— Но мы можем сбросить тебя в пропасть. Или скормить шакалам. Или просто завалить тут камнями…— За что? — Женя сжалась от ужаса.— Просто так! Напиши своему деду письмо. Если он хочет получить тебя живую и здоровую, пусть заплатит миллион.— Кому? — спросила Женя.— Нам.— Где же он его возьмет?— Найдет. Поищет и найдет, — уверенно ответил бородатый.— А если не найдет?— Тогда мы сами скажем ему, в каком ущелье собрать твои кости! — пригрозил бородатый.— Давайте бумагу, — сказала Женя.— Вот это другой разговор! — Бородатый даже улыбнулся.Пока белозубый доставал из торбы какую-то тетрадку и искал карандаш, Женя пыталась сообразить, где же дедушка найдет столько денег. Никаких сбережений у него не было. Он жил только на жалованье, большую часть которого тратил на медицинское оборудование для больницы: казенных денег на это не отпускали уже давным-давно. Ее похитители, наверное, и не подозревали, что доктор Прозоров иногда даже продукты у лавочника брал в долг. Женя вспомнила свой любимый рассказ «Вождь краснокожих». Она много раз читала его в Петрограде и здесь и всегда от души смеялась над проделками маленького пленника Джонни. Да и вообще ей нравились не только Джонни, Билл и Сэм. Очень забавной выглядела вся рассказанная О'Генри история о похищении рыжего сорванца.Но то, о чем писал американский писатель, было совершенно не похоже на историю с ней самой. Ее похитители были мрачными оборванцами, вполне способными сделать все, что они пообещали, если дедушка не заплатит за нее выкуп.— Вот бумага. Пиши, — белозубый протянул ей помятую и замусоленную конторскую книгу и карандаш.— Пиши, — подтвердил бородатый.— Что писать? — спросила Женя.— Пиши так, — бородатый немного подумал: — «Если ты хочешь, чтобы я вернулась, приготовь миллион рублей. Если согласен, открой на чердаке окно. Тот, кому надо, увидит». Написала? Так. И еще напиши, что очень хочешь домой. И подпишись, — сказал он.Женя отдала бородатому записку и карандаш.— Дедушка все отдаст, что у него есть. Но столько денег ему не найти, — грустно сказала она.Глаза у бородатого сузились. Он вплотную приблизился к Жене и угрожающе засопел:— Мне дела нет, где он достанет деньги. У него своя жизнь, у меня своя. Я тоже хочу иметь дом, коня и хорошую еду. И пока у меня этого не будет, тебе отсюда не выбраться.Он сложил записку пополам и отдал белозубому.— Поезжай. Не трать время. Действуй, как договорились.Белозубый спрятал записку за пазуху, стегнул себя по сапогу кнутовищем и вышел из пещеры. Женя услышала, как зацокали по камням подковы его лошади. А бородатый придвинул к огню свою кошму и повесил над костром котелок с водой.Женя почти не спала. Задремала только под утро, но, едва рассвело, уже открыла глаза. Бородатый, все так же не двигаясь, как изваяние сидел у костра, который почти догорел. Теперь, при свете, Женя хорошо рассмотрела его лицо. Оно было худое и сердитое.Наступил полдень. Белозубый не возвращался. Бородатый несколько раз пил чай и никуда из пещеры не выходил.Солнце закатилось за гору. В пещеру поползли сумерки. Потянуло сыростью. А белозубый словно под землю провалился. Теперь бородатый уже не сидел на кошме, поджав под себя ноги, а мотался взад-вперед, как заведенный, перед входом в пещеру. Белозубый появился, когда совсем стемнело.— Порядок. Окно открыто! — сказал он и тяжело плюхнулся на кошму.— Цха! — с облегчением рыкнул бородатый и торжествующе посмотрел на Женю. — Я говорил, у него есть деньги.— Наверное, достал. Куда-то бегал, — сказал белозубый.