– Мужчина, читающий поэзию за завтраком, способен на все.«Возможно, она права», – подумала я, вспоминая решительный голос в темноте… «Я вытащил тебя из неприятностей один раз, не так ли?.. Я отвечаю за все, и ты доверяешь мне, правда?..»– Сегодня опять на осмотр древностей? – донесся до меня вопрос Луизы. Отбросив все мысли, я налила себе еще чашку кофе и ответила:– Я буду делать то же, что и ты.– Сидеть в тени и пить охлажденный виноградный сок?– Именно это.– Устала?– Немного. Ты была права – жара на меня вчера подействовала. Сегодня хочу остаться дома и придумать что-нибудь интересное на завтра.Люди вокруг задвигались. Туристы обсуждали программу на день. Немцы ушли, споря над путеводителем, и вскоре за ними отправились по улице Республики американские молодожены. Дэвид встал и вместе с Роммелем вошел в отель, спустя несколько секунд за ним последовал Марсден. Лоран Бристол закурила очередную сигарету и уставилась в пространство перед собой. Я нашла какой-то предлог и встала со стула. Может быть, сейчас мне удастся зайти в комнату к мальчику и расспросить его о Марсдене: почему Лоран Бристол, если она знала Марсдена и знала о том, что он помог им, не сообщила об этом Дэвиду? Возможно, Дэвид чувствовал бы себя в большей безопасности, если бы ему рассказали о человеке, стоящем между ним и Ричардом Байроном.«Хотя, – подумала я, поднимаясь по ступенькам, – может, Дэвид и знает». Но он ничем не выдал своей осведомленности вчера, увидев Марсдена в автобусе. И Марсден с Лоран Бристол ни единым жестом не показали, что знакомы ближе, чем случайные постояльцы одного отеля.Марсден стоял в верхнем коридоре, поэтому, не приближаясь к комнате Дэвида, я прошла к себе и собрала вещи, которые могли мне понадобиться этим утром: темные очки, книгу, мишеленовский путеводитель. Когда через несколько минут я снова выглянула в коридор, стало ясно, что мой план поговорить с Дэвидом наедине придется отложить: он, Роммель и Марсден вместе направлялись к лестнице.–…Поэтому я решил забраться наверх этим утром, – говорил Дэвид, – вместо того, чтобы идти на реку.– Я направляюсь туда же, – сказал Марсден. – Ты не против, если я составлю тебе компанию?– Конечно, нет, сэр. Голоса замерли. Я вернулась к себе, размышляя о том, что, судя по разговору, Дэвид и не подозревает о причастности Марс-дена к делам Байронов. Тут я услышала, как они вышли во двор, под мой балкон, и подвинулась к окну.–…башня в северном углу, – говорил Марсден. – Хотя как он ухитрился затащить наверх мула, я не представляю. Ты был когда-нибудь внутри?– Нет, – ответил Дэвид, останавливаясь у столика мачехи. – Я собираюсь подняться на Роше-де-Дом, – сказал он. – Мистер Марсден тоже идет. Оттуда открывается прекрасный вид на паром; ему приходится двигаться по канату, а не то его снесет.«Да, – подумала я, наблюдая, как они вместе идут по улице Республики, – оттуда открывается также прекрасный вид на подвесной мост, по которому въезжают в город со стороны Нима и Монпелье. Интересно, какую часть этого дня проведет Дэвид наверху на стене, следя, не покажется ли большой серый автомобиль с английскими номерными знаками».
День тянулся долго. Мы с Луизой провели утро в парке, согласно плану попивая виноградный сок и лениво наблюдая за крутящимися струями поливальных установок, увлажняющих газоны. Потом Луиза достала альбом и начала рисовать маленькие картинки с натуры: детей, худеньких и коричневых; наблюдающих за ними старых женщин с вязаньем в руках, сидящих на узких скамейках; выравнивающих граблями гравий полуголых мужчин в обтрепанных брюках; священников в сутанах, шагающих к церкви. Я вытащила книгу и попыталась читать, но перед моими глазами все время всплывали гневные серые глаза под черными бровями и перекошенный внезапной яростью рот. Я отмахивалась от видения и начинала читать с удвоенным вниманием, обнаруживая через несколько минут, что пробегаю одну и ту же страницу опять и опять, не воспринимая ни единого слова. В голове у меня, как на испорченной пластинке, механически повторялись одни и те же слова: «…ты маленькая мерзавка, ты маленькая мерзавка, ты маленькая мерзавка». Я тряхнула головой, отбрасывая назад волосы, словно этим движением можно было отбросить и воспоминания. Спустя некоторое время я оставила попытки читать и сидела, крутя в руках темные очки. Как бы мне хотелось уметь рисовать и вообще делать что угодно, лишь бы освободиться от назойливых мыслей!– Луиза!– М-м-м?– Давай пойдем на ленч.– Уже пора?– Самое время. Заодно можем вернуться в отель, как ты думаешь?Хотя после ленча мы долго сидели во дворе, лениво покуривая, ни Дэвид, ни Марсден не появились. Пауль Вери был в своем углу и улыбнулся мне поверх бокала с аперитивом. Похоже, кроме него и нас, все остальные постояльцы, включая Лоран Бристол, отправились на ленч в другие места. Наконец, я встала.– Пожалуй, поднимусь наверх и отдохну, – сказала я Луизе и пошла в свою комнату.
