https://wodolei.ru/brands/Jacob_Delafon/odeon-up/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 




Александр Романович Беляев
Борьба в эфире



Александр БЕЛЯЕВ
БОРЬБА В ЭФИРЕ

Глава первая
В ЛЕТНИЙ ВЕЧЕР

Я сидел на садовом, окрашенном в зелёный цвет плетёном кресле у края широкой аллеи из каштанов и цветущих лип. Их сладкий аромат наполнял воздух. Заходящие лучи солнца золотили песок широкой аллеи и верхушки деревьев.
Как я попал сюда, в этот незнакомый сад? Я напрягал память, но она отказывалась служить мне. Только вчера, а может быть, и всего несколько часов тому назад была зима, канун Нового года. Я возвращался со службы домой, из Китай-города в Москве к себе на квартиру. Обычная трамвайная давка. Сердитые пассажиры. Всё такое привычное. Пришёл домой и уселся у письменного стола в ожидании обеда. На столе стоял передвижной календарь и показывал 31 декабря.
«С Новым годом! Не забудьте купить календарь на 19… год» – было напечатано на этом листке.
«А ведь я действительно забыл купить», – подумал я, глядя на календарь.
Всё это я помню хорошо. Но дальше… Что было дальше? Я, кажется, надел по привычке наушники моего самодельного радиоприёмника «по системе инженера Шапошникова», чтобы успеть до обеда послушать несколько радиотелеграмм ТАСС, – москвичи приучились «уплотнять время». Помнится, тягучий голос передавал телеграмму о войне в Китае. Но дальше в моей памяти был какой-то провал. Она отказывалась служить мне. Не мог же я проспать до лета?! Что всё это значит? Загадка! В конце концов мне ничего не оставалось больше, как примириться с происшедшей переменой.
«Если это сон, то интересный, – подумал я. – Будем смотреть».
Но это не могло быть сном. Слишком всё было реально, хотя и необычайно странно и незнакомо.
По широкой аллее, уходящей лентой в обе стороны, ходили в разных направлениях люди. Почти все они были молоды. Стариков, бредущих дряхлой походкой, я не видел. Все были одеты в костюмы, напоминавшие греческие туники: широкая, опоясанная рубашка, доходившая до колен, открытые руки и грудь. Этот костюм был прост и однообразен по покрою, но в каждом было нечто особенное, очевидно отражавшее вкус носителя. Костюмы отличались один от другого цветом. Преобладали нежные цвета – сиреневые, бледно-палевые и голубые. Но были туники и более яркой окраски, с узорами и затейливыми накладками. Ноги жителей неизвестной страны были обуты в лёгкие сандалии. Головы с остриженными волосами – непокрыты. Все они были пропорционально сложены, смуглы от загара, здоровы и жизнерадостны. Среди них не было ни толстых, ни худых, ни чрезмерно физически развитых. И, правду сказать, я не всегда мог разобрать, кто из них юноша, а кто девушка.
Особенно поразила меня одна их странность: одинокие люди шли, о чём-то разговаривая, хотя вблизи никого не было, смеялись, отвечали на вопросы кого-то невидимого. Каждый держал около своего рта левую руку, как будто желая прикрыть его.
«Может быть, они сумасшедшие? И этот парк находится при лечебнице?» – подумал я. Но тогда здесь должны быть сиделки, врачи, сторожа, которые присматривали бы за больными. Однако белых халатов не было видно. Некоторые проходили довольно близко около меня, и тогда я слышал обрывки их одиноких разговоров. Но они говорили на каком-то незнакомом языке. Где же в конце концов я нахожусь? И отчего они все смотрят на меня с таким удивлением? Я, кажется, вполне прилично одет в костюм от «Москвошвея»…
Рядом со мной было свободное кресло. Я хотел и одновременно боялся, что кто-нибудь подсядет ко мне, старался не привлекать к себе взглядов этих людей. Сидел с независимым видом и слушал мелодичную музыку, которая доносилась из стоявшей неподалёку от меня статуи Аполлона.
Не знаю, долго ли я просидел бы ещё в таком одиночестве, если бы не случай, который привёл меня к более близкому соприкосновению с этим новым миром. Совершенно пустячный случай: мне захотелось курить. Я вынул коробку папирос «Люкс» и закурил. Это невинное занятие произвело совершенно неожиданный для меня эффект.
Несмотря на то, что все эти юноши (или девушки) были, по-видимому, очень сдержанными, они вдруг целой толпой окружили меня, глядя на выходящий из моего рта дым с таким изумлением, как если бы я начал вдруг дышать пламенем. Они о чём-то начали горячо говорить между собою на своём языке. Я невольно смутился, но постарался сохранить непринуждённый вид и даже заложил ногу на ногу.
Наконец один из них отделился от толпы, приблизился ко мне и спросил:
– Kiu vi (Киу ви)?
«Ви» – очень похоже на «вы». О чём они могут спрашивать? Конечно же о том, кто я. Не эсперанто ли это? Как досадно, что я не изучал эсперанто.
– Я русский, из Москвы.
Спрашивавший обернулся к толпе, и они опять о чём-то заговорили. Поняли ли они меня? Поговорив, они вдруг замолчали, и тот, который говорил со мной, приложил руку ко рту. В руке его я заметил небольшой круглый чёрный предмет. Молодой человек держал этот предмет у рта, когда говорил. Вот оно что! Телефон! Телефон без проводов. Очевидно, радио. Во всяком случае, я попал к культурным людям. О таких успехах радио мы ещё не мечтали и Москве. Но что это за страна, что за народ?