— Не наше дело. Пиши второе письмо!На свет снова появилась затрепанная тетрадь и огрызок карандаша. Но теперь, прежде чем начать диктовать, абреки долго и оживленно о чем-то спорили друг с другом на своем, горском, языке. Жене показалось, что они даже несколько раз начинали ссориться. Потом бородатый, очевидно предвкушая удовольствие от подсчета денег, закатил глаза и блаженно улыбнулся.— Пиши, — сказал он Жене. — «Деньги привези в Сурамское ущелье. Закопай под корнем высохшего карагача, что стоит у ручья на третьей версте. Закопай и уходи. Придешь домой, я буду дома».Женя не успевала писать. Бородатый последнюю фразу повторил два раза. И кажется, остался очень доволен собой. Потом они снова пили чай, ели мясо, почти насильно кормили Женю. Теперь они уже не были такими злыми, как накануне. Ночь прошла спокойно. Женя даже немного соснула. Но утром следующего дня абреки замотали Женю, несмотря на все ее мольбы, в кошму, крепко завязали веревкой и отнесли в глубь пещеры. А сами сели на лошадей и куда-то ускакали. Женя попробовала освободиться. Но очень скоро поняла, что ей, как бы она ни старалась, не удастся вытащить даже руки, и заплакала от беспомощности и бессилья. Глава 4 Ашот быстро освоился в обозе и к концу дня знал уже многих бойцов. Большинство из них были тяжело раненные. Они лежали в повозках и на телегах почти без движений. За ними ухаживали повозочные и санитары. В эту работу незаметно включился и Ашот. Кому-то надо было принести воды, над кем-то поправить тент, чтобы не жгло горячее южное солнце, с кого-то просили согнать надоедливых мух и слепней. Раза два в обоз наведывался командир эскадрона Пашков.— Потерпите, хлопцы, самую малость. Наведут саперы мост через ущелье, и мы вас быстренько всех в лазарет доставим, — успокаивал он раненых.Бойцы понимали, что мост навести не так-то просто, и терпели. И лишь когда терпеть становилось невмочь, тихо постанывали. В такие моменты возле них и появлялся Ашот.— Говори, что надо? — спрашивал он.Его о чем-нибудь просили. Он с готовностью бежал куда посылали, кого-то звал, что-то приносил.На следующий день сразу после обеда обоз двинулся в тыл. Ашот ехал вместе со всеми. Он сидел рядом с повозочным и смотрел на темную тучу, нависшую над перевалом. Повозочный, пожилой боец с ввалившимися щеками и прокуренными усами, мешая русские и украинские слова, назидательно говорил:— Я так кажу, хлопче, нечего тебе с нами по шляхам болтаться. Отдадим мы тебя в дитячий дом, и будешь там жить как следует.— Зачем он мне нужен? Что я, маленький? — усмехнулся Ашот.— А то ни?— Я уже работать могу.— Рано тебе, хлопче, работать. Учиться тебе трэба.— Вот и учи меня.— Я? Чему же я тебя выучу? — удивился повозочный.— Стрелять, прежде всего. Я мстить хочу. За себя. За свое село. Казакам! Белым! Лавочникам! Всем богатеям!— Дело хорошее — отплатить, — согласился повозочный. — Да только приказу, хлопче, не было.— Какого приказа? — не понял Ашот.— А такого, чтоб патроны на тебя выделяли. И потом, хлопче, не моя это задумка насчет дитячего дому. Товарищ Киров так приказал. А это считай — закон.— Какой такой Киров?— Товарищ Киров, хлопче, надо думать, самый верный помощник товарища Ленина.— А кто такой Ленин?— И про товарища Ленина не знаешь? — еще больше удивился повозочный и даже в упор посмотрел на Ашота. — Якись же ты темный хлопец. Да товарищ Ленин это же сама наша Советская власть. Наипервейший наш заступник. А ты спрашиваешь, кто такой!