Комиссар Мегрэ –


Оригинал: Georges Simenon, “La premiere enquete de Maigret”, 1949
Жорж Сименон
«Первое дело Мегрэ»
Глава 1
Показания флейтиста
Низкий черный барьер разделял комнату пополам. В той половине, которая предназначалась для публики, у выбеленной стены, сплошь оклеенной служебными объявлениями и плакатами, стояла только черная скамья без спинки. Другую половину комнаты занимали столы с чернильницами, полки, забитые толстенными справочниками, тоже черными, так что все здесь было черное и белое. Но главной достопримечательностью комнаты была печка, красовавшаяся на листе железа, – чугунная печка из тех, что в наши дни можно встретить разве только на вокзале какого-нибудь захолустного городка. Труба печки сначала круто поднималась вверх, к самому потолку, а потом, изогнувшись, тянулась через всю комнату и исчезала в стене.
Лекер, полицейский агент с детским лицом, чуть розовым и припухлым, сидел в расстегнутом мундире и пытался вздремнуть, положив голову на согнутую в локте руку. Стенные часы в черном футляре показывали двадцать пять минут первого. Время от времени единственный газовый рожок, освещавший комнату, тихо покашливал. Сухо потрескивали дрова в печке.
Тишину ночи все реже и реже нарушали возгласы подгулявших прохожих, разухабистая песня какого-нибудь пьянчуги или стук колес фиакра, с грохотом катившегося по крутой улице.
Секретарь комиссариата квартала Сен-Жорж сидел в левом углу комнаты и, низко склонившись над столом и шевеля губами, словно школьник, читал только что вышедшую брошюру: «Курс описательных признаков (словесный портрет) для офицеров и инспекторов полиции».
На форзаце книги чья-то рука аккуратно вывела лиловыми чернилами: «Ж. Мегрэ».
Трижды за ночь молодой секретарь комиссариата Жюль Мегрэ поднимался со своего места, чтобы помешать дрова в печке. Воспоминания об этой печке он пронесет через всю свою жизнь: почти такая же будет стоять у него на Набережной Орфевр, а позднее, когда центральное отопление будет проведено во все помещения Сыскной полиции, Мегрэ – уже дивизионный комиссар и начальник оперативной группы – добьется разрешения сохранить такую печку в своем кабинете.
Итак, наступило 15 апреля 1913 года. Сыскная полиция называлась тогда еще Сюртэ. В то утро некий коронованный иностранец прибыл на вокзал Лонгшан, где был встречен торжественно президентом Республики. Кортеж, эскортируемый частями национальной гвардии в парадной форме, медленно двигался по авеню Дю Буа и по Елисейским Полям.
В тот же день в Онере состоялся торжественный вечер, и только к ночи стих гул народных гуляний и погасли огни фейерверков.
Полиция просто с ног сбилась. Несмотря на меры предосторожности, несмотря на заранее произведенные аресты и на договоренность с некоторыми лицами сомнительной репутации, можно было в любой момент опасаться какой-нибудь выходки со стороны анархистов: того и гляди, по маршруту следования высокого гостя могла взорваться бомба.
Мегрэ и полицейский агент Лекер коротали ночь в комиссариате полиции квартала Сен-Жорж, на тихой и спокойной улице Ля Рошфуко.
Ровно в час двадцать пять минут оба одновременно подняли головы, заслышав торопливые шаги на тротуаре. Дверь распахнулась. Запыхавшийся молодой человек, щурясь, осмотрелся, ослепленный светом газового рожка.
– Господин комиссар? – спросил он, с трудом переведя дыхание.
– Я его секретарь, – ответил Мегрэ, не поднимаясь с места.
Он и не подозревал, что в этот момент началось его первое самостоятельное дело.
Молодой человек оказался хилым блондином с голубыми глазами и нездоровым румянцем на щеках. Поверх черного костюма на нем был прорезиненный плащ, в одной руке он держал котелок, другую то и дело прикладывал к распухшему носу.
– На вас напали бандиты?
– Нет. Я пытался помочь женщине, которая звала на помощь.
– На улице?
– В особняке на улице Шапталь. Вы должны немедленно отправиться туда!.. Они выставили меня за дверь.
– Кто?
– Какой-то верзила… Не то дворецкий, не то консьерж.
– А не лучше ли рассказать все сначала? Что вы делали на улице Шапталь?
– Я возвращался с работы. Меня зовут Жюстец Минар. Я второй флейтист в оркестре Лямурэ, а по вечерам играю в ресторанчике «Клиши». Живу на улице Ангиен, как раз напротив «Пти Паризьен». Я шел, как обычно, сначала по улице Баллю, а потом по Шапталь.
Мегрэ добросовестно и подробно записывал все показания тщедушного блондина.
– Когда я был уже на середине улицы, почти всегда безлюдной в этот час, я заметил автомобиль. Это был «дион-бутон», мотор его работал, хотя он стоял на месте. В нем сидел мужчина в сером кожаном пальто, большие темные очки скрывали часть его лица. Когда я поравнялся с ним, на третьем этаже особняка распахнулось окно.
– Вы запомнили номер дома?