Однако у меня не было времени рассуждать. Окружавшая толпа насторожилась в ожидании чего-то. Некоторые нетерпеливо посматривали на небо.
«Не ждут ли они милиционера?» – подумал я, ища глазами урну для окурков. Я не нашёл её и бросил окурок на дорожку. Несколько человек осторожно придвинулись, нагнулись и с любопытством стали рассматривать окурок.
Толпа вдруг заволновалась. Все головы поднялись вверх. Я посмотрел в ту же сторону и увидел летящую в небе точку. Точка выросла в комара, в муху, – кто-то летел сюда, какое-то странное насекомое с небольшими, трепещущими крылышками. К моему изумлению, насекомое оказалось человеком. Он быстро опустился, плавно и бесшумно, рядом с моим креслом. Крылья сложились за его спиной, как у бабочки. Прилетевший был в такой же тунике, но синего цвета и из более плотной материи. На голове у человека совершенно не было волос, лицо же его ничем не отличалось от других, только несколько морщинок у его тёмных, умных глаз говорили о том, что он уже не молод.
– Ви русский? – спросил он меня.
«Переводчик», – подумал я.
– Да, я русский.
Я назвал свою фамилию и протянул ему руку. Этот жест, по-видимому, напугал стоявших вблизи меня, и они подались назад.
«Переводчик» удивлённо посмотрел на мою протянутую руку, о чём-то подумал, улыбнулся, кивнул головой и с некоторым внутренним усилием, как будто боясь замарать свою руку, протянул её. Эти странные люди, очевидно, не знали о том, что такое рукопожатие. Переводчик не пожал мою руку, как это обычно делается, а лишь поднёс свою руку и приложил к моей ладони. Окружающие молча наблюдали эту церемонию.
– Здравствуйте, – сказал он, точно, как иностранец, выговаривая каждую букву. – Я историк. Меня зовут Эль. Мы хотим знать, кто вы, откуда вы, как и с какой целью вы прилетели сюда?
Гм… «Цель прилёта». Вероятно, они не знают иного способа сообщения, кроме воздушного. Однако что я могу ответить ему?
– Откуда – я уже сказал вам. Ничего большего вам сообщить не могу, потому что и сам не знаю, как попал сюда. И мне очень хотелось бы поскорее вернуться в Москву.
– Вернуться в Москву? – Эль обернулся к толпе и, очевидно, перевёл слушателям мой ответ. Послышались восклицания удивления и смех.
Я начал сердиться.
– Право, в этом нет ничего смешного, – сказал я Элю. – И я, со своей стороны, просил бы вас ответить мне, кто вы и где я нахожусь. Как называется этот город, в каком государстве он находится?
– Не сердитесь, прошу вас, – ответил Эль. – Я вам объясню потом, почему ваш ответ вызвал смех. Отвечу по порядку на ваши вопросы. Мы – граждане… – он несколько запнулся, – чтобы быть вам понятным, я скажу, что мы граждане Союза Советских Социалистических Республик.
– Эс-эс-эс-эр? – воскликнул я.
– Почти так, – улыбаясь, ответил Эль. – Город этот – если теперь вообще можно говорить о городах – называется Радиополис – Город радио.
– А Москва далеко?
– В трёх минутах лёта.
– Летим скорее туда, я хочу…
– Не так скоро. Вы ещё посмотрите на вашу Москву. А пока нам нужно ещё о многом переговорить с вами и многое выяснить. Надеюсь, что к утру всё объяснится.
– Арест? – спросил я.
Эль в задумчивости поднял глаза вверх, с видом человека, желающего что-то припомнить, потом вынул из кармана маленькую книжку, перелистал её («словарь», – подумал я) и ответил с улыбкой:
– Нет, не арест. Но простая мера предосторожности. Исключительный случай. Я объясню вам. Я прилечу ровно в полночь, то есть в десять часов.
– Значит, раньше?
– Это и будет ровно в полночь. У нас десятичный счёт времени. А вас пока проводит Эа. – И Эль что-то сказал Эа.
Эа, юноша, который первым заговорил со мной, подошёл ко мне и, приветливо кивнув головой, жестами предложил мне идти за собой. Протестовать, возражать? Что мог я сделать, один против всех? Я пошёл, едва поспевая за своим легконогим «конвоиром», как мысленно назвал я его, в боковую аллею. Встречные бросали на меня взгляды, в которых светилось удивление и любопытство. Очевидно, их поражал мой костюм. Скоро мы вышли на небольшую площадку среди дубовой рощи. В центре площадки стояло несколько маленьких авиеток неизвестной мне конструкции, с двумя пропеллерами: впереди и сверху, но без крыльев и без мотора.
Мой спутник указал на место для меня и уселся сам у управления. Я последовал за ним. Эа нажал кнопку. Верхний пропеллер почти бесшумно завертелся, и мы быстро начали отвесно подниматься. Полёт наш продолжался не больше пяти минут, но, вероятно, мы достигли большой вышины, так как даже в своём суконном костюме я почувствовал холод.
Вдруг сбоку от нас показалась огромная круглая площадка, неподвижно висящая в воздухе. Мы поднялись ещё выше и опустились на эту площадку. Посреди неё стояло круглое железное здание с куполообразной крышей.