В повозке ехали еще двое раненых. Один, у которого вся голова и лицо были забинтованы, почти все время спал и разговора этого не слышал. Другой, с перевязанным плечом, с веселыми карими, как у цыгана, глазами, по имени Серега, взял Ашота под свою защиту.— А откуда ему знать, дядя?— Так весь свит знает! — стоял на своем повозочный.— Так у него «свит» — то от одной околицы в деревне до другой. И мы от белых эту деревню еще не освободили, — засмеялся Серега. — Про нашего вождя, про товарища Ленина, ему еще надо рассказать. И мы расскажем. А стрелять — тоже надо его научить. Дело это, прямо скажем, в наше время нужное. В жизни еще сто раз пригодится. И начинать учиться надо не с патронов, а с винтовки.— Конечно! — обрадовался Ашот. И с благодарностью посмотрел на кареглазого бойца.— А конечно, тогда бери вот мою и изучай, благо она не заряжена, — разрешил Серега.Ашот давно уже косился на лежавшую рядом с ним винтовку, но боялся даже дотронуться до нее. И вдруг разрешили не только дотронуться, но и взять ее в руки! Он потянулся к отполированному до блеска прикладу. Однако Серега неожиданно опередил его. Он взял винтовку здоровой правой рукой, положил ее на колени и крепко зажал между ног.— Смотри, слушай и запоминай, как что называется и как что делается, — сказал он. — Это вот затвор. Он в стволе патрон затворяет. Деталь, можно сказать, наиважнейшая. Без нее никак, брат, не выстрелишь. А открывается он очень даже просто. Вот так. И вынимается тоже легко, надо только нажать на крючок. Вот этак…Серега снова поставил затвор на место, послал его вперед, легко, одним движением вскинул винтовку к плечу и нажал спусковой крючок. Пружина ударника резко и звонко щелкнула. Серега протянул винтовку Ашоту.Ашот поднял винтовку к плечу. Она оказалась совсем не легкой. Но он, наверное, скорее позволил бы, чтобы у него вывернулись в суставах руки, чем упустил это оружие.— Ничего. Пойдет! — подбодрил его Серега и начал объяснять, как винтовка заряжается обоймой и отдельным патроном. Примерно через час Ашот уже неплохо знал, как обращаться с винтовкой.— А стрелять-то все едино не получится, — заметил повозочный.— Стрельнем. Не каркай! Не сейчас, так в другой раз, — заверил Ашота Сергей и снова положил винтовку возле себя. Его, очевидно, мучила рана, потому что он вдруг обхватил здоровой рукой раненую и заскрипел зубами. Ашоту захотелось хоть как-нибудь помочь этому хорошему парню с доброй приветливой улыбкой. Он, кажется, не пожалел бы ничего на свете, чтобы только облегчить его страдания. Но что он мог сделать! И лишь участливо спросил:— Сильно болит?— Терпимо, браток, — попытался улыбнуться Серега. — Сам-то ты как? Тебе ведь тоже досталось…— Я хорошо, — ответил Ашот.Он хотел сказать что-нибудь еще, что ободрило бы его нового друга, но позади обоза вдруг раздались частые выстрелы. Люди на повозках — и те, кто управлял лошадьми, и те, кто сидел, и даже те, кто лежал, — зашевелились, повернулись в сторону стрельбы, стараясь понять, что там стряслось. Но за обозом тянулось густое облако пыли, и за ним, как за занавесом, ничего нельзя было разглядеть. А стрельба между тем становилась все интенсивней. Потом из облака пыли вырвался боец на коне и во весь дух проскакал в голову обоза. Его пытались окликнуть:— Эй! Что там?— Кто стреляет?— Да расскажи, куда тебя несет?Но боец в ответ только энергичней настегивал своего скакуна. Навстречу ему уже мчался с группой всадников Пашков. Неподалеку от повозки, на которой сидел Ашот, они встретились. И тот, который прискакал из пыли, доложил:— Казаки нас догнали, командир!