Руки его, безвольно свисающие по бокам, оканчивались
не ладонями, а пучками щупалец. Одежды на нем не было. Тело покрывала
недлинная линялая шерсть. Было совершенно очевидно, что это самец. Голова
выглядела голым черепом. Она не ведала волос или меха, и кожа туго
обтягивала костные структуры. Тяжелые челюсти вытягивались, образуя
массивное рыло. Резцы, выдающиеся из верхней челюсти, торчали вниз,
напоминая клыки древнего земного саблезубого тигра. Прилепившиеся к черепу
длинные остроконечные уши стояли торчком, увенчивая лысый, куполообразный
свод черепа. На каждом ухе было по ярко-красной кисточке.
Когда они достигли конца пандуса, создание обратилось к ним громким,
гулким голосом:
- Добро пожаловать, - сказало оно, - на эту чертову задницу-планету.
- Какого хрена! - вырвалось у пораженного Хортона. - Откуда ты знаешь
наш язык?
- Я узнал его от Шекспира, - ответствовало создание. - Шекспир меня
выучил ему. Но теперь Шекспир мертв, и мне его чрезвычайно недостает. Без
него я в отчаянии.
- Но Шекспир - это очень древний человек, и я не понимаю...
- Отнюдь не древний, - возразило создание, - хотя и вовсе не молодой,
и к тому же он был болен. Он называл себя человеком. Выглядел он очень
похоже на вас. Я полагаю, что вы тоже человек, однако тот, другой - не
человек, хотя в нем и есть человеческие черты.
- Вы правы, - согласился Никодимус. - Я не человек. Я следующая вещь
после человека. Я - друг человека.
- Ну, так отлично, - счастливо заявило создание. - Это поистине
отлично. Ибо я был тем же самым для Шекспира. Лучшим другом, какой у него
был, - так он говорил. