайны – одна за другой.
Но осень оставалась осенью. С годами Васин понял, что осень для него становится временем перемен. Осенью он пошел в первый класс. Осенью начал учиться в институте. Потом его призвали в армию, демобилизовавшись, он устроился на работу, женился – почему-то все это происходило тоже осенью.
Может, поэтому его так волновал запах преющей листвы? Всякий раз, срывая с календаря последний лист лета, Васин начинал томиться привычным ожиданием: вот сейчас все изменится, сейчас что-то произойдет и начнется другая интересная жизнь...
Но чем старше он становился, тем меньше традиционных «осенних» событий случалось в его жизни. Последним из них был развод с женой. Он выпал на сентябрь...
Парк кончился. Васин пересек площадь и вошел в двери массивного четырехэтажного здания предвоенной постройки. До конца отпуска оставалась еще пара дней, но он не удержался от соблазна заглянуть на работу. Не удержался, хотя прекрасно знал, что ничего тут не изменилось, все по-прежнему, разве что поменяли фотографии на Доске почета или побелили потолки в кабинетах.
Так всегда бывает. Спешишь в свой город после долгих странствий, торопишься увидеть привычные, знакомые места, надеясь в глубине души, что они стали лучше... А когда приезжаешь – с разочарованием видишь, что город даже не заметил твоего отсутствия и остался точно таким же. Осень – время перемен в жизни людей, а не городов.
Сержант на входе оторвался от журнала и удивленно посмотрел на Васина.
– Привет, Саша! Ты что, из отпуска?
– Ага, – безмятежно ответил Васин.
– То-то я смотрю – загорел как...
Теперь наверх. По истертой лестнице, которую Васин мерил ногами не одну тысячу раз. Он не успел миновать и двух пролетов, как из-за угла вырулил Владик Пухов из «противоугонного» отдела.
– О! – воскликнул он. – Здорово! Ты откуда такой загорелый? Из отпуска?
– Как ты догадался?
– Работа такая.
– Понимаю... Что у вас новенького?
– Да так... Ничего. Работаем.
– Я так и знал. Ну, работайте...
На третьем этаже, где были отведены помещения и кабинеты отделу уголовного розыска, к счастью, оказалось безлюдно. Васин был не в настроении объяснять каждому встречному, почему он «такой загорелый» и отвечать всем «да, из отпуска». Он задержался на мгновение перед дверями своего кабинета, из-за которых доносился нервный визг принтера, но все-таки решил сначала показаться начальнику, а потом уж все остальное.
Михалыч был для Васина не просто начальником, а еще и старым приятелем. Когда-то они вместе учились в Академии, а затем один начал опережать другого в прыжках по должностям. Васин не переживал по этому поводу. Служебная лестница – дело скользкое, и каждый сам решает, с какой скоростью и какими методами ее преодолевать.
Дружеских отношений они не потеряли, но Михалыч постоянно просил Васина не называть его на «ты» при подчиненных и посторонних. Васин всякий раз соглашался, однако не мог пересилить себя. Его просто разбирал смех, когда он говорил «здравствуйте, Юрий Михайлович» своему старому приятелю, с которым столько было пережито и выпито. Михалыч злился, считая, что Васин этим тлетворно действует на его авторитет и субординацию в отделе.
Васин Михалыча уважал. Хотя бы за то, что тот не спросит «почему ты такой загорелый». Он – старый сыщик – сразу поймет: загореть на такой собачьей работе можно только в отпуске. Правда, на сей раз у Михалыча не было необходимости проявлять чудеса смекалки: он был начальником Васина и прекрасно помнил, что через два дня у того кончается отпуск.
– Что так рано? – спросил Михалыч, протягивая руку. – Тебе, если не ошибаюсь, еще два дня гулять.
– Да вот... Не удержался. Пошел на вокзал сестру встречать, а поезд опаздывает. Два часа убить надо – дай, думаю, зайду...
– Соскучился, значит? Как отдохнул?
– Прекрасно! У деда на огороде хорошо отдыхается.
– Я и смотрю, загар у тебя не пляжный.
