Что это еще за глупость?
— Это не глупость… Слушай, почему у тебя мясо не готово?
— Я ж тебе говорил!..
— В самом деле?.. Так вот, дорогой мой, это не глупость! Я, видишь ли, изучал, как малиновки добывают червей, так сказать, свой хлеб насущный. И стало мне интересно, какое же усилие они при этом прилагают. Я установил у себя во рту маленький силомер. Вытащил из земли сорок восемь экземпляров. И представляешь, что получается? Получается, что птаха весом в три унции выжимает двадцать две унции — в семь раз больше собственного веса. Неудивительно, что они такие прожорливые. Пока еду добудешь — проголодаешься… Любишь малиновок?
— Не знаю, не особенно, — отвечал Док. — Ты что, так весь мой обед и слопаешь?
— Угу, слопаю, — подтвердил Брехуня. — Только он еще не готов. А выпить, часом, у тебя не найдется?
— Сейчас пива принесу.
— Отлично! Тащи побольше.
— А у тебя случайно не найдется пары монет?
— Не найдется. Ни гроша.
— Что?! Ведь у тебя денег куры не клюют!
— Скажешь тоже…
— Нет, правда, подкинь немного деньжат.
— Не могу, поиздержался.
— Врешь! — сердито сказал Док. — Все знают, что ты денежный мешок!.. И хоть бы раз за выпивку заплатил… Я уж молчу, что я из-за тебя чуть по миру не пошел. Кто хозяйничал у меня в лаборатории, пока я был в армии? Где банки с препаратами? Я, конечно, не утверждаю, что ты их стянул, но сомнение невольно возникает. Где они? Говори, брал?
— В общем-то, да, — признался Брехуня. Потом прибавил задумчиво: — Эх, жалко, что ты не какое-нибудь заведение…
— Я? Заведение?
— Ну да, учебное или благотворительное… Я бы тебе денег пожертвовал…
— Если бы да кабы… Пожертвуй хотя бы пару долларов на пиво, если хочешь сделать доброе дело… — Док вдруг устало расхохотался: все же смешного здесь больше. — Господи, разве бывают на свете такие люди. Это же сама несуразность в человечьем обличье!..
— А у тебя мясо горит, — заметил Брехуня.
Док подскочил к плите, сдернул чугунок.
— Ну еще бы не горело! — промолвил он с горечью. — Ты же выхлебал весь соус!
— А что, было очень вкусно.

В лавке Док сказал Патрону:
— Мне дюжину пива, баночного.
— А почему свое «богемское» не забираешь?
— Целей будет, — отвечал Док. — У меня в гостях… — Тут ему в голову пришла злая мысль, — у меня в гостях один очень интересный человек! Пойдем ко мне, посидим, выпьем по стаканчику. Бреху… в смысле, мой гость, про шахматы лучше меня растолкует.
— А что, пойдем, — согласился Патрон.
— Может, мне захватить бутылочку?
— Захвати.
Переходя улицу, Патрон спросил Дока:
— Будешь завтра на вечеринке?
— Буду.
Патрон сказал:
— Слушай, Док, ты мне очень нравишься. Только я тебя не понимаю. Разве бывают на свете такие люди, как ты?
— А что во мне, собственно, странного?
— Ты… как бы это сказать… ты вроде своих шахмат. Я совсем не могу тебя понять.
— Ничего удивительного, ведь ни один человек не воспринимает другого как реальное существо. Это еще что. Я вот тебя сейчас познакомлю с человеком, факт существования которого вообще противоречит объективной реальности…
— Ты это… не надо такими словами, — сказал Патрон с беспокойством.
Они поднялись на крыльцо. Брехуня встретил их громкими криками:
— Слушайте, внимайте — благая весть! Род людской скоро исчезнет!
— Позвольте, я вас познакомлю, — сказал Док. — Джозеф-Мария Ривас — Брехуня.
— Почему нельзя сжульничать в шахматах? — с ходу спросил Патрон.
