«Дорогая. Не могу остаться сегодня, как обещал. Должен вернуться в Париж, гнусное это слово „должен“. Прости и попробуй не беспокоиться. Вернусь утром во вторник, точно, и все обсудим. Элоиза ничего не сказала и (как обещал), я тоже молчал. Думаю не стоит так беспокоиться, m'amie, если бы у них что-то накипело, они наверняка заявили бы это мне, а не тебе. Поэтому до вторника притворяйся, если сможешь, что ничего не случилось. В любом случае, сомневаюсь, что ты много будешь видеть Элоизу. Она переутомилась и, по-моему, сегодня не встанет с кровати. Твой Р..»
Ничего в моем первом любовном письме не могло заставить руки трястись, но с ними это произошло. Я взглянула на Бернара. Он не ушел, смотрел на меня. Хитрые и осторожные черные глаза на невыразительном лице. Что-то в них сверкало, и я подумала, что очень похоже на Рауля — отправить записку с человеком, который последние двадцать лет не отходит от Леона де Валми.
— Месье Рауль дал это вам сам?
— Да, мадмуазель.
— Он уже уехал?
— О да, мадмуазель. Спешил на первый самолет в Париж.
— Понятно, спасибо. А как себя чувствует миссис Седдон?
— Лучше, мадмуазель, но доктор говорит, что ей стоит полежать в постели дня два.
— Надеюсь, она скоро поправится. Дайте ей знать, что я о ней спрашивала, пожалуйста.
— Да, мадмуазель.
— Бернар, — спросил Филипп, опуская чашку. — У вас сегодня тоже бал?
— Да, месье.
— Внизу в деревне?
— Да, месье.
— А потом у вас ужин?
— Да, месье.
— Что вы будете есть на ужин?
Темное лицо осталось деревянным, глаза враждебными.
— Не могу знать, месье.
— Хорошо, Бернар, — сказала я. — Спасибо.
Когда он ушел, я еще раз удивилась, чего в нем могла найти хорошенькая молоденькая Берта.
Это был очень неприятный и длинный день. Рауль уехал. Миссис Седдон не выходила из комнаты. Берта суетилась по своим делам с самоуглубленным и стыдливым видом. Поэтому, когда мы с Филиппом пошли гулять, а мимо проехал джип с Вильямом Блейком и кучей его друзей, я так отчаянно замахала, что мальчик изумленно посмотрел на меня и спросил:
— Он ваш очень хороший друг, вот этот?
— Он англичанин. — Сказала, и самой стало смешно. — Филипп, знаешь, что такое ирония судьбы?
— Нет, а что?
— По-моему, это когда судьба или что-то другое следит за тобой, запоминает, что ты говоришь и делаешь, а потом оборачивает против тебя в самое неподходящее время. Нет, как-то я неправильно сказала. Забудь это, mon lapin, я сегодня плохо соображаю.
— Но я как раз про это читал сегодня. У нее есть специальное имя. Она идет за тобой comme vouis dites, а когда ты делаешь что-то глупое, она, как это сказать? Идет против тебя. Ее зовут Немезида.
Я остановилась и посмотрела на него.
— Филипп, моя любовь, по-моему, она просто дожидалась, чтобы… Сейчас практически мартовские иды, слева вниз летят жаворонки, в прошлый вторник я не с той стороны обошла церковь Святой Марии на Мостах, а…
— Нет. Шел дождь.
— Правда?
— Правда. — Он хихикнул. — Ты иногда говоришь ужасные глупости, знаешь?
— Ужасно часто.
— Но мне нравится. Продолжай. Как жаворонки летят вверх ногами. Ужасно интересно.
— Боюсь, что не могу. Слова меня оставили.
По дороге с прогулки мы встретили месье де Валми. Мы срезали углы и двигались по крутой короткой тропинке. Когда мы уже вошли во двор конюшни, откуда-то выехало кресло на колесах, и мы услышали:
— Филипп. Доброе утро, мисс Мартин. Погуляли?
Я покраснела.