– Все правильно. А у вас-то как дела?
– Помаленьку. Как обычно: ловим – сажаем, ловим – сажаем...
– А еще?
– «Квартирникам» дали две единицы за счет местного бюджета...
– А нам?
– А вас, «убойников», и так достаточно.
– Не скажи, Михалыч...
– Да ладно... Стручков перевелся в участковые – вот тебе еще новость.
– Из-за квартиры?
– Конечно. Легко ли – с двумя детьми в общежитии? – Михалыч отодвинул в сторону спичечный коробок, будто избавляясь от этой грустной темы. – Ты говоришь, сестру сегодня встречаешь? Откуда же?
– Из Берлина.
– О-о!
– Сестренка у меня не промах. Два курса иняза закончила и поехала на практику в Германию. Конкурс был двенадцать человек на место, а она вот...
– Молодец. Выпить небось привезет. Чего-нибудь вкусненького, а?
– Надеюсь, догадается.
Васин посмотрел на часы, встал.
– Пойду я, Михалыч, с ребятами повидаюсь.
Он пересек коридор толкнул дверь своего кабинета. Это был не просто кабинет. Это был штаб, где принимались самые важные решения. Это был очаг, к которому они возвращались после самых трудных заданий и командировок. Это была таверна, где иногда они отмечали свои маленькие радости и победы. Одним словом, для каждого это был второй дом. Как и в любом доме, здесь бывало всякое – и хорошее, и не очень. Но стены их второго дома были привычны и надежны.
Сейчас в этих стенах сидел только один человек.
– Привет, Никита, – сказал Васин.
Никита оторвался от экрана компьютера, поправил очки, торопливо пригладил светлые мягкие волосы и только после этого улыбнулся всем своим пухлым лицом.
– Саша! Ты уже из отпуска?
– Почти.
Васин прошел в глубь кабинета и с неудовольствием заметил, что на его столе стоят кружки с недопитым чаем, пепельница, валяются смятые бумажки.
Впрочем, стол был не совсем его. Когда в одном крошечном кабинете «прописано» девять человек, понятие «свой стол» теряет всякий смысл.
– Ты загорел, – отметил Никита.
– Еще бы – целый месяц у деда в деревне.
– А где у тебя дед?
– В Курской области. Я почти каждый год у него – то с косой, то с мотыгой.
– И что, даже на рыбалку не выбрался?
– А я и не любитель, ты же знаешь.
Васин сел за стол, отодвинул грязные кружки, вернул на привычное место телефон.
– А ребята где?
– Сегодня спортивный день. Меня дежурить оставили.
– Еще бы... С твоей комплекцией, Никита, ты будешь вечным дежурным. Сгоняй жир, пока не поздно. Не надейся за компьютером отсидеться. Придет время и зачеты сдавать.
Никита печально улыбнулся. Он не обижался на шутки и замечания в адрес своего телосложения. «Я не ребенок и не женщина, – говорил он, – чтобы стесняться своего веса».
Васин набрал номер справочной вокзала.
– Здравствуйте, а поезд из Бреста... Как, еще на час? Извините, спасибо...
– Кого из Бреста ждешь? – поинтересовался Никита, когда Васин повесил трубку.
– Сестричку свою ненаглядную, – вздохнул Васин. – Едет из Германии через Брест. Лучше бы через Москву поехала.
– Из Германии, – удивился Никита.
Васин встал, прошелся по кабинету. Здесь ничегошеньки не изменилось. Хоть бы календари новые повесили...
– Значит, ребят я не увижу, – проговорил он. – Пойду хоть Тотошку проведаю.
– Ты когда на работу?
– Скоро, – ответил Васин уже в дверях. – Через пару дней.
Тотошкой он называл веселое и жизнерадостное существо, которое состояло в отделе на должности секретаря-стенографистки. По паспорту она была Татьяной, но опера почему-то называли ее Таткой, а вот Васин – Тотошкой.
Она была очень молодая, подвижная, голосистая – как школьница. Но с мужчинами старалась вести себя официально. Называла всех по имени-отчеству, делала серьезное и строгое лицо, неумело маскируя бесхитростную девичью улыбку. За этим было очень забавно наблюдать.