— Откуда они тут взялись? — так и опешил Пашков.— Пролезли где-нибудь по ущелью. И гуляют по тылам…— Сколько их?— Десятка три, сам видел. Похоже, разъезд!— Холера им в бок! — выругался Пашков и, привстав на стременах, скомандовал громко и повелительно, так, чтобы слышали все — и те, кто был в голове колонны, и те, кто замыкал ее, и те, кто вез раненых: — Второй взвод — отразить атаку! Обозу — прибавить шаг! Гони, хлопцы, коней!И тотчас неторопливо двигавшийся обоз и сопровождавший его эскадрон словно очнулись. Все отлично поняли, что за опасность неожиданно навалилась на них. Понимали они и то, что помощи ждать совершенно неоткуда. И что все их спасение сейчас зависит исключительно от их командира и от того, насколько они будут проворно и четко выполнять его приказания.Повозочный погнал коней, а Серега взял винтовку, зарядил ее на полную обойму, загнал патрон в патронник:— Рано, значит, мы в лазарет собрались…— Будем отстреливаться? — спросил Ашот.— Да уж, известно, живыми не дадимся, — ответил Серега.Повозку бросало на каждом ухабе, на каждой выбоине. Тяжелораненого растрясло. Он застонал. Но помочь ему ничем было нельзя. Стрельба позади обоза уже слилась в сплошной гул. Ашот не знал, какой маневр решил предпринять командир эскадрона. Но одно он понял ясно: уйти от преследования, надеясь на коней, обозу не удастся. Ашот не раз бывал в этих местах, хорошо их знал. И знал, что дорога, уже давно петлявшая между гор, дальше пойдет все круче и круче. Через полчаса такой гонки лошади, запряженные в тяжелые повозки, выдохнутся. Бока у них уже сейчас в мыле, а до перевала оставалось еще добрых часа полтора самой быстрой скачки.— Не уйдем мы так! — прокричал Ашот Сереге.Тот не сразу разобрал, что хочет сказать парнишка. А когда, наконец, понял, почти безразлично поморщился и пожал плечами.— Значит, другого выхода нет. Держись! — крикнул он в ответ.Но командир эскадрона, очевидно, нашел выход. На первой же поляне, пятачком обозначившейся среда гор, обоз начал останавливаться. Повозочные с трудом сдерживали разгоряченных коней. Кони хрипели, ржали, косили налитыми кровью глазами. Их выстраивали в линию так, чтобы плотно перегородить повозками дорогу через поляну.— Баррикаду будем робить, — сказал повозочный и, осадив за узду коней, поставил повозку в общий ряд.— Толку-то что? — ответил ему кто-то из бойцов. — Сколько нас тут? Да и патронов не густо…— А ты целься лучше! — посоветовал Серега.— Я не об себе пекусь. С ними вот что делать? — кивнул боец на тяжелораненого.Подъехал Пашков. К нему сразу же подбежали бойцы.— Куда раненых девать?— Снимайте с повозок, перекладывайте на коней, увозите в лес!— А там куда? — хотели знать бойцы.— А я почем знаю, куда! — вскипел вдруг Пашков. — Сам думай, как его к своим доставить. А я тут останусь. Понял?— Та хоть бы место это кто знал, — понурились бойцы. — Хоть бы рассказал, какие куда дороги.— А хлопец! — вспомнил кто-то.— Какой хлопец?— А что с колодца вытащили. Он же местный. Может, он чего знает…— А ну, давайте его сюда! — обрадовался Пашков.Ашота тотчас нашли. И пока он бежал к командиру эскадрона, рассказали, зачем его вызывают.Пашков положил руку на плечо Ашота и сказал спокойно, будто встретились они где-нибудь на прогулке:— И ты, сынок, потребовался.— Скорей говорите, что надо!— Немного, сынок. Бывал ты в этих горах?— Бывал.— Припомни, где можно укрыть раненых.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3