— Как нельзя? Можно! По крайней мере, можно расстроить планы противника. А это почти то же самое… Так о чем бишь я? А-а, вот! Мы скоро вымрем подобно гигантским рептилиям!
— Интересная новость, — сказал Док,
— Это что ж, никаких людей больше не будет? — спросил Патрон.
— Совершенно верно, молодой человек. Люди долго шутили — и дошутились. Открывайте пиво! Человечество, спасая себя, самое себя уничтожило.
— Кого-кого уничтожило? — не понял Патрон.
— То-то, наверное, боги на Олимпе над нами потешаются, — продолжал Брехуня. — Грядет не Армагеддон, а газовая камера. И мы сами этот газ производим…
— Я, между прочим, собирался сегодня поработать над своей монографией… — сказал Док.
— Отлично! Я тебе помогу, — живо отозвался Брехуня.
— Нет уж, спасибо!
Брехуня повел речь дальше;
— Господа, человек разрешил свои проблемы. Он истребил с лица земли всех хищников, научился защищаться от жары и холода, победил почти все инфекционные заболевания. Старики доживают до глубоких лет, молодые и подавно умирать не торопятся. Войны, даже самые кровопролитные, не в силах помешать бурному росту народонаселения. А ведь было время, когда маленькая армия за какой-нибудь год могла уполовинить население страны! Голод, тиф, чума, туберкулез тоже действовали на славу… Маленькая царапина от копья — и пожалуйста вам: заражение и смерть. А сейчас? Знаете, сколько раненых в наше время не выживает? Всего один процент! А лет сто назад не выживало восемьдесят процентов!.. Население растет, плодородие земель падает. Так что в обозримом будущем мы просто-напросто погибнем от обилия себе подобных. Если что-то и могло бы нас спасти, так это регулирование рождаемости, однако человечество эту меру явно не приемлет!
— Жуткое дело, — сказал Патрон. — Какого же черта ты радуешься?
— Как тут не радоваться! Ведь это самая удачная шутка творца! Поглощенные выживанием сами себе готовят почву для вымирания!
— Во загнул! — сказал Патрон. — Ни фига не понимаю.
Док держал в одной руке стакан виски, в другой — жестянку пива. Делал маленький глоток виски и тут же запивал пивом.
— Так, — сказал он, — разум подсказывает не ввязываться с тобой в спор, а чувства зовут в бой.
— Вот и прекрасно, — сказал Брехуня. — Что там, кстати, у вас? Виски?
— Да, «Старая тенисовка», — ответил Патрон. — Налить тебе?
— Если можно, чуть позже. Еще не пора, — сказал Брехуня.
— Твое дело.
— А вот теперь уже пора, — сказал Брехуня.
— Я смотрю, ты не промах, — одобрительно сказал Патрон.
— Итак, чувства победили, — сообщил Док. — Держись, Брехуня! Ибо ты забыл об одном важном обстоятельстве. Да, действительно, существовали виды, которые вымерли из-за своих изъянов, но все это были виды с малой степенью изменчивости! Теперь возьмем леммингов…
— Но это же совершенно особый случай! — поспешно возразил Брехуня.
— А почем ты знаешь, что мы тоже не какой-нибудь особый случай?.. Что делают лемминги, когда размеры популяции превышают размеры кормовой базы? Плывут целыми стаями в море и тонут, тонут, пока количества животных и кормов не уравновесятся…
— Я протестую против примера с леммингами!.. Дай ка мне, пожалуйста, бутылку.
— Плевать я хотел на твой протест… Так что же такое миграция леммингов? Болезнь? Коллективный инстинкт? А может, это психическое явление, которое у одной части животных затем и возникает, чтобы другая часть выжила?
— Все равно, это мошеннический аргумент! — завопил Брехуня. — Моя теория вымирания абсолютно правильна! Не слушайте его, — обратился Брехуня к Джозефу-Марии, — он шарлатан!
— Это я и без тебя знаю, — сказал Джозеф-Мария с восхищением.