– Здравствуйте, уважаемая Татьяна Егоровна! – манерно произнес Васин. – Привет, Жора.
Последнее относилось к личному водителю Михалыча. Он постоянно торчал в канцелярии, болтал о чем-то с Тотошкой, всячески мешая ей работать. На каждого входящего он смотрел с большим неудовольствием.
Однако сейчас Жора смягчился и даже соизволил спросить у Васина:
– Ты из отпуска?
– Ой, здравствуйте, Александр Николаевич, где это вы так загорели? – радостно защебетала Тотошка, но тут же одернула себя.
– Вы, наверно, на юге были? – продолжала она, и голос ее теперь звучал на пять тонов ниже – взрослее и солиднее, как ей казалось.
– Да, милая, на юге, – улыбнулся Васин.
– Ой, а где? В Крыму?
– Нет, в этом году я отдыхал в Калифорнии.
– В Калифорнии!? – изумилась секретарша.
– Да... Искупался в море, позагорал... Пару раз ездил на тигров охотиться. В общем, ничего особенного.
– Калифорния, – зачарованно повторила Тотошка.
Жора, который до этого момента лишь возмущенно таращил глаза, вдруг взорвался:
– Да кого ты слушаешь! – заорал он. – Врет и не покраснеет. Какая Калифорния! У него денег не хватит до ближайшего санатория доехать! Калифорния!
Васин скромно потупился.
– Знаешь, за что я тебя люблю, Жорик? – сказал он. – За безупречное чувство юмора. И за догадливость.
Васин повернулся к двери, но потом добавил.
– Кстати! Это тебе для общего развития пригодится. Запомни: в Калифорнии тигры не водятся.
Итак, день начинался превосходно! Поезд опоздал, с ребятами повидаться не удалось – не считая Никиты, да еще и Жорик со своей жаждой правды...
Васин побрел по коридору, раздумывая, как употребить оставшееся до поезда время. Он бы непременно придумал что-нибудь стоящее, но вдруг столкнулся с Михалычем, вылетевшим как вихрь из своего кабинета.
– Ты еще здесь?! Слава тебе, Господи! Хорошо...
Васин насторожился, не понимая причин такой радости.
– Саша! Выручи не в службу, а в... В эту...
– Что случилось? – осторожно поинтересовался Васин.
– У тебя время есть еще?
– Есть немного.
– Выручи. Съезди на Вологодскую. Там какого-то бедолагу током в гараже убило. Съезди, проверь, посмотри.
– Кто убил? – Васин решил разыгрывать дурачка.
– Да никто не убил. Несчастный случай.
– Если так, то мы тут при чем?
– Да не знаю я... Там участковый что-то лопочет в трубку, толком ничего не ясно, но говорит, что надо проверять.
– Вот оно что...
– Не поднимать же мне опергруппу из-за каждого утопленника?
– Утопленника, – задумчиво повторил Васин.
– Съезди. На моей машине. Одним глазком погляди, а потом Жора тебя на вокзал доставит. Мне просто послать больше некого. Никита дежурит. А тебе все равно время убить надо, сам говорил.
– Понятно. Ну, раз Жора на вокзал доставит, тогда конечно
– С меня отгул, – в приступе благодарности пообещал Михалыч. Но потом поправился. – Пол-отгула.
* * *
Через двадцать минут машина остановилась в тенистом дворе старого пятиэтажного дома. Было безлюдно. Дети еще не вышли гулять, а взрослые уже ушли на работу. Лишь на скамейке у подъезда скучал в компании двух ободранных кошек пожилой участковый.
– Ну? Где покойник? – степенно поинтересовался Васин.
Участковый резко поднял голову, как будто его оторвали от глубокого печального раздумья, и непонимающе посмотрел на Васина.
– Я из управления, – поспешил уточнить тот, взмахнув красной книжечкой.
– А-а... – кивнул участковый и тяжело поднялся. – Вон там, за кустами.