— Доброе утро, месье. Да.
Он улыбался. Ни следа неодобрения или холодности. Если бы меня собирались уволить, он бы не вел себя так естественно, более того, по-дружески?
— Больше не бродите по лесам?
— Я нервничаю, поэтому мы держимся около дороги.
Он засмеялся:
— Ничего удивительного. Филипп, а как ты себя чувствуешь после ночных излишеств?
— Излишеств? — переспросил мальчик.
— Говорят, ты развлекался в полночь… Кошмаров не было потом?
— Нет, mon oncle.
Я занервничала.
— Вы не возражаете? Это было несколько неортодоксально, но…
— Дорогая мисс Мартин, с какой стати? Мы полностью поручили вам Филиппа и до сих пор не было оснований думать, что мы ошиблись. Не воображайте, что мы с женой собираемся критиковать каждый необычный шаг. Мы очень мало знаем о воспитании детей. Вам решать. И особый подход иногда необходим, так ведь? Вы очень добры, что тратите время и думаете о ребенке в разгаре собственных удовольствий. Надеюсь, вам понравился бал?
— Да, конечно. Я вчера не смогла поблагодарить вас за приглашение, но можно, я это сделаю сегодня? Это было прекрасно, мне очень понравилось!
— Рад это слышать. Боялся, что вы почувствуете себя одиноко, но Рауль, кажется, за вами присмотрел.
Очень вежливый. Кажется, не смеется.
— Да месье, спасибо. А как мадам де Валми, не заболела?
— Нет, просто устала. Появится вечером на балу в деревне, поэтому отдыхает.
— Тогда нам с Филиппом сегодня не надо приходить в салон?
— Стоит, наверное, пропустить. — Он слегка издевательски улыбнулся Филиппу. — А может для разнообразия меня навестишь?
Филипп напрягся, а я ответила:
— Как вам угодно, месье. В библиотеке?
Он засмеялся.
— Нет, нет. Избавим его от этого. Что же, не буду задерживать. — Кресло развернулось, и вдруг повернуло обратно. — Между прочим…
— Месье?
— Не разрешайте Филиппу качаться на качелях, они не слишком прочно держатся. Нам больше не нужны несчастные случаи.
— Разумеется, мы к ним не подойдем.
Он кивнул и укатил с огромной скоростью к воротам огорода. Филипп помчался к двери, будто только что избежал опасности. Он был не одинок. Я думала, что воображение опять меня подвело. Ночная улыбка месье, холодность мадам… очевидно, я неправильно все поняла. Урок на будущее. Похоже, они не собираются меня увольнять, иначе он бы так не разговаривал. Ну и хорошо. А скоро рядом будет Рауль…
— Мадмуазель, — сказал Филипп. — Вид у вас совсем другой. Qu' est-ce que c'est?
— Кажется, я видела жаворонка, который летел не вверх ногами.
Остаток дня прошел без происшествий. Я положила Филиппа в кровать раньше, чем обычно, отнесла ему шоколад и отправилась спать.
Не помню, чтобы я просыпалась. Было такое ощущение, что прямо во сне я повернула голову на подушке и уставилась широко открытыми глазами на дверь. Темно, ничего не видно, потом щелкнула дверь и мягкие шаги зашуршали по ковру к кровати. Какое-то время я думала, что продолжаю спать, и не шевелилась. Что-то прикоснулось к одеялу. Дыхание. Вовсе я не спала, это все на самом деле. Мое сердце дернулось от страха, я резко села.
— Кто это?
Я схватилась за выключатель, раздался перепуганный голос:
— Не включайте свет! Нет!
Я опустила руку. Ужас моего посетителя каким-то образом уравнял нас, я расслабилась.
— Кто это?
— Берта.
— Ты?
— Тише, мисс, услышат!
— Что случилось? Неужели что-то с Филиппом?
— Нет, ничего подобного, но я подумала, что должна сказать…
Тут страдальческий шепот прервался рыданиями, и Берта уселась на мою кровать. Я вылезла из-под одеяла, заперла дверь и включила свет. Она сидела в моем платье и темном пальто из дешевого материала, закрыв лицо руками.