Сжимая в руке стакан, Док прицелился указательным пальцем Брехуне между глаз, как из пистолета:
— Что ты там болтал? Болезни перевелись? Нет инфекций? Тишь да гладь? А скажи-ка, разве не растет число нервных расстройств? Поддаются они излечению? А может, наоборот, лечение только способствует их росту? Нет уж, теперь молчи! Довольно тебя слушали. Дальше, не станешь же ты отрицать, что склонность к гомосексуализму растет в геометрической прогрессии? Так не есть ли это новое решение извечной проблемы?
— Не верю, где доказательства? — вскричал Брехуня. — Без доказательств это все болтовня, субъективизм. Может, ты еще скажешь, что у меня того психическое расстройство? Эх, ты… — В глазах Брехуни блеснули слезы. — А еще друг… Мой самый заветный, самый преданный друг…
— Кто? Я? Твой друг?!
— А разве нет?
— Еще чего не хватало.
— Ну и бог с тобой. Лучше скажи, ты думаешь сегодня готовить обед?
— Обед? Ты ведь его уже съел.
— Значит, так. Сейчас ты будешь готовить, — распорядился Брехуня, — а наш друг Уильям-Мария сходит еще за одной бутылочкой виски, а потом мы с ним сыграем в шахматы.
— Он не Уильям-Мария, а Джозеф-Мария!
— Кто? Ах да! Итак, друг мой, я научу тебя величайшей из игр. Шахматы! Бесплотное творение разума! Может, сыграем на деньги?
— Постыдился бы, старый мошенник, — крикнул Док из кухни.
— Ну так как, Мария, поставим долларов по десять?
Патрон пожал плечами, как бы извиняясь перед Доком:
— Что делать, за науку приходится платить.
— Тогда давай уж по двадцать пять, — обрадовался Брехуня. — Чего скряжничать? Один ведь раз живем!
Док тем временем открыл банку лосося и банку спагетти, вытряхнул на сковородку, перемешал. Посыпал сверху тертым мускатным орехом. Потом грустно поставил пригоревший чугунок в раковину, отмокать…
Когда уже почти стемнело, Патрон вернулся в магазин и отправил с Какахуэте третью бутылку виски в лабораторию Дока. А сам поднялся наверх и влился в танец «мокрых спин». Танец этот назывался «Тихий океан»: плавные, колышущиеся волны; печально-величавые движения. «Сандунга, — пели „мокрые спины“, — сандунга мама миа…»
В полумраке лаборатории Док и Брехуня тихо окунулись в третью бутылку «Старой тенисовки».
— Слезай с кровати! — сказал Док. — Я хочу полежать.
— Пожалуйста… Чем старше я становлюсь, тем меньше я жду от жизни. Особенно от моих так называемых друзей…
— Уж чья бы мычала!.. Выхлебал соус — погубил обед. Приготовили другой — ты и его слопал. Выпил все пиво, две бутылки виски… Выжил меня с моей кровати, раздавил две пластинки; а еще — не отпирайся, я видел! — прибрал в карман мою авторучку! Я уже молчу про то, что ты нагрел Патрона на двадцать пять долларов. Разве ты имел право врать, что конь в определенных позициях может скакать на три клеточки по прямой? Это, по-твоему, честно?
— Да, ты прав… — сказал Брехуня, любовно обнимая подушку. — Ладно, не грусти, ложись на пол, располагайся как дома. На вот, выпей, станет лучше. Ну как, полегчало?
— Полегчало, полегчало, отвяжись…
— Слушай, а вон то заведение через дорогу, с красным фонарем, оно еще работает?
— Что?! — Док так и подскочил от ярости. — Ах ты старый козел! Чего удумал! Ну-ка ложись спать!
— А в чем, собственно, дело? Почему я должен отказывать себе в женских ласках? Если к тому же цена сходная… О, я уже слышу, как звенят их голоса, вижу, как зыблется их белая плоть…
— Ты заткнешься или нет?