Они вместе прошли мимо качелей и сломанного турника, миновали редкие полуживые заросли акации и остановились под раскидистым тополем.
– Ни черта себе! – ахнул Васин.
У их ног лежало нечто скорченное, обгорелое, наполовину голое и жалкое. То, что недавно было живым, здоровым и, возможно, веселым человеком.
Васин присел на корточки. Труп лежал на спине, спереди лохмотья дорогого костюма разошлись, обнажив обугленную грудь с черным отверстием.
– А с чего вы решили, что его убило током? – спросил Васин.
– Ну, как... – смутился участковый. – По приметам. Ожоги, разрывы одежды, характерная поза. Обугленные отверстия на спине и груди.
– Похоже на выстрел в упор, – заметил Васин. – Обычно, если стреляют в упор, одежда начинает тлеть и сгорает. Правда, без таких ожогов на теле...
– Нет, – решительно сказал участковый. – Не могла одежда тлеть. Почти всю ночь дождик шел, а он тут точно с вечера валяется. Да еще и эти... Древовидные фигуры на коже...
– Да-да, – пробормотал Васин, смутно вспоминая факультативный курс судебной медицины. Потом вдруг опомнился. – Постойте, а где гараж?
– А вот! – участковый указал в глубь двора, где темнела облупленная, изрисованная детворой «ракушка».
1 2 3 4 5 6
Последняя тайна осени
Осень только начиналась, а дорожки в парке, чашу старого фонтана и газоны уже завалили желтые листья. Васин шел через парк, слушая тайный шорох листвы под ногами и вдыхая запах, которому оставалось витать в воздухе совсем недолго. До тех пор, пока дворники не соберут опавшие листья в большие кучи и не запалят костры. Тогда будет пахнуть дымом. Дым – это тоже запах осени, но листья пахнут приятнее.
«Если бы здесь сейчас был постовой милиционер, – подумал Васин, – он подошел бы ко мне и сказал: по газонам ходить запрещено. А я бы достал удостоверение: успокойся брат, я свой, и не в этом даже дело... Сейчас все свои, потому что пришла осень, а опавшие листья нужны только для того, чтобы ходить по ним, слушать их шорох, вдыхать ароматы...»
Осень всегда была для Васина загадкой. Еще ребенком он подбирал опавшие листья, долго вертел их в руках, разглядывая, пытаясь понять, почему яркий зеленый лист так внезапно наливается желтизной. Он смотрел в небо и удивлялся – отчего солнце стало тусклым? Может, оно просто прогорело, как костер? Или мокрые дождевые тучи остудили его?
Он взрослел, читал книги, учился в школе, и тайны переставали быть тайнами. Чтобы узнать, отчего желтеют листья, нужно понять, почему они прежде были зелеными. А для этого следовало изучить обмен веществ, свойства хлорофилла и так далее, и так далее... Так умирали тайны – одна за другой.
Но осень оставалась осенью. С годами Васин понял, что осень для него становится временем перемен. Осенью он пошел в первый класс. Осенью начал учиться в институте. Потом его призвали в армию, демобилизовавшись, он устроился на работу, женился – почему-то все это происходило тоже осенью.
Может, поэтому его так волновал запах преющей листвы? Всякий раз, срывая с календаря последний лист лета, Васин начинал томиться привычным ожиданием: вот сейчас все изменится, сейчас что-то произойдет и начнется другая интересная жизнь...
Но чем старше он становился, тем меньше традиционных «осенних» событий случалось в его жизни. Последним из них был развод с женой. Он выпал на сентябрь...
Парк кончился. Васин пересек площадь и вошел в двери массивного четырехэтажного здания предвоенной постройки. До конца отпуска оставалась еще пара дней, но он не удержался от соблазна заглянуть на работу. Не удержался, хотя прекрасно знал, что ничего тут не изменилось, все по-прежнему, разве что поменяли фотографии на Доске почета или побелили потолки в кабинетах.
Так всегда бывает. Спешишь в свой город после долгих странствий, торопишься увидеть привычные, знакомые места, надеясь в глубине души, что они стали лучше... А когда приезжаешь – с разочарованием видишь, что город даже не заметил твоего отсутствия и остался точно таким же. Осень – время перемен в жизни людей, а не городов.