— Успокойся. Хочешь кофе? — Она замотала головой, убрала руки. Очень бледная, слезы на щеках и ужасные глаза. — Ну не надо. Что случилось? Могу помочь? Что-то на балу? — Она шевельнула плечами. — Бернар?
Берта кивнула, все еще всхлипывая, выпрямилась. Я убрала руку. Она сказала, неожиданно спокойно:
— Лучше ложитесь опять в кровать, мисс, замерзнете.
— Хорошо. Теперь рассказывай. Что такое?
Она посмотрела по сторонам, будто выглядывала кого-то среди теней. Очень напуганная. Облизала губы. Заговорила необычным низким голосом.
— Это Бернар… почти. Ты знаешь, я… Собираюсь замуж за него? Он пошел со мной на бал, я была в твоем платье, он сказал, я, как принцесса, и начал… Он пил и стал… Он был пьяный. Никогда не видела его таким, хотя знаю, что он пьет, но это никогда не заметно. Мы… Были вдвоем. Пошли в дом моей сестры. Она с мужем была на балу. Я знаю, что это неправильно, но…
Я почувствовала себя крайне неуютно.
— Ну ладно, выпусти эху часть. Что тебя напугало?
— Он был пьян. Я сначала не поняла, все было хорошо, пока… А потом, он заговорил. Как мы поженимся, и я буду принцессой, и у нас будут деньги, много денег. Я скоро должна выйти замуж… Мы купим ферму и будем богатыми и у нас будут… Он говорил так дико, что я испугалась и сказала, чтобы он не был дураком, и где он возьмет деньги на ферму, и он сказал…
— Да? Что он сказал?
— Что будет масса денег позже, когда Филипп…
— Что?
— Умрет.
Сердце мое забилось так сильно, что я чувствовала его стук даже в кончиках пальцев. Берта смотрела на меня. Ее верхняя губа вспотела. Я прохрипела:
— Продолжай.
— Только повторяю, что он говорил. Он был пьян… Спал наполовину. Он сказал, месье де Валми обещал ему деньги, когда Филипп умрет.
— Берта!
— Да, мисс!
Тишина. У нее теперь и лоб вспотел. Руки мои замерзли. Бред. Ночной кошмар. Не бывает. Но где-то внутри я ничуть не удивилась, знала уже давно, только не признавала.
— Теперь заканчивай, Берта. Филипп… Значит, он умрет. Когда?
— Бернар сказал, скоро. Должно быть скоро, потому что месье Ипполит дал телеграмму, что едет домой. Они не знают почему, должно быть заболел. В общем он здесь будет завтра вечером, поэтому все должно быть быстро. Бернар говорит. Они уже пробовали, но…
— Они?
— Валми. Месье и мадам и месье…
— Нет!
— Да, мисс. И месье Рауль.
— Не верю! — Она молча смотрела на меня. Если бы она доказывала, я бы боролась, но она ничего не говорила, только пожала плечами. — Берта! Ты уверена? — Опять пожала плечами. — Бернар так сказал?
— Да. Он был пьяный…
— Но это не может быть правдой! Просто не может! Берта, слышишь меня? Это — не — правда!
Она молча отвернулась.
Следующие несколько минут я не могу описать. Когда внутри что-то ломается и умирает, вспоминать это трудно даже через много времени. Скоро я смогла начать думать, заставила себя вспомнить, что главное — Филипп. Обо всем остальном можно печалиться потом, сейчас главное Филипп.
Я сбросила одеяло. Она спросила резко:
— Ты куда?
Я не ответила, побежала в ванную, через нее, в детскую комнату, наклонилась над кроватью. Спит, дышит ровно. По волне облегчения я поняла, насколько серьезно я восприняла эти разговоры. Что это такое в конце концов? Испуганная девушка неправильно поняла пьяную болтовню слуги. Но звучало это очень правдоподобно, и даже не дослушав до конца, я готова была выбросить за борт добрых работодателей и мужчину, которого любила час назад. Я вернулась в комнату, оставив открытыми все двери, и взобралась обратно в кровать.