К собственному удивлению, спала я долго, крепко и без сновидений, и, проснувшись к вечеру, почувствовала себя освеженной. Умывшись и надев зеленое платье, я ощутила необыкновенную беззаботность, словно тяжелая туча поднялась с земли, открыв солнце, засиявшее над влажной весенней травой. Что ж, я пережила неприятное испытание, очень меня расстроившее; но теперь все позади, и память о злобном поведении Ричарда Байрона можно забросить в дальний чулан с другими мерзкими вещами. Я напевала, защелкивая серебряный браслет поверх синяков, и улыбалась своему отражению в зеркале, причесываясь.Что касается Дэвида – на секунду поднимающаяся туча отбросила тень, но свежий ветер здравого смысла разметал тучу в клочья и унес прочь. Конечно, проблема Дэвида драматична, но относительно проста в конце концов. За ним присматривают двое взрослых, и, если разговор на Роше-де-Дом что-нибудь значил, то Лоран Бристол наверняка выйдет замуж за своего помощника. Следовало только держать Дэвида подальше от отца, неужели это так трудно? И какие бы чувства меня ни охватывали, что я могу сделать? Это проблема миссис Бристол, а я – посторонний человек. В любом случае мы расстанемся через несколько дней. Единственно разумным было забыть об этом деле.С легким сердцем зашла я в комнату к Луизе.– Луиза, у меня появилась идея. Мне надоело бездельничать, меня тянет в дорогу как цыганку. Я хочу отправиться в Лебо на денек или даже на пару дней. Хочешь со мной?– Лебо? Где это и что это?– Разрушенная деревушка на холме к югу от Авиньона. Это дикое место – только руины, и заброшенная деревня, и гостиница, и великолепные мрачные виды. Как раз то, что мне надо: глушь вдали от обитаемых мест.Луиза отложила расческу и занялась макияжем.– Ты хочешь, чтобы я поехала? Я имею в виду, ты не хочешь ехать одна?– Мне все равно, одна я поеду или нет. Я спрашиваю не поэтому. Если тебе хочется поехать, поезжай. А если нет, то я прекрасно обойдусь без тебя.Она посмотрела на меня в зеркале.– Ты уверена?– Абсолютно. Как я понимаю, ты ехать не хочешь?– Не особенно. Предпочитаю побездельничать здесь, порисовать немного. Но если ты…– Забудь о моем предложении. Это была внезапная идея, она очень подходит к моему настроению, но тебе совсем не обязательно ею проникаться. Пойду позвоню, узнаю, есть ли там и гостинице свободные комнаты. Я смогу добраться туда к обеду.Луиза наклонилась надеть босоножки.– Ты знаешь, – сказала она, глядя на меня снизу вверх, – я подумала вчера вечером: не случилось ли что-нибудь?– Ничего, – солгала я весело. – Просто устала, но после дневного сна все прекрасно. Мне душно в Авиньоне и хочется уехать в Лебо сегодня вечером. Ты уверена, что не хочешь со мной?Луиза покачала головой:– Нет. Поезжай и общайся с природой и привидениями в руинах. Это ужасно. Полагаю, увидимся, когда вернешься.Итак, я спустилась в холл и позвонила в гостиницу в Лебо. Мне повезло – удалось забронировать комнату на эту ночь, а возможно, и на следующую, если захочу. Чувствуя себя вышедшим на волю узником, я поспешила в свою комнату, запихала ночную рубашку и туалетные принадлежности в сумку, спустилась и поговорила с Мадам, попрощалась с Луизой и вышла забрать машину.Все это я проделала так быстро, что очутилась за пределами Авиньона на дороге к Оргону, прежде чем задумалась, что я делаю. Поразмыслив в машине, катящейся с приятной скоростью при вечернем свете, я решила, что делаю то, что надо. Больше всего мне хотелось побыть вне Авиньона, подальше от этой галеры, хотя бы короткое время. И побыть одной. Меня радовало, что Луиза предпочла остаться в отеле, хотя, зная ее, я ни секунды не сомневалась в этом. Картина Лебо, возникшая у меня в голове, – пустая горная деревушка, тихие ночи и прекрасные рассветы – представлялась именно тем, в чем я особенно нуждалась. О Дэвиде я наотрез отказалась думать, а о Ричарде Байроне не вспоминала вовсе, разве что один раз с кривой усмешкой, заметив на карте поворот на тарасконскую дорогу.Спускался вечер, начинало темнеть. Далеко позади последний раз мелькнули башни Авиньона, похожие на факелы над деревьями. Пейзаж вокруг меня становился все более диким и красивым, яркие краски дня переходили к розовым и пурпурным тонам сумерек. Садившееся солнце казалось расплывчатым пятном густого янтарного цвета. Острые черные шпили кипарисов устремлялись вверх, как языки тьмы.