Сержант на входе оторвался от журнала и удивленно посмотрел на Васина.
– Привет, Саша! Ты что, из отпуска?
– Ага, – безмятежно ответил Васин.
– То-то я смотрю – загорел как...
Теперь наверх. По истертой лестнице, которую Васин мерил ногами не одну тысячу раз. Он не успел миновать и двух пролетов, как из-за угла вырулил Владик Пухов из «противоугонного» отдела.
– О! – воскликнул он. – Здорово! Ты откуда такой загорелый? Из отпуска?
– Как ты догадался?
– Работа такая.
– Понимаю... Что у вас новенького?
– Да так... Ничего. Работаем.
– Я так и знал. Ну, работайте...
На третьем этаже, где были отведены помещения и кабинеты отделу уголовного розыска, к счастью, оказалось безлюдно. Васин был не в настроении объяснять каждому встречному, почему он «такой загорелый» и отвечать всем «да, из отпуска». Он задержался на мгновение перед дверями своего кабинета, из-за которых доносился нервный визг принтера, но все-таки решил сначала показаться начальнику, а потом уж все остальное.
Михалыч был для Васина не просто начальником, а еще и старым приятелем. Когда-то они вместе учились в Академии, а затем один начал опережать другого в прыжках по должностям. Васин не переживал по этому поводу. Служебная лестница – дело скользкое, и каждый сам решает, с какой скоростью и какими методами ее преодолевать.
Дружеских отношений они не потеряли, но Михалыч постоянно просил Васина не называть его на «ты» при подчиненных и посторонних. Васин всякий раз соглашался, однако не мог пересилить себя. Его просто разбирал смех, когда он говорил «здравствуйте, Юрий Михайлович» своему старому приятелю, с которым столько было пережито и выпито. Михалыч злился, считая, что Васин этим тлетворно действует на его авторитет и субординацию в отделе.
Васин Михалыча уважал. Хотя бы за то, что тот не спросит «почему ты такой загорелый». Он – старый сыщик – сразу поймет: загореть на такой собачьей работе можно только в отпуске. Правда, на сей раз у Михалыча не было необходимости проявлять чудеса смекалки: он был начальником Васина и прекрасно помнил, что через два дня у того кончается отпуск.
– Что так рано? – спросил Михалыч, протягивая руку. – Тебе, если не ошибаюсь, еще два дня гулять.
– Да вот... Не удержался. Пошел на вокзал сестру встречать, а поезд опаздывает. Два часа убить надо – дай, думаю, зайду...
– Соскучился, значит? Как отдохнул?
– Прекрасно! У деда на огороде хорошо отдыхается.
– Я и смотрю, загар у тебя не пляжный.
– Все правильно. А у вас-то как дела?
– Помаленьку. Как обычно: ловим – сажаем, ловим – сажаем...
– А еще?
– «Квартирникам» дали две единицы за счет местного бюджета...
– А нам?
– А вас, «убойников», и так достаточно.
– Не скажи, Михалыч...
– Да ладно... Стручков перевелся в участковые – вот тебе еще новость.
– Из-за квартиры?
– Конечно. Легко ли – с двумя детьми в общежитии? – Михалыч отодвинул в сторону спичечный коробок, будто избавляясь от этой грустной темы. – Ты говоришь, сестру сегодня встречаешь? Откуда же?
– Из Берлина.
– О-о!
– Сестренка у меня не промах. Два курса иняза закончила и поехала на практику в Германию. Конкурс был двенадцать человек на место, а она вот...
– Молодец. Выпить небось привезет. Чего-нибудь вкусненького, а?
– Надеюсь, догадается.
Васин посмотрел на часы, встал.
– Пойду я, Михалыч, с ребятами повидаюсь.
Он пересек коридор толкнул дверь своего кабинета. Это был не просто кабинет. Это был штаб, где принимались самые важные решения. Это был очаг, к которому они возвращались после самых трудных заданий и командировок. Это была таверна, где иногда они отмечали свои маленькие радости и победы. Одним словом, для каждого это был второй дом. Как и в любом доме, здесь бывало всякое – и хорошее, и не очень. Но стены их второго дома были привычны и надежны.
Сейчас в этих стенах сидел только один человек.
– Привет, Никита, – сказал Васин.
Никита оторвался от экрана компьютера, поправил очки, торопливо пригладил светлые мягкие волосы и только после этого улыбнулся всем своим пухлым лицом.
– Саша! Ты уже из отпуска?
– Почти.
Васин прошел в глубь кабинета и с неудовольствием заметил, что на его столе стоят кружки с недопитым чаем, пепельница, валяются смятые бумажки.
Впрочем, стол был не совсем его. Когда в одном крошечном кабинете «прописано» девять человек, понятие «свой стол» теряет всякий смысл.
– Ты загорел, – отметил Никита.
– Еще бы – целый месяц у деда в деревне.
– А где у тебя дед?
– В Курской области. Я почти каждый год у него – то с косой, то с мотыгой.
– И что, даже на рыбалку не выбрался?
– А я и не любитель, ты же знаешь.
Васин сел за стол, отодвинул грязные кружки, вернул на привычное место телефон.
– А ребята где?
– Сегодня спортивный день. Меня дежурить оставили.
– Еще бы... С твоей комплекцией, Никита, ты будешь вечным дежурным. Сгоняй жир, пока не поздно. Не надейся за компьютером отсидеться. Придет время и зачеты сдавать.
Никита печально улыбнулся. Он не обижался на шутки и замечания в адрес своего телосложения. «Я не ребенок и не женщина, – говорил он, – чтобы стесняться своего веса».
Васин набрал номер справочной вокзала.
– Здравствуйте, а поезд из Бреста... Как, еще на час? Извините, спасибо...
– Кого из Бреста ждешь? – поинтересовался Никита, когда Васин повесил трубку.
– Сестричку свою ненаглядную, – вздохнул Васин. – Едет из Германии через Брест. Лучше бы через Москву поехала.
– Из Германии, – удивился Никита.
Васин встал, прошелся по кабинету. Здесь ничегошеньки не изменилось. Хоть бы календари новые повесили...
– Значит, ребят я не увижу, – проговорил он. – Пойду хоть Тотошку проведаю.
– Ты когда на работу?
– Скоро, – ответил Васин уже в дверях. – Через пару дней.
Тотошкой он называл веселое и жизнерадостное существо, которое состояло в отделе на должности секретаря-стенографистки. По паспорту она была Татьяной, но опера почему-то называли ее Таткой, а вот Васин – Тотошкой.
Она была очень молодая, подвижная, голосистая – как школьница. Но с мужчинами старалась вести себя официально. Называла всех по имени-отчеству, делала серьезное и строгое лицо, неумело маскируя бесхитростную девичью улыбку. За этим было очень забавно наблюдать.
– Здравствуйте, уважаемая Татьяна Егоровна! – манерно произнес Васин. – Привет, Жора.
Последнее относилось к личному водителю Михалыча. Он постоянно торчал в канцелярии, болтал о чем-то с Тотошкой, всячески мешая ей работать. На каждого входящего он смотрел с большим неудовольствием.
Однако сейчас Жора смягчился и даже соизволил спросить у Васина:
– Ты из отпуска?
– Ой, здравствуйте, Александр Николаевич, где это вы так загорели? – радостно защебетала Тотошка, но тут же одернула себя.
– Вы, наверно, на юге были? – продолжала она, и голос ее теперь звучал на пять тонов ниже – взрослее и солиднее, как ей казалось.
– Да, милая, на юге, – улыбнулся Васин.
– Ой, а где? В Крыму?
– Нет, в этом году я отдыхал в Калифорнии.
– В Калифорнии!? – изумилась секретарша.
– Да... Искупался в море, позагорал... Пару раз ездил на тигров охотиться. В общем, ничего особенного.
– Калифорния, – зачарованно повторила Тотошка.
