БЕСЕДЫ В ПУТИ


ПЕРВЫЙ УРОВЕНЬ
Космический корабль назывался "Звездолет первый", поскольку впервые
люди отважились покинуть свою только еще частично освоенную и тем не менее
уже становящуюся тесной для них Солнечную систему, вознамерясь пересечь
бездну, разделяющую Солнце и альфу Центавра. Лишь немногим из них, из тех
ста четырнадцати, что стартовали с Земли, предстояло дожить до
возвращения. Свету нашего Солнца требуется около четырех с половиной лет,
чтобы достигнуть Проксимы, а пока тот же путь проделает с неимоверной
быстротой летящий "Звездолет первый", на его борту пройдет тридцать четыре
года.
Однажды, на девятнадцатом году полета, одиннадцатилетний Рауль
вернулся домой лишь поздно под вечер, взволнованный и счастливый, с
растрепанными волосами и не слишком-то чистый. Что ж, в этом не было,
пожалуй, ничего необычного. И все-таки мама придала своему лицу как можно
более строгое выражение, хотя еще большой вопрос, удалось ли ей это
достаточно убедительно.
- Поздненько же ты, однако, - сказала она требовавшим объяснений
тоном и на несколько мгновений прервала свои манипуляции на домашнем
коммутаторе связи, с которого можно было позвонить знакомым, передать
управляющую команду на их квартирный серворобот или затребовать
дополнительные роботы со станции бытового обслуживания, а также
воспользоваться компьютерами исследовательских подразделений и главной
электронной памятью космолета либо просто заказать на кухне ужин.
Последнее-то как раз и думала сделать Света.
- А мы были внизу, в парке, - сообщил Рауль, так, словно все было в
полном порядке.
- С самого обеда? - поразилась мама. - И чем же это столь важным ты
там занимался?
- Ох, да ничего такого особенного... В футбол играли, вот и все. На
спортплощадке. С Мишей и с остальными.
- Прямо во всем этом, - ужаснулась Света. Для сервоматов, разумеется,
не составляло труда привести выпачканную одежду в надлежащий вид, причем
быстро и основательно. Но подобное, в конце концов, никуда не годилось:
то, что мальчик, если потребуется, может всякий день получать новые вещи,
- дело одно, и совершенно другое - никчемное расточительство. Ведь должны
же где-то экономия и дисциплина начинаться, и мама Рауля полагала, что
начинаться им следует именно в этом пункте. Пареньку уже ясно было, что
головомойки не избежать, однако появление отца прервало на время Светины
педагогические усилия.
- Привет, - сказал Карел, вернувшийся после работы в одной из
ботанических лабораторий, о чем ясно говорил его желтый халат, который он
не успел еще снять.
- Вет-вет! - откликнулся сын.
- Ну, как прошел день? - поинтересовался Карел, ни к кому конкретно
не обращаясь.
- Можно и не спрашивать. - Света кивнула в сторону Рауля. - Так
выглядят герои, возвращающиеся после футбола домой.
- Хм... - неопределенно отозвался Карел и прошел в соседнюю комнату.
- И кто же выиграл? - спросил он через незакрытую дверь.
- Да мы, конечно! - бодро объявил Рауль.
- Что значит - конечно? - изображая удивление, потребовал объяснений
отец. - Вы что же, такие непобедимые?
- В любом случае ты мог бы все-таки и умыться, - вставила Света,
понятным образом имея в виду Рауля.
- Само собой, - ответил мальчик, и не определить было, высокая ли это
самооценка футболиста или выражение согласия по части проблем гигиены.
Вполне возможно, и то и другое, поскольку он тут же вышел из квартиры и
зашагал в направлении умывальных помещений четвертого уровня.
Когда он шел назад, навстречу ему в слабо освещенном главном переходе
попался их домашний сервомат. Приземистый, снабженный колесами и
манипуляторами бытовой робот направлялся, видимо, за готовым ужином.
Личный состав "Звездолета первого" жил в соответствии с оказавшимся
оптимальным 28-часовым суточным циклом, при котором 20 часов составляли
"день", а 8 - принадлежали "ночи". На время этих восьми часов освещение в
первом и втором уровнях, то есть в обоих внешних этажах имевшего
цилиндрическую форму корабля, приглушалось - в тех этажах, где находились
парк, спортивная площадка, плавательный бассейн, театр и другие центры
общественной жизни. Да и помещавшиеся над ними, дальше от периферии, в
глубине расположенные уровни 3-й и 4-й, жилые этажи, в ночное время также
затемнялись, по крайней мере главные переходы, ведшие к отдельным
квартирам. Здесь освещение включалось посегментно, когда по коридорам
проходил человек. Впрочем, срабатывать эту механику заставляли и
сервоматы, и теперь навстречу сопровождавшей мальчика на обратном пути в
квартиру световой волне катилась вместе с сервоматом другая волна
приглушенного света. Робот посторонился, пропуская человека, когда они
повстречались на одной стороне коридора, и обе движущиеся капсулы света,
слившись на несколько мгновений в одну, снова разделились и побежали прочь
друг от друга.
