Потом муж видит — невеста ходит довольная, счастливая, а жених какой-то кислый, нерадостный. Подумал, уж не подловила ли Есико парня, не заставила ли жениться силком. Может, он кого-то другого любит. Поговорил с ним начистоту — но деликатно так, не в лоб. Да нет, вроде бы все нормально. Ладно, сыграли свадьбу. Пожили они с годик, проблем особых не было, а потом Иинума вдруг раз — и исчез. Ни жене ни слова не сказал, ни на работе. Как в воду канул.
А в тот год у них в отделе работы было невпроворот. Не было у мужа времени с Иинумой по душам поговорить, расспросить, как семейная жизнь складывается. То есть они, конечно, выпивали вместе, но все как-то на бегу, да и потом Иинума в основном отмалчивался. Один только раз о Есико разговор зашел. Мой спросил: «Ну как, хорошая жена из Есико получилась?» Иинума помялся и вдруг говорит: «Тут как-то прихожу домой, а моя зубная щетка вся на мелкие кусочки переломана. Есико, она маленькая, но сильная». Муж слегка опешил, а говорить что-то надо. «Хорошо, говорит, что сильная». Иинума голову повесил, помолчал, потом спрашивает: «Орита-сан, вы жирный бульон любите? Я терпеть не могу». Муж не понял: «А она все время варит? — спрашивает. — Ну скажи ей, что не любишь, да и дело с концом. Тоже мне повод для страданий». «Нет, говорит, не варит. Но…» — И молчит. Муж сидит, ждет, что дальше будет. А Иинума решительно так: «Но от нее все время пахнет жирным бульоном. А я вообще никаких запахов не выношу. И жить с другим живым существом в маленькой квартире для меня мука. Не могу я спать, если рядом есть кто-то еще, будь то хоть морская свинка. Лежит, дышит. Ритм дыхания не такой, как у меня. Я от этого задыхаться начинаю».

***
Дослушав до этого места, Мицуко успокоилась: не Таро. Ее Таро, наоборот, так обожает запахи, что жить без них не может. А успокоившись, дальше слушать не стала.
— Ладно, пусть Есико-сан приходит, когда хочет. Пусть посмотрит, ее это муж или нет.
Тогда занервничала Орита-сан, сраженная подобным безразличием, и забормотала, что немедленно, сию же минуту позвонит Есико.
Так и сделала. Сообщила потрясающую новость, объяснила, как добраться до дома Китамуры-сэнсэй, однако Есико восприняла известие на удивление хладнокровно. Да и вопросы задавала какие-то необязательные:
— Надо ведь, наверно, что-то в дом принести? Не с пустыми же руками в гости идти… Как думаете, может, фрукты?
В общем, разочаровали они обе доброжелательницу, не такой она ждала реакции.

***
Есико явилась к учительнице с визитом в самом конце августа. Вечер выдался душный, пасмурный, небо так набухло влагой, того и гляди лопнет. Где-то вдалеке зычно откашлялся лев — это рокотнул гром. В сгущающихся сумерках через пролом в заборе юркнула худенькая фигурка, лица было не разглядеть — только вспыхнули два глаза. В первый момент Мицуко подумала — мальчишка. Но фигурка приблизилась к крыльцу и оказалась молоденькой женщиной. Женщина покосилась в угол двора, туда, где сидел и смотрел на небо неподвижный Таро, потом перевела взгляд на Мицуко и представилась:
— Я — Есико.
Мицуко всполошилась, стала звать гостью в дом, а тут как раз и первые каплищи подоспели. Таро неторопливо поднялся и тоже направился к дому. На Есико взглянул мимоходом, интереса не выразил. Мицуко успокоилась. Какой еще Иинума? Подала чаю.