Жора, который до этого момента лишь возмущенно таращил глаза, вдруг взорвался:
– Да кого ты слушаешь! – заорал он. – Врет и не покраснеет. Какая Калифорния! У него денег не хватит до ближайшего санатория доехать! Калифорния!
Васин скромно потупился.
– Знаешь, за что я тебя люблю, Жорик? – сказал он. – За безупречное чувство юмора. И за догадливость.
Васин повернулся к двери, но потом добавил.
– Кстати! Это тебе для общего развития пригодится. Запомни: в Калифорнии тигры не водятся.
Итак, день начинался превосходно! Поезд опоздал, с ребятами повидаться не удалось – не считая Никиты, да еще и Жорик со своей жаждой правды...
Васин побрел по коридору, раздумывая, как употребить оставшееся до поезда время. Он бы непременно придумал что-нибудь стоящее, но вдруг столкнулся с Михалычем, вылетевшим как вихрь из своего кабинета.
– Ты еще здесь?! Слава тебе, Господи! Хорошо...
Васин насторожился, не понимая причин такой радости.
– Саша! Выручи не в службу, а в... В эту...
– Что случилось? – осторожно поинтересовался Васин.
– У тебя время есть еще?
– Есть немного.
– Выручи. Съезди на Вологодскую. Там какого-то бедолагу током в гараже убило. Съезди, проверь, посмотри.
– Кто убил? – Васин решил разыгрывать дурачка.
– Да никто не убил. Несчастный случай.
– Если так, то мы тут при чем?
– Да не знаю я... Там участковый что-то лопочет в трубку, толком ничего не ясно, но говорит, что надо проверять.
– Вот оно что...
– Не поднимать же мне опергруппу из-за каждого утопленника?
– Утопленника, – задумчиво повторил Васин.
– Съезди. На моей машине. Одним глазком погляди, а потом Жора тебя на вокзал доставит. Мне просто послать больше некого. Никита дежурит. А тебе все равно время убить надо, сам говорил.
– Понятно. Ну, раз Жора на вокзал доставит, тогда конечно
– С меня отгул, – в приступе благодарности пообещал Михалыч. Но потом поправился. – Пол-отгула.
* * *
Через двадцать минут машина остановилась в тенистом дворе старого пятиэтажного дома. Было безлюдно. Дети еще не вышли гулять, а взрослые уже ушли на работу. Лишь на скамейке у подъезда скучал в компании двух ободранных кошек пожилой участковый.
– Ну? Где покойник? – степенно поинтересовался Васин.
Участковый резко поднял голову, как будто его оторвали от глубокого печального раздумья, и непонимающе посмотрел на Васина.
– Я из управления, – поспешил уточнить тот, взмахнув красной книжечкой.
– А-а... – кивнул участковый и тяжело поднялся. – Вон там, за кустами.
Они вместе прошли мимо качелей и сломанного турника, миновали редкие полуживые заросли акации и остановились под раскидистым тополем.
– Ни черта себе! – ахнул Васин.
У их ног лежало нечто скорченное, обгорелое, наполовину голое и жалкое. То, что недавно было живым, здоровым и, возможно, веселым человеком.
Васин присел на корточки. Труп лежал на спине, спереди лохмотья дорогого костюма разошлись, обнажив обугленную грудь с черным отверстием.
– А с чего вы решили, что его убило током? – спросил Васин.
– Ну, как... – смутился участковый. – По приметам. Ожоги, разрывы одежды, характерная поза. Обугленные отверстия на спине и груди.
– Похоже на выстрел в упор, – заметил Васин. – Обычно, если стреляют в упор, одежда начинает тлеть и сгорает. Правда, без таких ожогов на теле...
– Нет, – решительно сказал участковый. – Не могла одежда тлеть. Почти всю ночь дождик шел, а он тут точно с вечера валяется. Да еще и эти... Древовидные фигуры на коже...
– Да-да, – пробормотал Васин, смутно вспоминая факультативный курс судебной медицины. Потом вдруг опомнился. – Постойте, а где гараж?
– А вот! – участковый указал в глубь двора, где темнела облупленная, изрисованная детворой «ракушка».
1 2 3 4 5 6