– Да. Семнадцать-бис. Это, как я уже сказал, особняк с большим подъездом. Нигде не было света. Только второе окно, если считать слева, было освещено – то самое, которое открылось. Я поднял голову и увидел силуэт женщины, которая выглянула в окно и закричала: «На помощь!..»
– Вы что-нибудь предприняли?
– Погодите… Кто-то, по-видимому, оттащил ее назад. И в тот же миг раздался выстрел. Я обернулся к автомобилю, мимо которого только что прошел, но он резко взял с места и умчался.
– Вы уверены, что это был выстрел, а не треск мотора?
– Уверен… Тогда я подошел к двери и позвонил.
– Вы были один?
– Да.
– У вас было оружие?
– Нет.
– Что же вы собирались делать?
– Но… Вопрос сбил флейтиста с толка: он растерялся и не знал, что ответить. Если бы не усики и редкая бородка, ему можно было бы дать не более шестнадцати лет.
– Соседи ничего не слышали?
– Мне кажется, нет.
– Вам открыли?
– Не сразу. Я звонил по меньшей мере три раза. Потом стал стучать ногами в дверь. В конце концов я услышал шаги, потом кто-то снял цепочку, отодвинул засов.
В подъезде света не было, но как раз перед самым домом горел газовый фонарь.
Час сорок семь минут… Флейтист то и дело бросал испуганный взгляд на часы.
– Верзила в черном костюме – должно быть, дворецкий – спросил меня, что мне угодно.
– Вы говорите, он был одет?
– Ну да!
– В брюках и при галстуке?
– Да.
– А между тем в доме было темно?
– Кроме освещенного окна на третьем этаже.
– Что вы ему сказали?
– Точно не помню. Я хотел войти в дом.
– Зачем?
– Посмотреть, что там происходит. Он заслонил собой дверь. Тогда я сказал ему о женщине, которая звала на помощь.
– Он казался смущенным?
– Он смотрел на меня угрожающе и, не говоря ни слова, старался оттолкнуть от дверей.
– А потом?
– Он пробурчал несколько слов. Точно я не разобрал. В общем, нечто вроде того, что мне все приснилось, что я просто пьян. Потом в темноте вдруг раздался голос – мне показалось, что крикнули на площадке второго этажа.
– Что именно?
– «Живее, Луи!»
– А дальше?
– Тогда он меня толкнул. А так как я сопротивлялся, ударил меня прямо в лицо, и я очутился на тротуаре перед закрытой дверью.
– На третьем этаже по-прежнему горел свет?
– Нет.
– Автомобиль вернулся?
– Нет… Может быть, нам следовало бы пойти туда сейчас?
– Нам? Вы намерены сопровождать меня? Поразительный контраст между почти женственной хрупкостью флейтиста и его отчаянной решимостью одновременно и смешил, и трогал.
– Разве не мне съездили по физиономии? Так вот, я подаю жалобу.
– Ваше право.
– Мне думается, нам следовало бы тотчас же отправиться туда. Вы не находите?
– Номер дома вы уже назвали?
– Семнадцать-бис.
Мегрэ нахмурился – этот адрес о чем-то смутно ему напоминал. Он снял с полки толстый справочник, перелистал его, задержался на одной из фамилий и нахмурился еще больше.
В тот вечер он был в мундире. Это был, можно сказать, первый мундир в его жизни. За несколько дней до описываемых событий служебная записка рекомендовала всем служащим полиции по случаю визита коронованной особы быть в парадной форме – каждого могли в любую минуту вызвать.
Его прорезиненный плащ, купленный в магазине готового платья, был как две капли воды похож на плащ Жюстена Минара.
– Пошли! Если меня спросят, Лекер, скажите, что я еще вернусь.
Мегрэ волновался. Фамилия, которую он отыскал в справочнике, была столь громкой, что ему стало не по себе.
Ему было двадцать шесть лет, и он всего пять месяцев как женился. Все четыре года, что он прослужил в полиции, ему приходилось выполнять самые скромные обязанности, начав с дежурств на дорогах, вокзалах и в больших магазинах. Только год назад он был назначен на должность секретаря комиссариата квартала Сен-Жорж.
Самой уважаемой фамилией во всем квартале была, безусловно, фамилия обитателей дома номер 17-бис по улице Шапталь.
Жандро-Бальтазар. Кафе «Бальтазар». Это имя, выведенное огромными бурыми буквами, мелькало на всех станциях метро. Фургоны торгового дома «Бальтазар», запряженные четверкой великолепных лошадей в роскошной сбруе, являли собой как бы неотъемлемую часть парижского пейзажа.
Сам Мегрэ с удовольствием пил кофе «Бальтазар».
И когда он шел по авеню Дел'Опера, он никогда не пропускал случая вдохнуть прекрасный запах жареного кофе, доносившийся из магазинов фирмы «Бальтазар».
Ночь была светлой и холодной. На улице – ни души, ни одного фиакра. Мегрэ в ту пору был почти такой же худощавый, как и флейтист, так что, когда они шли вверх по улице, их можно было смело принять за двух подростков.
– Надеюсь, вы были трезвы?