Есико смотрела только на хозяйку, на Таро — ноль внимания. Он ушел в комнату, закрыл за собой дверь. А на улице творилось такое, что Мицуко решила закрыть окна. Только хотела встать, а Есико на нее как кинется, как схватит за обе ноги, как дернет! И сила у нее просто какая-то нечеловеческая. Бухнулась Мицуко на пол, лежит, на Есико смотрит. А глаза у Есико круглые, точь-в-точь такие же, как у Таро.
Гостья уселась на поверженную Мицуко сверху, содрала с нее шарфик, обнажила засосы на шее, понюхала их и строго так спрашивает:
— Телеграмму получали?
Мицуко только виновато головой покачала, совсем у нее в голове все перепуталось. Тогда Есико встала, достала из сумочки визитную карточку голубого цвета.
— Завтра жду вас у себя. Вот адрес.
Сказано это было таким величественным тоном, что у Мицуко не хватило духу ответить отказом. Посмотрела она в окно: терраса вся мокрая, с неба по-прежнему хлещет, но тучи чуть раздвинулись, выглянуло вечернее солнце и обеспечило дождю эффектную подсветку. Оглянулась на гостью — а той и след простыл.
Тело у Мицуко было как не свое. Еле доковыляла до соседней комнаты, решила посмотреть, чем там Таро занимается. Открыла дверь — нет Таро. Ушел.

***
Назавтра отправилась Мицуко с ответным визитом. Жила Есико в районе многоэтажек, как две капли воды похожем на Северный район, только стены у домов здесь были выкрашены в розовый цвет. Нашла дом номер 1746, поднялась на нужный этаж, увидела длинный ряд одинаковых дверей. Позвонила.
Сегодняшняя Есико была совсем не похожа на вчерашнюю: глаза спокойные, совсем не блестят — в общем, женщина как женщина. Мицуко ее ничуть не испугалась, вошла внутрь, огляделась по сторонам. В квартире пахло жирным бульоном. Больше, пожалуй, ничего примечательного — разве что на комоде лежали соломенные жгуты, из каких плетут украшения. Пока Есико говорила, Мицуко все смотрела на эти жгуты.
А сказала Есико вот что. Мужчина, которого она вчера видела, — вне всякого сомнения, ее беглый муж. Однако добрейшая Орита-сан изложила факты не совсем верно. Да, Таро исчез три года назад, но отнюдь не бесследно — его периодически видели то в одном месте, то в другом, а недавно Есико узнала, что у Таро есть приятель, с которым они развлекаются по вечерам. Встретилась с этим самым приятелем (его зовут Тосио Мацубара), поговорила. Занятный такой человечек, незатейливый, но симпатичный. От него Есико узнала, что у Таро есть женщина. Стала думать, как бы ей эту женщину найти, а тут как раз Орита-сан позвонила.
Больше всего в этой истории Мицуко поразило имя приятеля. Тосио Мацубара — это же отец той девочки, Фукико! Мать у нее несколько лет как умерла, живут они вдвоем. Мицуко видела его, когда он приходил записывать дочь на продленку. Коренастый такой, с плаксивой физиономией и шепелявый — спереди зуба не хватает. Во время беседы нервничал, но был ужасно вежливый, все повторял, что полностью доверяет Китамуре-сэнсэй, полностью. Мицуко растаяла, они разговорились, и выяснилось, что Мацубара-сан знает массу интересных вещей — и про жизнь крокодилов, и про устройство индонезийского жилища. Потом кто-то рассказывал, что человек он серьезный, работящий. Непохоже, чтобы такой «развлекался по вечерам».
— Что значит «развлекаются по вечерам»? — не выдержала она. — С женщинами, что ли?
— Нет, там женщин нет, — коротко ответила Есико.
— Чем же они развлекаются?
