— Больше ничего?
Радист не ответил. В аппарате посверкивали голубоватые искорки.
— Все время вызываю, — бросил Поль. — И ведь вышел на их волну.
— Молчат?
— Погодите…
Ланглуа принялся записывать. Но это оказалась радиограмма с другого парохода, более удаленного от места катастрофы. Капитан извещал «Гром небесный», что следует прежним курсом.
— «Франсуаза» не отвечает?
— Знаете, что там произошло? — закричал радист: он не снял наушников и не слышал собственного голоса. — Я догадался: мне знакомы суда этого типа. У них смыло радиорубку — она расположена позади трубы.
За стеклами иллюминатора — сплошная темень: небо еще чернее, чем море.
— Не прекращай приема. Радируй, что мы на подходе.
Ланнек вернулся на мостик, ослепнув от мрака, на стену которого он наткнулся за дверью радиорубки.
— Замолчали! — чуть слышно бросил он Муанару.
Затем повернул голову: он заметил во мгле светлое пятно и узнал жену, забившуюся в угол, — так легче сопротивляться качке.
8
Уже четверть часа Ланнек, не шевелясь, вглядывался в море, где волнение становилось все сильнее. Мостик утопал во тьме, если, как всегда, не считать нактоуза, слабенькая лампочка которого еле-еле освещала руки рулевого. Грохот волн заглушал все звуки, и, пожалуй, лишь шестым чувством можно было угадать, что рядом есть люди.
Ближе всего к Ланнеку находился боцман — он курил трубку, и дым ее иногда долетал до капитана; чуть подальше стоял высокий сухощавый г-н Жиль.
Муанар в штурманской рассчитывал кратчайший курс к «Франсуазе».
Судно качало так, что оно то одним, то другим бортом черпало воду, и порой на стекла рубки обрушивались целые водопады пены. Неожиданно Ланнеку почудилось, что его зовут. Он насторожился, но прошло еще несколько секунд, прежде чем из темноты выступила фигура радиста.
— Капитан! Идите сюда…
Ланглуа выскочил на палубу, не успев натянуть дождевик, и теперь смешно втягивал голову в плечи под шквалами ледяных брызг.
Когда Ланнек поравнялся с ним, радист пояснил:
— Вы ведь знаете по-немецки? Вот уже минут пять со мной говорит пароход «Зетойфель», а я ничего не понимаю!..
В ярко освещенной рубке было тепло, и Ланнек, усевшись перед рацией и надевая наушники, уголком глаза заметил Матильду, устроившуюся в единственном здесь кресле позади аппаратов. Он почти не обратил на нее внимания: слегка искривил губы в иронической усмешке, и только. Нашла себе безопасное местечко? Что ж, пусть отсиживается.
— Ничего не слышу, — проворчал он, поворачиваясь к Ланглуа.
— Подождите. Они повторяют радиограмму каждые три-четыре минуты. Начинают примерно так; «Wir konnen nicht…».
Они замерли. Теперь, когда дверь захлопнулась, всюду: и в рубке, и в бескрайнем море, заключенном в наушниках, — воцарилась тишина. Ланнек невозмутимо глядел в пространство, и никто не решился бы сказать, о чем он думает. Ланглуа, чье место занял капитан, стоя, подкручивал какую-то ручку Вдруг Матильда с радистом, хотя и были без наушников, услыхали отчетливый щелчок и увидели, что глаза. у Ланнека стали внимательными. Радио заговорило. Откуда-то донесся человеческий голос. Капитан морщил лоб и хмурил брови, силясь разобрать слова, а рука его автоматически записывала:
«Мы в пяти-шести милях от „Франсуазы“, но у нас все сети в море, а волнение усиливается. С места двинуться не можем. Только что нашу корму задела полузатонувшая шлюпка. Полагаем, что людей на ней нет».
Говоривший несколько раз подряд повторил текст.