Машина взобралась на последний холм, и я остановила ее возле гостиницы. Было около семи часов. ГЛАВА 9 О, Боже, о, Боже, приходит рассвет… Средневековое французское стихотворение Заброшенный городок Лебо в средние века был могучей крепостью, возвышавшейся над южными равнинами. Дома, от которых остались лишь остовы, разрушенные бастионы – все это обладало своеобразной жутковатой красотой. Жестокая и страшная история «волков Лебо», повелителей Оранжа и королей Арля, казалось, все еще витала над разгромленными укреплениями. Развалины имели вид достаточно странный и дикий, чтобы удовлетворить любого, кто, подобно мне, этим вечером ощущал настоятельную нужду в покое и одиночестве. Я почувствовала, как ко мне подкрадывается меланхолическое настроение, от которого романтики восемнадцатого века получали изысканное тихое удовольствие.Сидя у окна в маленькой столовой гостиницы, я наблюдала за игрой вечернего света на отдаленных склонах холмов и не спеша наслаждалась одиноким обедом. Свет почти угас, когда захватив кофе и шартрез, я вышла на террасу и приготовилась погрузиться в прошлое.Достав книгу, я перечитала chansons de toile – «Песни за рукоделием», которые пели прелестная Изабель, Иоланта Прекрасная, Аглентина Светловолосая много лет назад на этой земле. Захлопнув книгу, я долго сидела, устремив взгляд на изломанные линии и полные призраков террасы города. Перед моим взором по старинным улицам спешили пешеходы, проносились всадники, бряцало оружие, колыхался пурпур знамен.Так я сидела, пока сцену не окутала тьма, а потом спустилась к своему «райли», отогнала его от дверей гостиницы за угол и поставила носом к дороге, почти вплотную к ней. Затем поднялась в свою комнату.Где-то я читала, что рассвет над развалинами города – одно из лучших зрелищ в мире. Всматриваясь во тьму за окном и любуясь едва видимыми очертаниями скал и холма, я подумала, что книга, возможно, права. Я выйду пораньше, дождусь восхода солнца и проверю, действительно ли призраки королей Арля скачут прочь, заслышав крик петуха. Поэтому я не стала переодеваться в ночную рубашку, а только сбросила туфли и платье и улеглась на одной из кроватей. И почти сразу провалилась в сон.Спала я, наверное, всего часа три или четыре, потому что, проснувшись и повернув голову, увидела не рассвет, а чуть заметное просветление. Я включила лампу и посмотрела на часы, но обнаружила, что забыла завести их с вечера. Выключив свет, я встала, подошла к окну и выглянула наружу. Моя комната выходила на юго-восток, и слева виднелось что-то похожее на прелюдию рассвета, мягкий отблеск света на нижнем краю тучи. Воздух был холодный и чистый. Стояла тишина.Закрыв ставни, я снова зажгла лампу и оделась. Чтобы окончательно проснуться, сполоснула лицо и руки холодной водой, затем набросила жакет и спустилась вниз.Входная дверь слегка скрипнула, когда я ее открывала, но никто, похоже, не услышал или не проявил по этому поводу беспокойства. Наверное, люди в отеле привыкли к любителям восходов в Лебо. Жалея, что у меня нет с собой фонарика, я осторожно выскользнула за дверь и направилась к заброшенным зданиям. Трава заглушала звук моих шагов.Сколько я сидела там, между обтесанным камнем и скалой, не знаю. Достаточно долго, полагаю, так мое бодрствование в конце концов выманило рассвет. Я увидела, как первые лучи, предвестники солнца, стекли в чашу тучи на востоке и стали подниматься в ней, как закипающее молоко, наполняя ее до краев, пока не пролились, наконец, белым через золотой край, измазав темное лицо небес от края до края. На востоке, на севере, на юге облака истаяли, звезды, трепетавшие на грани исчезновения, унес рассветный ветер, и врата готовы были распахнуться по звуку трубы…О, Боже, о, Боже, приходит рассвет…Вдруг мне стало холодно. Приятная меланхолия растаяла, и на ее месте стало прорастать непрошеное зерно одиночества, которое могло превратиться в этом темном и диком месте в цветок отчаяния. Мне ужасно захотелось курить.Я встала, потянулась и минуту смотрела на прибывающий свет, бессознательно ожидая, что трубы пронзительно пропоют утреннюю серенаду звездам.Кто-то шевельнулся позади меня.Шевельнулся и заговорил, пока я стремительно поворачивалась, охваченная паникой, прижав руки к горлу…– Итак, я снова нашел вас, – сказал Ричард Байрон.
Он стоял всего в трех метрах от меня. В полутьме можно было различить только его силуэт, маячивший выше меня на склоне, но я где угодно узнала бы этот голос, холодный, язвительный, раздраженный, с неприятным оттенком насмешки. Он остался на месте, надо мной в темноте, и я знала, что попалась в ловушку в скалах так же надежно, как в запертой комнате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27