Но хозяйка лишь коротко хохотнула и больше на эту тему говорить не стала. Помолчала и сказала нечто странное:
— Это уже не мой муж, не Таро Иинума. Таро был нервный, пугливый, вздрагивал, когда до него дотронешься. Я бы, может, и сама с ним развелась, если бы не сбежал. А этот… Ну разве что чистюля. В остальном — никакого сходства… Понимаете, незадолго до исчезновения произошел с ним один случай. Возможно, тогда-то с Таро и произошло превращение… Было время — я хотела начать все сначала, хотела, чтоб у нас с ним наладилось. Решила — ни перед чем не остановлюсь. Записалась в кружок, начала тренироваться. Оказывается, так интересно! Я и про Таро стала забывать.
— Что за кружок? — спросила Мицуко. — Айкидо?
Вместо ответа Есико молниеносным движением подхватила ее под мышки и усадила на стол. Мицуко забарахталась, засучила руками-ногами и пребольно стукнулась коленкой о стену. Тут Есико прилепилась спрутом к зашибленной коленке и моментально высосала из нее боль.
— Походила на тренировки и сама стала такая, как Таро, — похвасталась она.
Затем последовал рассказ о том дне, когда Таро Иинума перестал быть самим собой. Мицуко сидела вся красная, потирала коленку и слушала.
Рассказ Есико
Три года назад вон там, где теперь корпуса, домов еще не было, а на холме только-только построили новый ресторан. Как-то в воскресенье, ближе к вечеру, решили мы туда сходить. Посидели, выпили чаю, поели творожного кекса. Взяли домой бифштексов с соусом, идем назад по тропинке. Вокруг кусты, деревья. Вдруг слышим — странный такой звук, как будто мотор заурчал. Оглянулись — никого. Пустырь, трубы какие-то лежат. Ладно, пошли дальше. Вышли на асфальтовую дорожку, идем полем. Справа и слева — высокая трава. И снова непонятное урчание.
— Что такое? — спрашиваю, а из зарослей одна за другой выскочили собаки, и все здоровущие такие.
Я сначала ни чуточки не испугалась. Смотри, говорю, они без ошейников, наверно беспризорные. И тут одна ка-ак кинется на Таро, и остальные следом за ней. Он заорал, пакет с бифштексами отшвырнул в сторону, но за пакетом только одна псина бросилась, а все прочие давай ему брюки драть и за ноги кусать! Таро кричит: «Ой! Караул! Грязные какие! Отстаньте!» Я перепугалась, побежала за помощью. Позвонила из автомата в полицию, пока приехали из санэпидемстанции с палками и сетками, пока то, пока се, прошло не так мало времени. Привожу я их на место — собак не видно, Таро лежит на асфальте. Отвезли его в больницу, осмотрели — вроде ничего особенно ужасного: бешенства нет, только десятка полтора не очень глубоких укусов. Скоро он пришел в сознание, я успокоилась, думала, все нормально. А тут приезжает в больницу его бабушка — на такси примчалась, всех прочих родственников опередила. Глаза выпученные, причитает: «Все, пропал наш Таро, заколдовали его злые духи!» Потом его мать приехала. «Ты, говорит, бабушку не слушай. Она у нас отсталая, суеверная, а недавно еще в какую-то секту записалась. Такое несет — уму непостижимо». Но мне все равно жутко стало. Растолкала мужа, кричу: «Ты что теперь, совсем психом станешь?» Он лежит, глазами хлопает и ни слова в ответ. Ну, меня и понесло — нервы, напряжение, да и злости на него накопилось. «Что молчишь? — кричу. — Оглох?» А он как воды в рот набрал. Меня прямо затрясло. Схватила чашку с чаем и в него запулила… В общем, вскоре после этого ушел он из дома. Но крутился все время где-то неподалеку, я на него постоянно натыкалась — то возле станции, то в парке. И раз от разу он все больше менялся: плечистый такой стал, глаза блестят, движения резкие. Увижу его, окликну, глядь — а его уж и след простыл. Был — и нету. Позвонил Орита-сан, сказал: твой на работу не ходит, не случилось ли, мол, чего. Ну, я разревелась, говорю: «Пропал мой Таро. Исчез в неизвестном направлении». А разревелась не потому, что муж бросил, просто страшно стало. Сейчас, думаю, замучают расспросами, что, да чего, да почему до сих пор в полицию не заявила. Решила дурочкой прикинуться, безутешной женой, у которой от горя крыша поехала. На самом деле горя я никакого не чувствовала. Сначала безумно злилась на Таро, потом зависть меня обуяла. Ишь, думаю, какой он крепкий да гладкий стал, а я такая слабая, хилая, несимпатичная… И решила я записаться в кружок.