- А с кем вы, собственно, сражались? - поинтересовался Карел, когда
они втроем сидели за ужином.
- С девчонками, - ответил Рауль.
- Хм... - пробормотал отец. - И как же вы сыграли?
- Пять - четыре.
- Так это же почти вничью... - с сомнением оценил Карел.
- Да, но нас-то ведь было меньше! Бен, Эдди, Юань, Миша, Джон, Герт и
я против девяти девчонок!
- Что за Джон? - удивленно вмешалась в разговор Света. Не то чтобы
она особенно увлекалась футболом, но одно ей было известно точно: никакого
Джона на борту нет.
- Да Юс, - с готовностью пояснил Рауль.
- Ты имеешь в виду Юсуфа? - догадался Карел. - С какой стати вы его
Джоном величаете?
- Да потому, что он такой здоровенный. Как Маленький Джон.
- А это еще кто такой? - изумилась мать Рауля.
- Ну, тот самый Маленький Джон, который воевал вместе с Робином Гудом
против шерифа из Ноттингема. У Вена есть такая старинная книга, в которой
рассказывается о приключениях Робина Гуда. Он говорит, ей чуть ли уже не
сто лет, этой книге. А сами истории намного старей. Робин и Маленький
Джон, ну и другие там, жили все время в лесу и помогали крестьянам,
защищали их от шерифа. В настоящем лесу! Вот здорово, а?
- И где же это происходило? - спросил отец и прикинул, стоит ли
съесть еще чего-нибудь или лучше уж воздержаться.
- Да на Земле, конечно! - воскликнул удивленный вопросом Рауль.
- И где на Земле?
- Где? Хм... не знаю. На Земле, и все.
Карел и Света молчали.
- Ну да, где-то там на Земле, где есть настоящий лес, - продолжал
Рауль. Он намного больше, чем парк, намно-о-го больше. Самое маленькое...
в сто раз больше. И без второго уровня сверху.
Позднее, когда Рауль уже заснул, родители еще сидели в гостиной.
Света, быстро нажимая клавишу управления, проецировала на небольшой экран
какую-то энциклопедию, и после каждого нажима страница на экране сменялась
следующей.
- Послушай, - обернулась она к мужу, - а ты не знаешь, что там за
история, с этим Робином Гудом?
Карел отложил в сторону теоретическое исследование о направленных
мутациях у кониферов. Со стола упала при этом другая книга; сервомат
активировался, поднял ее и вернулся на свое место в стенной нише.
- Представления не имею, - сказал Карел. - А в чем дело?
- Да нет, так, ничего, просто подумалось... - Она приостановилась,
размышляя, надо ли опять начинать все сначала. - Это было вроде того, как
недавно... ну ты ведь помнишь, когда малыш явился с тем стихотворением, о
мигающих звездах... да ты знаешь, о чем я. Когда он спросил, как это
звезды могут мигать.
- Мне казалось, что я ему все объяснил, - чуть недовольно произнес
Карел.
Она опустила плечи и кивнула устало; она понимала, что нет, в
сущности, никакого смысла опять ворошить прежнее.
- Да, - сказала она, - ты объяснил ему, что происходит с переменными
звездами: изменение блеска и тому подобное.
- Совершенно верно, - подтвердил он и хотел снова приняться за
тетрадь с заметками своего коллеги Гюнтера, без сомнения, прямо
околдованного этими кониферами, как видно, его давнишним хобби. "Наверное,
удалось бы провести по меньшей мере одну серию опытов с семенами и
полученными из них саженцами, - думал Карел. - Досадно, что нельзя высеять
облученный семенной материал в парке; времени хватило бы вполне... да нас
туда, конечно, и близко не подпустят, места-то ведь совсем нет. И что
только Гюнтер себе возмечтал..."
- Не надо было этого делать. Так не надо было, - не успокаивалась
Света.
- Да уж, не очень удачно вышло. Я и сам знаю, что в стихотворении
говорилось вовсе не о переменных, а о самых что ни на есть обыкновенных
звездах, и о рассеянии световых лучей в земной атмосфере я тоже сообразил.
После. Ну и что? Здесь одно объяснение стоит другого. Мальчуган видел
звезды только на телеэкране, и там они не мигают. Но ты это знаешь, в
конце концов, не хуже меня. И я не понимаю, к чему весь этот сыр-бор.