— Все в порядке? — шепот Берты. Я кивнула. — Ой, мисс.
Она ломала руки. Я подумала, что это очень интересно, столько раз я читала, как женщины это делают, но никогда не видела.
Когда в конце концов я заговорила, голос мой звучал совершенно необычно.
— Давай разберемся. Не говорю, что верю тому, что сказал Бернар, но хочу услышать… Все. Есть замысел убить Филиппа. Незачем спрашивать зачем, это очевидно. — Слова шли легко, будто я играла роль в странной пьесе. Ни злобы, ни страха, ни тоски. Берта слушала меня, сжав руки. — Ты говоришь, они уже пробовали. Ты имеешь в виду тот выстрел и перила на балконе?
— Да.
Я вспомнила выражение лица мадам, когда мы с Филиппом вышли из леса. И вечер балконных перил… Она поднялась не за таблетками, а не могла вынести ожидания. Леон де Валми из холла должно быть слышал звук падения…
— Это может быть правдой. Бог мой, Берта, может. Ну ладно. Кто стрелял? Сам Бернар?
— Нет. Месье Рауль. Бернар выковыривал пулю.
— Не верю! Он так сказал? Тогда он врет. Он сам стрелял и… Извини. Я просила только пересказать его слова. И… Уверена, что в основном он говорил правду. Просто я не могу заставить себя поверить…
— Да мисс, я знаю.
— Берта, мне стыдно. Так занялась своими переживаниями, что забыла про твои. Извини. Мы в одной лодке, да? — Она молча кивнула. — Послушай. Нужно что-то сделать ради Филиппа, а времени нет. Потом разберемся, кто виноват. Сейчас придется верить, что они все в этом замешаны. Я уверена, что месье и мадам виноваты, даже странно, что не подумала об этом раньше, но кто может вдруг подумать об убийстве? Это что-то из книжек, не случается среди знакомых. Я должна была понять сразу после выстрела… Да, Рауля не было, а Бернара отправили на место, а он вытащил пулю. А эти перила, ловушка про запас. Я что ли должна поверить, что он нарочно засигналил?
— Не знаю, о чем вы говорите. Бернар про сигнал ничего не рассказывал.
— Ну ладно, забудем об этом, надо решать, что делать.
Все мне стало ясно. Четкий план. Первый шаг — избавиться от единственного человека, близкого Филиппу и известного Ипполиту — няни мальчика. Чтобы ее заместить, решили найти молодую женщину без семьи и защитников, которую после несчастного случая никто не сможет защитить. Лучше всего из приюта, иностранку, чтобы она ошалела от новой работы, страны, иностранного языка, ничего не понимала и не соображала. Вот она и подчеркивала мое английское происхождение, предчувствия меня не обманули. Нашли козу отпущения, привезли во Францию и ждали. Я устраивалась, приживалась, все шло вроде нормально, только месье не мог сдержать язык. Через три недели — первая попытка. Неудача. Вторая, совершенно безопасная для них, явный несчастный случай. Тоже неудача. У всех были бы алиби, может, и пошептались бы, но Леон де Валми получил бы свое поместье… Я посмотрела на Берту.
— А что дальше?
— Не знаю.
— Должна. Это важно. Бернар так много выболтал, и это должен был.
— Думаю, он сам не знал. Это должен был не он… Это все.
Она снова начала всхлипывать.
Я вспомнила, как вошла Элоиза в ночь бала: «Что случилось с Филиппом?» И как Рауль смотрел в ответ.
— И Бернар ничего не сказал, чтобы понять когда. И как.
— Нет, честно. Но скоро, потому что месье Ипполит возвращается. Телеграмма пришла утром и совершенно вывела хозяина из себя.
— Ипполит приезжает завтра. Берта, ты понимаешь, что это должно случиться сегодня?
— Да, наверное. Почти час, да?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27