Голос у него был хриплый, тон лающий, словно этот неизвестный моряк с «Зетойфеля» охвачен слепой яростью.
Ланнек поднялся, уступив место Ланглуа, который первым делом удостоверился, что его никто не вызывает на других волнах.
— Незадолго до этого я поймал английский пароход, передававший морзянкой, но я еще не успел найти его позывные в справочнике.
Не снимая наушников, радист придвинул к себе толстый растрепанный том и лихорадочно начал листать.
— Вот он. Это «Глинн». Полторы тысячи тонн.
— Где он?
— Вызываю.
Раздалось потрескивание, полетели искры. Ланнек стоял прислонившись к двери и стараясь не смотреть на жену: он представлял себе, какое у нее измученное лицо.
Ланглуа искал в эфире английский пароход, находившийся где-то неподалеку Радист начал записывать, вернее, заполнять строки точками и тире.
— Мне ответило норвежское судно «Флюнербур», капитан Расмуссен. Сейчас оно в нескольких милях от Фарерских островов. Делает шесть узлов и будет на месте часов через десять, не раньше.
И Ланглуа возобновил попытки выйти на связь с «Глинном», а Ланнек выбрался на палубу и, борясь со шквалом, направился к мостику.
Было уже не разобрать, чем залито судно — дождем или волнами. Чем ближе «Гром небесный» подходил к Папа-банке, одной из коварнейших отмелей в Северной Атлантике, тем сильнее бушевал океан. Даже Ланнеку пришлось ухватиться за поручни.
Когда он взобрался на мостик, Муанар, уже вернувшийся на свое место, молча повернулся навстречу.
— Считая нас, в здешних водах с полдюжины судов, — сообщил капитан. — Ближайшее — немецкий траулер, но он стоит на сетях.
И Ланнек, и старший помощник отлично понимали, что это означает. Сети — а стоят они добрый миллион — держат судно, словно якорь, и чтобы их выбрать, понадобятся долгие часы.
— Немцы утверждают, что мимо них пронесло пустую шлюпку. Сейчас Поль пробует связаться с другим, английским пароходом.
Ланнек отер лицо руками, схватил бутылку кальвадоса, глотнул из горлышка, дал хлебнуть Муанару и боцману.
— Мы опоздаем, — объявил Муанар.
Такая уж была у него натура: он делал все что полагается, делал честно, даже педантично, но без подъема и как будто не веря в успех.
Вокруг по-прежнему ничего, на горизонте — ни огонька. Ланнек жестом приказал периодически включать сирену. Но долго на одном месте не выдержал и, глянув на компас, возвратился к Ланглуа, который вздрогнул при виде капитана: радист занят был разговором с Матильдой.
— Ну, что «Глинн»?
— Больше не отвечает.
— Ты уверен, что он находится поблизости?
— Совершенно уверен.
— «Франсуаза» по-прежнему молчит?
Еще через минуту Ланнек снова встал рядом с Муанаром и вполголоса бросил:
— «Глинн» испарился.
Они поняли друг друга с полуслова. Англичанин, не желая терять время на поиски траулера, решил просто-напросто не отвечать: он всегда может сослаться на неисправность рации.
— А твоя жена?
— Что моя жена?
— Ничего.
Разумеется, Матильде плохо. Она прямо позеленела от страха. Что еще можно сказать? Пожалуй, Ланнеку было бы легче, найди она пристанище не у Ланглуа в рубке, а в другом месте. Слишком уж мучительно, входя туда, всякий раз заставать жену в плетеном кресле и ощущать на себе ее подозрительный взгляд.
Ланнек догадался. Смутное, но упорное подозрение — вот что читал он в глазах Матильды, вот что не давало покоя с самого Гамбурга, нет, с самого Руана.
Он наклонился и разглядел на баке кучку матросов, всматривавшихся во мрак.
— Ребятам на «Франсуазе» не удалось поставить фальшивый руль, — констатировал он.