- Дело не в этом одном объяснении. Но я не хочу, чтобы у мальчика
сложилось искаженное представление о Земле. Сегодня вот опять эта история
с лесом. "Настоящий лес", - сказал он. А ты понял, как он его себе
представляет? Вроде парка, только побольше. "В сто раз больше", - говорит
он, и для него это уже невообразимо много. А ведь ни один человек не
назовет лесом кучку деревьев, будь их хоть в тысячу раз больше, чем в
парке. Я имею в виду - если он знает, что такое настоящий лес.
- Вот именно, - сказал с ударением Карел. - Если он знает, что такое
настоящий лес. Рауль не знает, и что же? Не думаешь ли ты, будто человек,
не видевший леса, хуже того, который видел? Но ведь это абсурд! Даже и на
Земле были времена, когда иные из горожан в глаза не видали леса, ни разу
в жизни не выбирались за пределы своих городков. Но мы уже столько раз
говорили о том, что нет никакого смысла цепляться за вещи, которые теперь
все равно далекое прошлое. И тем более это относится к мальцу. Пойми же,
вот этот вот корабль - его обычная среда, и нет никаких причин для того,
чтобы ему здесь было плохо. А часто ли, кстати сказать, ты думаешь о
Земле? Может, каждый день? Или каждый час? - Он говорил негромко, но
настойчиво, как и всегда, когда речь заходила об этой стороне их жизни.
Света хотела что-то ответить, но передумала. В самом деле, не впервые
слышала она этот аргумент, да и Карел был прав: разлука с Землей не
отзывалась той болью, о какой она со страхом думала иногда вначале, в
первые годы полета. Воспоминания потихоньку бледнели, и заботы дня связаны
были с кораблем.
- И все-таки Земля наша родина, - сказала она, и ее "все-таки" было
ответом на его вопрос. - Я не хочу, чтобы наш сын считал своей родиной
корабль, всего лишь металлический осколок, не хочу, чтобы Земля и
человечество стали для него пустыми абстракциями! Не хо-чу! А
человечество? Знаешь ли ты, что для него такое - человечество? Это мы
здесь, наши полторы сотни экипажа. Конечно, ему известно и о тех, на
Земле, но что с того? Он не знает ни одного из них, для него они лишь
имена. Будто все они давным-давно умерли, будто их уже больше нет, не
существует, а может, и не было никогда. Им просто нет места в его мире.
- Верно, потому что его мир - этот корабль! Мы уже тысячу раз
толковали об этом, и ничего нового все эти копания и разговоры не
принесли. Да, мир Рауля - наш корабль. А чего ты, собственно, хочешь?
Чтобы он рвался к чему-то, возможно даже - тосковал и горевал о чем-то,
что ему так или иначе доведется увидеть не раньше, чем через энные десятки
лет? Зачем? Для чего? По временам я даже спрашиваю себя о том, не лучше ли
было бы вообще, если б он не натыкался беспрестанно на наши воспоминания о
Земле? Так ему недалеко и до ощущения, будто его ограбили, обделили в
чем-то, и все только из-за того, что мы придаем этому обстоятельству
непомерно большое значение и без нужды лишний раз сосредоточиваем на нем
его внимание. Только понапрасну запутываем детей.
- Как хочешь, а мне от всего этого не по себе. Иногда... Что будет,
когда мы вернемся? Как ему найти себя и свое место на чужой для него
Земле, с которой он ничем не связан? Не останется ли тогда родиной для
него корабль? Понимаешь, я не хочу, чтобы он горевал тогда об утраченном
мире, в котором до неба можно добраться с помощью лестницы. Парк на первом
уровне - пятнадцати метров высотой, в остальных уровнях не будет и трех.
Для нас корабль - всегда и только - средство передвижения, пользуясь
которым горстка людей отправилась в путь. Да, мы обвыклись и тут, и все же
для нас здесь не дом. А вот как насчет наших детей? Замечаешь ли ты, как
далека для них Земля? А корабль - не маловата ли чуточку такая родина? И
не маловат ли чуточку экипаж для человечества?
- А исследователи, которые шли на многолетнее заключение, чтобы
проверить возможность работы в изоляции? Подумала ли ты и о них? Таку
Исихара четыре года прожил с семьей на старой космической станции, без
каких-либо контактов с другими людьми, даже без радиосвязи. И там не было
парка, не было бассейна, щедро оснащенных лабораторий... Разве они
жаловались? Не работали разве изо всех сил? Или, может быть, в течение
этих четырех лет худо воспитывались дети? А они находились там всего
только вчетвером! Но и для четверых там не было по-настоящему достаточно
места: ты прекрасно знаешь, что представляла из себя старая космостанция.
Да как же нам тут жаловаться?!
И это он также говорил не раз... Света знала, что он прав, но не
менее хорошо знала она и то, что будет сомневаться в этом, опять и опять
сомневаться в этом. Карел продолжал:
- И для них это был действительно всего лишь эксперимент, им было
известно, что четырехлетнее добровольное заточение не имеет другого
смысла, кроме проверки собственной их реакции на него.
1 2 3