— Что с тобой, дорогой мой? Что-то я не припомню, чтоб ты сам чурался любовных утех. Ты, бывало, не только через дорогу, ты на край света побежишь…
— Слушай, пошел ты к чертовой матери! — сказал Док. — Только, чур, за порог — ни шагу.
26. БУРЯ ПРИБЛИЖАЕТСЯ
В то время, когда Док и Брехуня ссорились из-за проблемы, которую ни тот, ни другой толком не понимал, Мак сидел в кабинете-спальне Фауны. Сидел он вальяжно, держал в руке вазочку из венецианского стекла в виде бутона, полную виски; но на душе у него было смутно. Он рассказывал Фауне о трудностях, с какими давно не сталкивался.
— Ты не подумай, — говорил Мак, — что мы не умеем устраивать вечеринки. Вот, например, как дошла до нас весть, что Гай погиб, мы в его честь такой траурный вечер устроили! Лучше, чем родео в Салинасе! Жалко, самого Гая не было, — вот бы порадовался…
— Слышала я, после того траурного вечера трое вслед за Гаем отправились…
Мак пожал плечами:
— В наше время трудно обойтись без жертв… В общем, были у нас вечера… Но этот случай особый. У всех сердца пылают участием, все хотят сделать Доку подарок. К тому же намечается двойное событие! У нас в Ночлежке расставлены брачные силки! Чувствительная история! Уж так мы растроганы, так мы рады… Да вот беда, нет у нас приличной… — Мак замялся.
— Одежды? — подсказала Фауна.
— Вот-вот. Должно же быть по одежке ясно, кто есть кто. Если лучшие друзья Дока будут одеты как бродяги, то как прикажете одеться бродягам?
— Понимаю, — кивнула Фауна. — Вы, поди, хотите быть при полном параде, в смокингах?
— Боже упаси, — сказал Мак. — Просто приличные штаны и пиджак из той же материи, да еще галстук. Кстати, без галстука вообще никого на вечер не пустим! Да чтоб настоящий был галстук, а не какая-нибудь легкомысленная бабочка! Как-никак серьезное, торжественное событие…
Фауна почесала карандашом макушку.
— Эх, старею я, — продолжал Мак. — Как знать, будут ли еще вечера на моем веку…
— Что делать, все стареем, — откликнулась Фауна и задумчиво постучала карандашом по зубам (она тоже мучалась с одной задачей и хотела просить у Мака совета). И вот эти две трудности столкнулись у нее в уме и родилось решение — торжествующий огонек зажегся в глазах. — Так, кажется, придумала!
— Ну-ка, ну-ка, — заинтересованно сказал Мак, — выкладывай. Только не части, а то я нынче соображаю плохо, всю ночь не спавши.
Фауна встала и взяла в руки палочку, которой управляла движением звезд, а также шлепала по выдающимся частям воспитанниц во время уроков красивой осанки. С этой палочкой ей легче думалось и говорилось.
— По такому случаю надо выпить, — сказала она и налила себе стопку.
Мак повертел в руках вазочку, посмотрел напиток на свет. От красного стекла бурое виски казалось зеленым.
— Слушай, чего я расскажу. Давным-давно жила-была королева, — начала Фауна. — Денег у нее — не счесть. Выбросить сотни две на домашний халат ничего для нее не стоило. А браслетов у нее было! Как все нанижет, рук не согнуть. Так ты знаешь, в чем она ходила на разные торжества — именины там, повешение или еще что-нибудь?
— В чем? В исподнем? — спросил Мак.
— Нет, но почти угадал. Она одевалась дояркой! Она ведь как любила: помоют, почистят корову, а королева сядет на золотой стульчик и давай ее доить… Или вот тебе другой пример. Знаю я одну старуху, богачку — сливки общества. К ней на вечеринку так просто не прорвешься. Так она уже много лет на голове, знаешь, что носит? Драный платок! Хочешь высмотреть ее в толпе, глянь поверх голов — не видно драного платка, значит, ее нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29