***
Ушла от нее Мицуко, так толком и не поняв, что за кружок такой и что имелось в виду под «вечерними развлечениями» Таро. Но на своего постояльца с того дня она смотрела уже без прежнего трепета. Так ты, думает, раньше в фармацевтической компании работал. Ну-ну, думает.
Сентябрь наступил, снова начались занятия. С обеда и до вечера у Мицуко полон дом ребятишек. Таро в классе не появлялся, уходить стал раньше, возвращаться позже. Ее это устраивало. Неприятно как-то стало на него при дневном свете смотреть. Ночью покувыркаться — еще куда ни шло, а в остальное время суток прямо глаза бы его не видели.
Зато прониклась она какой-то странной симпатией к Фукико. До каникул Мицуко просто жалела бедняжку, не давала ее обижать, а теперь учительницу будто прорвало: и волосы-то она девочке расчесывала, и ногти стригла, и заставляла на час раньше приходить и уроки проверяла. А уж как переживала, что Фукико хуже других учится! Надо сказать, что Фукико все эти знаки внимания воспринимала настороженно. От приходов на час раньше под разными предлогами увиливала, а после занятий норовила побыстрее удрать, чтоб Мицуко не подловила.
Как— то раз учительница ее все-таки успела зацапать. Спрашивает:
— Кто тебя ужином кормит?
— Покупаю что-нибудь. Папа денег дает.
— И что ты покупаешь? — не отставала Мицуко.
— Ну, там чизбургер или кусочек жареного цыпленка…
Мицуко так тяжело вздохнула, что девочке стало стыдно и она заплакала.
— Вот что, — объявила Мицуко. — Теперь будешь ужинать у меня.
Восторга Фукико не выразила, но и отказываться не стала. Ее так развезло, что она все плакала, плакала и никак не могла остановиться. Мицуко достала платок, вытерла девочке зареванное лицо, и та вдруг обмякла, вся ершистость куда-то подевалась — ткнулась учительнице носом в грудь и разрыдалась еще пуще.
И ничего ужасного с Фукико от этого не случилось, хотя папа сколько раз говорил, что от людей надо держаться подальше. Но Китамура-сэнсэй, наверно, не такая, как другие, — она единственная, про кого папа ни разу ничего плохого не сказал.
В общем, отношения у Мицуко и Фукико наладились. Теперь девочка приходила каждый вечер, съедала приготовленный Таро ужин, потом Таро уходил, а она тихо сидела в комнате или играла во дворе (во все дни, кроме среды, потому что по средам в пансион приходили ее одноклассники). Минут за пять до возвращения Таро девочка, словно повинуясь неведомому сигналу, вставала и уходила домой. Такой установился ритуал.
От учительницы Фукико больше не бегала, но смотрела на нее без особого обожания. Книжек, которые подсовывала ей Мицуко, не читала, стряпню Таро ела как бы через силу — не признавала блюд, которые не политы кетчупом или майонезом. Зато почему-то любила смотреть на Таро, весь ужин просто глаз с него не сводила.
Девочка была неразговорчивой, а если отвечала на вопросы, то невпопад, не о том, о чем спрашивают.
Например, Мицуко говорит:
— Какой у тебя папа ученый. Все на свете знает. Про крокодилов мне рассказывал.
1 2 3 4 5