— Да, — отвечал он, — ваш приятель умер.
— Он очень страдал?
— Нисколько. Уснул мирным сном, — сказал доктор. Еще посмотрел на меня и полез в кармашек для часов. — Вот возьмите! И не стоит горевать понапрасну, — сказал он, сунул мне в руку серебряный двухпенсовик и пошел своей дорогой.
Мне следовало бы заключить эту монетку в рамку и повесить на стену, ибо, сколько я знаю, то был единственный случай, когда этот человек поддался чувству милосердия. Я же постоял, поглядел на монету и, поняв его ошибку, горько рассмеялся, потом отошел к крепостной стене и зашвырнул монету подальше, точно то была цена крови. Смеркалось. В глубине цветущей долины спешили по Принцесс-стрит фонарщики, каждый с лесенкой и фонарем, и я угрюмо следил за ними сквозь амбразуру. Неожиданно чья-то рука опустилась мне на плечо, и я обернулся. То был майор Шевеникс, во фраке, с безупречно повязанным галстуком. В умении одеваться ему никак нельзя было отказать.
— Я не сомневался, что это вы, Шандивер, — сказал он. — Итак, он умер?
Я кивнул.
— Ну-ну, не надо унывать. Разумеется, это весьма прискорбно, весьма тягостно и все такое. Но, знаете ли, для нас с вами это совсем не так плохо. Теперь, когда его уже нет, и притом что перед кончиной вы его навестили, я совершенно успокоился.
Стало быть, своей жизнью я снова должен быть обязан Гогла.
— Я предпочел бы этого не касаться, — сказал я.
— Хорошо, только еще одно слово, и я не стану больше об этом упоминать. Из-за чего вы дрались?
— Ах, ну из-за чего дерутся мужчины! — воскликнул я.
— Женщина?
Я пожал плечами.
— Вот так штука! — сказал Шевеникс. — Никак не ждал, что он способен влюбиться.
И тут мое дурное настроение прорвалось наружу.
— Он! — воскликнул я. — Да он ни разу не посмел с нею заговорить… только и знал, что смотрел на нее да изрыгал мерзкие оскорбления! Быть может, она как-нибудь и подала ему шесть пенсов; если так, доброта ее, возможно, еще откроет ему дорогу на небеса!
Тут я заметил, как испытующе смотрит на меня майор, и замолчал на полуслове.
— Ну, ну, Шандивер, покойной ночи! Приходите ко мне завтра во время завтрака, и мы побеседуем о чемнибудь другом.
Должен признать, что он держался не так уж плохо; с тех пор прошло много времени, и теперь, когда я пишу эти строки, я понимаю, что он держался просто хорошо.

ГЛАВА IV
СЕНТ-ИВ ПОЛУЧАЕТ ПАЧКУ АССИГНАЦИЙ

Однажды утром, вскоре после дуэли, я с удивлением заметил, что меня пристально разглядывает какой-то незнакомец в штатском. Это был господин средних лет; я увидел багровое лицо, круглые темные глаза под потешными клочковатыми бровями и выпуклый лоб; одет он был просто, строго, наподобие квакера. Однако глядел уверенно и независимо, как человек преуспевающий. Вероятно, стоя поодаль, он рассматривал меня уже изрядное время, так как между нами на казенной части орудия преспокойно сидел воробей. Едва взгляды наши встретились, незнакомец подошел ближе и обратился ко мне по-французски; говорил он бегло, но с чудовищным акцентом.
— Я имею честь говорить с мсье виконтом Энном де Керуалем де Сент-Ивом? — спросил он.
— Видите ли, сам я так себя не называю, — отвечал я, — но если пожелаю, имею на это, право. В настоящее время я именуюсь просто Шандивер. К вашим услугам, сэр. Это фамилия моей матери, и она вполне подводит солдату.
— По-моему, это не совсем так, — возразил незнакомец. — Сколько я помню, у вашей матушки тоже был титул. Она звалась Флоримонда де Шандивер.
— Опять ваша правда! — сказал я. — И мне чрезвычайно приятно повстречать человека, столь хорошо осведомленного о моей родословной. А вы, сер, тоже знатного рода?
Я задал этот вопрос крайне высокомерным тоном, отчасти, чтобы скрыть безмерное любопытство, которое пробудил во мне странный посетитель, отчасти же потому, что в устах рядового солдата в арестантской одежде это, разумеется, звучало смешно и ни с чем не сообразно.
Он, видно, тоже так подумал и засмеялся.
— Нет, сэр, — возразил он, на сей раз по-английски. — Я не знатного рода, как вы изволили выразиться, а всего лишь обыкновенный смертный, что, впрочем, равняет меня с любыми самыми родовитыми господами. Я просто мистер Роумен, Дэниел Роумен, лондонский стряпчий, к вашим услугам, сэр, и, что, вероятно, заинтересует вас куда больше, приехал я сюда по поручению графа — вашего двоюродного деда.
— Как! — воскликнул я. — Неужто мсье де Керуаль де Сент-Ив помнит о существовании столь незначительной персоны, как я, и неужто он снизошел до того, чтобы считать родней наполеоновского солдата?
— Вы отлично говорите по-английски, — заметил мой гость.
— Это мой второй язык с детства, — сказал я. — Няня моя была англичанка, отец говорил со мною поанглийски, а завершил мое образование ваш соотечественник, мой дорогой друг мистер Вайкери.
На лице законника выразился живейший интерес.
— Как! — воскликнул он. — Вы знали несчастного Вайкери?
— Больше года, — сказал я, — и долгие месяцы делил с ним его убежище.
— А я служил у него в конторе и стал его преемником. Превосходный был человек! Он поехал в эту проклятую страну по делам мсье де Керуаля, и ему так и не суждено было воротиться. Вы, часом, не знаете, сэр, каков был его конец?
— Увы, знаю, — отвечал я. — По несчастью, он повал в руки шайки разбойников, мы их называем chauffeurs [10]. Скажу коротко: его пытали, и он умер в тяжких мучениях. Вот смотрите, — прибавил я, сбрасывая башмак (чулок у меня не было), — я был тогда еще ребенком, и смотрите, как они со мною обошлись.
Он поглядел на след старого ожога, и лицо его исказилось.
— Ужасный народ! — пробормотал он негромко, но я все же услышал.
— О, да, англичанин может позволить себе такое суждение, — вежливо отозвался я.
Вот так квитался я с этой легковерной нацией. Девять из десяти наших посетителей приняли бы мои слова за чистую монету, за свидетельство моего здравомыслия, "о, видно, лондонский законник был поумней их.
— А — вы, я вижу, не так-то глупы, — сказал он.
— Да, — отвечал я, — не вовсе дурак.
— И, однако, лучше не давать воли иронии, — продолжал он. — Это — опасное оружие. Ваш двоюродный дед, сколько я понимаю, всегда был к нему привержен, и теперь почти уже невозможно понять, шутит ли он или говорит серьезно.
— Кстати, позвольте задать вам несколько вопросов, которые, я полагаю, вы сочтете вполне естественными, — сказал я. — Чему я обязан удовольствием видеть вас в этой моей обители? Как вы меня узнали? И откуда вам стало известно, что я нахожусь здесь?
Аккуратно откинув полы сюртука, стряпчий подсел ко мне на край каменной плиты.
— Это довольно странная история, — сказал он, — и, с вашего позволения, я отвечу прежде на ваш второй вопрос. Вы несколько походите на своего двоюродного брата, господина виконта Алена де Сент-Ива.
— Смею надеяться, сэр, что в сходстве этом вы не усматриваете ничего дурного?
— Спешу вас в этом уверить, — был ответ. — На мой взгляд, наружность виконта едва ли можно назвать приятной. И, однако, когда я узнал, что вы находитесь здесь, и начал вас разыскивать, сходство это мне помогло. А откуда я узнал, где вас найти, — этим по странной случайности мы тоже обязаны мсье Алену. Должен вам сказать, что одно время виконт взял себе за правило сообщать графу де Керуалю о вашей карьере, а с какою целью, об этом предоставляю вам судить самому. Когда он впервые сообщил о вашем… о том, что вы пошли на службу ж Буонапарте, старый господин был столь возмущен, что известие это чуть не стоило ему жизни. Но мало-помалу положение несколько изменилось. Нет, я бы даже сказал, порядком изменилось. Нам стало известно, что вы получили приказ отправиться на Пиренейский полуостров сражаться с англичанами; потом — что за храбрость вы были произведены в офицеры, а затем снова разжалованы в солдаты. И, как я уже сказал, мало-помалу граф де Керуаль стал осваиваться с мыслью, что его родич служит Буонапарте, а заодно начал задумываться над тем, отчего другой его родич так прекрасно осведомлен о мельчайших событиях во Франции. И ему пришлось задать себе пренеприятный вопрос: уж не шпион ли сей молодой человек? Короче говоря, сэр, стремясь навредить вам, кузен ваш возбудил весьма тяжкие подозрения противу себя самого.
На этом посетитель мой умолк, взял понюшку табаку и поглядел на меня весьма благосклонно.
— Боже милостивый! — воскликнул я. — Какая странная история, сэр!
— Погодите, то ли еще будет, — сказал мистер Роумен. — Я расскажу вам еще о двух событиях. Первое — это столкновение графа де Керуаля с мсье де Мозеаном.
— Этот, на мою беду, мне знаком, — сказал я. — По его-то милости меня и разжаловали.
— Да неужто? — воскликнул Роумен. — Вот так новость!
— Но мне не приходится на него пенять, — сказал я. — Я сам был виноват. Я шел на это с открытыми глазами. Если тебе поручают охранять пленного, а ты его отпускаешь на волю, надо приготовиться к тому, что тебя уж по меньшей мере разжалуют.
— Вам воздается за это, — сказал Роумен. — Вы исполнили свой долг перед самим собою и главное — перед своим монархом.
— Если бы я думал, что действую во вред своему императору, поверьте, я скорее дал бы мсье де Мозеану сгореть в аду, чем отпустил бы его! Я видел в нем лишь частное лицо, попавшее в беду; я отпустил его из одного только милосердия и желаю, чтобы меня поняли правильно, даже если это мне повредит.
— Ладно, ладно, — сказал стряпчий. — Сейчас это не имеет значения. Поверьте мне, вы напрасно горячитесь… ваш пыл совсем неуместен. Дело в том, что мсье де Мозеан говорил о вас с благодарностью и отозвался о вас так, чтобы как можно верней расположить к вам вашего дядю. А вслед за тем явился ваш покорный слуга и выложил перед графом прямое доказательство того, о чем мы давно уже подозревали. Сомнений более не оставалось! Жизнь на широкую ногу, дорогостоящее франтовство, любовницы, игра в кости, скаковые лошади — все объяснилось: мсье Ален состоял на службе у Буонапарте, затем наемником, попросту шпионом, в его руках сходились нити, я бы сказал, весьма сомнительной деятельности. Надо отдать справедливость графу де Керуалю, он принял это как нельзя достойнее: уничтожил доказательства бесчестья одного своего внучатого племянника, а затем все свое внимание перенес на другого.
— Как прикажете вас понимать? — спросил я.
— А вот как, — отвечал он. — Человеческая натура на удивление непостоянна, и по роду моих занятий мне представлялось немало возможностей это наблюдать. Натуры себялюбивые могут прекрасно весь свой век прожить без чад и домочадцев, им вообще никто не нужен, кроме разве парикмахера да лекаря; однако же, когда близится смертный час, они просто не в силах умереть, не оставив наследника. Вывод можете сделать сами. Хотя виконт Ален едва ли об этом догадывается, он уже сброшен со счетов. Остается виконт Энн.
— Понимаю, — оказал я. — По вашему рассказу у меня создалось не слишком лестное представление о графе, моем дядюшке.
— Я этого не хотел, — возразил Роумен. — Граф вел рассеянную жизнь… чрезвычайно рассеянную… Но, узнав его, нельзя им не восхищаться; его обходительность не имеет себе равных.
— И вы в самом деле полагаете, что я могу надеяться?
— Поймите, — ответил мистер Роумен, — я и так оказал вам чересчур много, я превысил свои полномочия. Мне отнюдь не поручали говорить ни о завещании, ни о наследстве, ни о вашем кузене. Меня послали сюда для того лишь, чтобы сообщить вам, что мсье де Керуаль желает познакомиться со своим внучатым племянником.
— Что ж, — сказал я, оглядывая крепостные стены, окружавшие нас со всех сторон, — это как раз тот случай, когда Магомет должен сам прийти к горе.
— Прошу прощения, — возразил мистер Роумен, — вы уже знаете, что дядя ваш — человек в летах, — но я еще не — сказал вам, что он тяжело болен и дни его сочтены. Нет-нет, здесь не может быть никаких сомнений: именно гора должна прийти к Магомету.
— В устах англичанина такие слова весьма знаменательны, — сказал я. — Разумеется, вы по самому роду своих занятий призваны хранить тайны и, как я вяжу, не выдаете моего кузена Алена; но ведь это, мягко говоря, отнюдь не свидетельствует о вашем рьяном патриотизме.
— Прежде всего я — поверенный вашего семейства! — сказал он.
— Что ж, коли так, — сказал я, — тогда, пожалуй, я и сам выскажусь яснее… Скала эта очень высокая и очень крутая. Откуда бы ни начать спуск, почти наверняка сорвешься и костей не соберешь, и, однако, будем считать, что у меня есть крылья и я окажусь у подножия. Ну, а дальше? Где "искать помощи?
— Вот тут-то, пожалуй, могу вмешаться я, — возразил поверенный. — Допустим, некая случайность — не берусь угадывать, какая именно, и не стану высказывать о ней свое мнение — позволит вам спуститься…
Я не дал ему договорить.
— Одну минуту, — сказал я. — Хочу вас предупредить: я не давал английскому командованию обещания не участвовать более в военных действиях.
— Я так и думал, — отвечал он, — хотя кое-кто из вас, французских дворян, не считает для себя обязательным держать слово.
— Я не из их числа, сэр.
— Должен отдать вам справедливость, я и не причислял вас к ним, — сказал он. — Итак, допустим, что вы свободны и оказались у подножия скалы. Хотя возможности мои невелики, кое-чем я все же могу облегчить вам дальнейший путь. Прежде всего на вашем месте я унес бы с собою во внутреннем кармане или в башмаке вот это.
И он протянул мне пачку ассигнаций.
— Это мне не повредит, — сказал я и поскорее их спрятал.
— Во-вторых, —
1 2 3 4 5 6 7 8 9