Впрочем, в такую непогоду поставить фальшивый руль, который позволил бы держаться носом к волне, — задача почти невыполнимая.
— Давно он приобрел судно?
— Четыре года назад. Совершил купчую, когда я в последний раз ездил в Фекан.
У Жаллю было не то пять, не то шесть детей. Ланнек прекрасно помнил, сколько шуточек отпускалось на этот счет. Помнил он и другое: именно ради своих малышей Жаллю пытался выхлопотать себе место лоцмана или капитана порта. Но ему, человеку без связей, пришлось слишком долго ждать, и вот…
— Ты ничего не видишь?
Оба долго всматривались в ту точку горизонта, где Ланнеку почудился огонек, но капитан, видимо, ошибся.
— Видеть-то я ничего не вижу, зато кое-что слышу, — буркнул Муанар.
Они услышали это одновременно. В трюме лопнула крепление, и теперь при каждом крене что-то железное перекатывалось с борта на борт.
— Боцман! Возьми людей и спустись в трюм.
— Можно мне еще глоток?
Боцману тоже невесело.
— Поправку на дрейф рассчитал? — осведомился капитан у Муанара. — Восемь градусов как минимум…
— Ничего мы не найдем.
— Дальше что?
Неужели Муанар усомнился: надо ли спасать «Франсуазу»?
— Ничего. Я так, к слову.
Рулевой, не отрывая глаз от компаса, непрерывно работал штурвалом, чтобы не давать волнам, к которым «Гром небесный» шел лагом, сбить судно с курса.
Ходу оставалось еще часа два, если не больше, и Ланнек, застыв в углу ходовой рубки, прижался лбом к стеклу. Вдруг он почувствовал, что за спиной у него кто-то стоит, раздраженно обернулся и увидел феканца с дымящейся чашкой в руках.
— Мадам не видели?
— Да пошла она к черту, понял?
Все заняты только ею, даже это животное Кампуа! Без всяких просьб он уже тащит ей чашку бульона!
— Она у Ланглуа, — помолчав, поправился Ланнек.
Он представил себе Фекан, два белых утеса, казино на дамбе, и тут же мысль его перескочила на Рива-Белла, где у тещи дача.
И как только он выдержал там свой медовый месяц?
Щеголял в белых шерстяных брюках, рубашке с вырезом, веревочных сандалиях и каждое утро, вкупе со всей семейкой, восседал на пляже подле зонтика с красными разводами!
Он даже выучил плавать жену Оскара, женщину с дряблой грудью и костлявыми бедрами.
— Муанар!
Старший помощник, невидимый в темноте, шагнул к капитану.
— Спустись посмотри, что они там копаются.
Ланглуа вслушивался в шум, доносящийся из трюма, и на душе у него было неспокойно. Видимо, штуковина сорвалась не маленькая, и принайтовить ее надо любой ценой.
Такие вещи ему не внове. Еще когда он ходил вторым помощником, у них на Балтике стронулись с места бочки с вином и, как безумные, заплясали по палубе, гоняясь за матросами. Те с воплями бросились, кто куда… Одному раздробило ногу…
— Жиль, загляни к Ланглуа. Впрочем, нет, оставайся здесь. Я сам схожу.
Ланнек рывками распахнул дверь и отыскал глазами жену. Матильда, все так же сидя в кресле, наклонилась над ветром — ее рвало; радист не отрывался от аппарата.
— Что нового?
— Феканская портовая рация запрашивает подробности. Жена Жаллю извещена и прибежала на станцию.
Сейчас сидит у приемника.
— А «Глийн»?
— Не подает признаков жизни.
— Норвежец?
— Просил известить его в случае успеха — тогда од ляжет на прежний курс.
Точками и тире был исписан уже весь блокнот. Ланнек взглянул на жену, которая сотрясалась в икоте и, видимо, не замечала его. На столе, рядом с инструментами Ланглуа, остывала нетронутая чашка бульона.