– Я никогда не пью. Врач запретил.
– Вы уверены, что видели, как открылось окно?
– Абсолютно уверен.
Это была первая самостоятельная вылазка Мегрэ. До сих пор он только сопровождал в нескольких полицейских облавах своего начальника, господина Ле Бре, самого светского из всех полицейских комиссаров Парижа.
Улица Шапталь была так же безлюдна, как и улица Ла Рошфуко. В окнах особняка Жандро-Бальтазар, одного из самых красивых зданий квартала, света не было.
– Вы сказали, что у дома остановился автомобиль?
– Не совсем у дома. Чуть выше.
Мегрэ, голова которого была набита только что прочитанными теориями доказательств, зажег восковую спичку и склонился над брусчатой мостовой.
– Видите! – торжествующе воскликнул музыкант, указывая на большое маслянистое темное пятно.
– Пошли. Хотя не очень-то я уверен, что поступаю правильно, разрешая вам идти со мной.
– Но ведь меня же стукнули кулаком по физиономии.
И все-таки на душе у Мегрэ было тревожно. Поднимая руку к звонку, он почувствовал, как сжалось сердце. Он сам себе задавал вопрос, на какую статью закона он может сослаться. Ордера у него не было. Кроме того, сейчас ночь. Мог ли он объяснить мотивы своего вторжения, если единственным доказательством преступления являлся распухший нос флейтиста?
Как и флейтисту, ему пришлось позвонить три раза подряд. Потом голос за дверью спросил:
– В чем дело?
– Полиция! – неуверенно заявил Мегрэ.
– Минуточку. Только схожу за ключом.
Что-то щелкнуло. В особняке зажегся свет. Затем прошло еще несколько долгих минут ожидания.
– Это он, – подтвердил музыкант, тотчас же узнав голос говорившего.
Наконец загремела цепочка, заскрипел засов, показалась заспанная физиономия, и взгляд, мельком скользнувший по Мегрэ, остановился на Жюстене Минаре.
– Все-таки вы его задержали! – сказал мужчина. – Вероятно, он еще где-нибудь выкинул тот же фортель?
– Разрешите войти?
– Если вы считаете это необходимым. Попрошу вас не шуметь, чтобы не разбудить весь дом. Пройдемте сюда.
Слева над тремя мраморными ступеньками поблескивала двухстворчатая застекленная дверь, выходившая в холл с колоннами. Впервые в жизни Мегрэ попал в дом, роскошь и величавость которого напоминали резиденцию по меньшей мере министра.
– Вас зовут Луи?
– Откуда вы знаете?
Луи открыл дверь не в салон, а в комнату для слуг. Он был полуодет. Наспех натянутые брюки и белая ночная сорочка с красной вышивкой на воротнике создавали впечатление, будто он только что встал с постели.
– Мосье Жандро-Бальтазар дома?
– Который из них, простите? Отец или сын?
– Отец.
– Мосье Фелисьен еще не возвращался. А мосье Ришар, его сын, должно быть, давно спит. Прошло не более получаса, как этот пьяница… Луи был рослый, плечистый мужчина. Он выглядел лет на пятьдесят. Подбородок его был выбрит до синевы, над глазами с очень темными зрачками нависли невероятно густые пышные брови.
Мегрэ судорожно глотнул воздух. Испытывая чувство человека, которому предстоит броситься в ледяную воду, он произнес:
– Я хотел бы поговорить с мосье Ришаром.
– Прикажете разбудить его?
– Вот именно.
– Предъявите, пожалуйста, документы.
Мегрэ протянул свое удостоверение.
– Давно вы работаете в нашем квартале?
– Десять месяцев.
– Вы прикреплены к комиссариату Сен-Жорж?
– Совершенно верно.
– Значит, вы знаете мосье Ле Брэ?
– Это мой начальник.
Тогда Луи произнес с напускным безразличием, за которым слышалась плохо скрытая угроза:
– Я тоже его знаю. Я имею честь прислуживать ему, когда он приходит сюда завтракать или обедать. – Он выждал несколько секунд, глядя в сторону. – Вы все еще настаиваете на том, чтобы я разбудил мосье Ришара?
– Да.
– У вас имеется ордер?
– Нет.
– Прекрасно. Соблаговолите обождать. Прежде чем удалиться, дворецкий демонстративно достал из стенного шкафа крахмальную манишку, воротник, черный галстук. Потом надел висевший здесь же сюртук. В комнате стоял только один стул. Ни Жюстен Минар, ни Мегрэ не сели. Вокруг царила тишина. Дом был погружен во мрак. Все выглядело как-то необычайно торжественно и внушительно.
Дважды Мегрэ вынимал часы из жилетного кармана. Прошло двадцать минут, прежде чем Луи появился вновь, по-прежнему холодно официальный.
– Прошу вас следовать за мной… Минар хотел было идти вслед за Мегрэ, но дворецкий обернулся к нему:
– Не вас. Если только вы тоже не имеете отношения к полиции… Какое-то странное чувство овладело Мегрэ. Ему казалось предательством оставить здесь одного этого жалкого флейтиста.
1 2 3