Глава вторая
ВОЗДУШНАЯ ТЮРЬМА

«Воздушная тюрьма, – подумал я. – Отсюда не убежишь. Странные эти люди: не знают слова „арест“, а строят такие тюрьмы, которым позавидовали бы строители Бастилии!»
Мой молодой спутник ушёл, оставив меня одного. Я подошёл к краю площадки, обнесённой железной оградой, посмотрел вниз и невольно залюбовался.
Здесь, наверху, ещё ярко светило солнце, а внизу уже легли синие тени. Вся видимая площадка до горизонта напоминала шахматную доску, с чёрными клетками лесов и более светлыми – полей. Какие-то реки или каналы прямой, голубовато-серебристой лентой прорезали эту шахматную доску в нескольких местах. Домов не было видно в синеве сумерек. Повернувшись вправо, я увидел нечто, заставившее меня вскрикнуть. В лучах заходящего солнца сверкали золотом главы кремлёвских церквей, Иван Великий, соборы. Нет никакого сомнения, это московский Кремль. И всё же это был не тот московский Кремль, который знал я… Нельзя было узнать и Москвы-реки. Её, очевидно, выпрямили. Яузы совсем не было видно. Я напрягал зрение, пытаясь рассмотреть Москву с этой высоты. Но Эа легко коснулся моего плеча и жестом предложил следовать за ним. Я повиновался и, вздохнув, переступил порог моей тюрьмы.
Странная, необычная тюрьма! Огромный круглый зал был залит светом. Все стены уставлены шкафами с книгами. Перед полками стоят столы с неизвестными мне инструментами, похожими на сломанные фотографические аппараты и микроскопы. А всю середину комнаты занимал огромный телескоп. Или у них особая система содержания преступников, или… или у них совсем нет тюрем, и меня поместили в обсерваторию, как наиболее надёжное, трудное для побега место. Так оно и оказалось.
Ко мне подошёл пожилой, но бодрый и жизнерадостный человек, с несколько монгольским типом лица, такой же безволосый, как Эль. Он радушно поднял руку в знак приветствия, с любопытством изучая меня. Я постарался скопировать его приветственный жест. Рядом с ним стояла, по-видимому, девушка в голубой тунике. Она так же поздоровалась со мной. Затем пожилой человек указал мне на дверь в соседнюю комнату, куда я и прошёл в сопровождении Эа. Эта комната была тоже круглая, но поменьше. Здесь не было инструментов. Комната была обставлена простой, но удобной мебелью и служила, очевидно, гостиной или столовой. У стены стоял небольшой белый экран из какого-то металла, в квадратный метр величиной, и около него чёрный лакированный ящик. Эа предложил мне сесть. На этот раз я охотно выполнил его предложение. Я чувствовал себя несколько усталым. Этого мало. Мне хотелось есть. Но как мне объяснить это?
Я просительно посмотрел на Эа, поднёс руку к открытому рту и сделал вид, что жую. Эа подошёл ко мне и внимательно посмотрел в рот. Он не понял меня, очевидно, подумал, что у меня что-нибудь болит. Я отрицательно замотал головой и начал выразительно жевать и глотать. Удивительно непонятливый народ! Я изощрял все свои мимические способности. Эа с напряжённым вниманием наблюдал за мною. Наконец он, по-видимому, понял меня и, кивнув головой, вышел из комнаты. Я вздохнул с облегчением. Но мне скоро пришлось разочароваться. Эа принёс на золотом блюдечке облатку какого-то лекарства и маленькую рюмочку воды, чтобы запить это снадобье. Я сделал довольно энергичный жест рукой, выражавший мою досаду, и резко отстранил его тарелочку. Эа не обиделся, а скорее опечалился. Потом он вдруг поднёс ко рту свою руку с прикреплённым к ладони телефоном и что-то сказал. Свет мгновенно погас.
«Рассердился», – подумал я.
Вдруг экран загорелся белым светом; на нём я увидел угол комнаты и сидящего в кресле Эля. Изображение было так живо, что мне показалось, будто я вижу историка сквозь открывшееся окно в соседней комнате. Эль поднялся, подошёл к самому экрану и, с улыбкой глядя на меня, спросил:
– Что у вас случилось? Вы голодны? Почему вы отказались от таблетки? Её нужно проглотить, и ваш голод будет утолён. Мы не жуём, только глотаем. Вот почему Эа и не поняла вашей мимики.
– Но я не привык к такой пище, – смущённо ответил я, удивляясь, почему Эль сказал про юношу:

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2


А-П

П-Я