— Продолжай давать наши координаты. На всякий случай… Передатчик у них накрылся, но, может быть, цел приемник.
Оставалось только ждать. Вернувшись на мостик, Ланнек занялся единственным возможным сейчас делом — стал всматриваться вперед. Потом услышал, как захлопнулась крышка трюма, и через минуту Муанар вернулся на свое место.
— Милу размозжило палец. Я уложил, ста у себя в каюте.
— Милу? Кто это?
— Наш матрос. Такой высокий, худой, заика. Три вагонные оси сорвались с места. Мы закрепили, как могли…
Кто наплел Матильде, что он намерен перепродать судно в Америке и остаться там? Хоть смейся, хоть плачь! И все-таки Ланнек чувствовал: жена говорила искренне. Кто-то действительно придумал эту небылицу, Но с какой целью?
— Ты ничего не видишь?
Ланнеку показалось, что он различил зеленый огонь.
Еще четверть часа они пребывали в сомнении, потом сигнал внезапно стад отчетливо виден, и капитан ринулся в радиорубку.
— Запроси судно, что впереди по курсу. Кто они такие?
Потрескивание. Искры. Матильда с закрытыми глазами в кресле.
— Отвечают?
— Пока нет.
Матильда приподняла веки и посмотрела на Ланнека, но лицо ее не выразило ничего, кроме беспредельной усталости.
Еще секунда, и, сжалившись над женой, Ланнек отвес бы ее в каюту, но тут заговорило радио.
— Это немец. Послушайте?
«Зетойфель» заметил их. Прежним, озлобленным тоном радист пролаял в микрофон, чтобы «Гром небесный» взял мили на полторы мористей, иначе он порвет им сети.
Зеленый сигнал, потом белый — вот и все, что удалось разглядеть французам: черный корпус немецкого траулера даже не угадывался во мраке.
— Всех наверх! — приказал Ланнек Муанару. — Сто франков тому, кто первым заметит «Франсуазу».
Он набил трубку, хлебнул спиртного, удостоверился, что рулевой у штурвала не дремлет.
«Гром небесный» находился сейчас в самом сердце Папа-банки и в любой момент мог наскочить на тонущую «Франсуазу». Мороз крепчал. Сапоги Ланнека промокли, горло болело все сильней.
О еде никто не думал, зато к бутылке кальвадоса все прикладывались так усердно, что Кампуа вынужден был сбегать за новой.
Время от времени в приемнике слышалось потрескивание, и Ланнек представлял себе радио в Фекане: жена Жаллю в углу, рядом с ней наверняка ее первенец, паренек лет шестнадцати. От станции рукой подать до кафе Леона, куда сходятся ловцы сельди и трески, чтобы посидеть в тепле, вдыхая аромат свежего кофе.
Сейчас в заведении без конца хлопает дверь: каждому хочется услышать новости. Собравшиеся все до одного знают Папа-банку и ее буруны, почти все знакомы с Лавнеком, — им, несомненно, уже сообщили, что он в тамошних водах.
На «Громе небесном» царило молчание. Повсюду торчали неподвижные фигуры матросов, все глаза буравившие мглу — авось в ней удастся разглядеть более темной или — более светлое пятно.
— Сирену! — скомандовал Ланнек.
Не то ли это? После первых же гудков морякам почудилось, что они слышат ответный зов, хотя никто не решился бы сказать, из какой точки пространства доносится звук.
— Ищите северней, — лаял в микрофон радист «Зетойфеля».
Ланнек искал повсюду — северней и южней, западней и восточней, едва не зацепив сети немецкого парохода, к которому невзначай подошел слишком близко. «Франсуаза» была где-то неподалеку. Иногда французам казалось, что они отчетливо слышат ее сирену. «Гром небесный» устремлялся то туда, то сюда, но встречал лишь пустоту и немедленно разворачивался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14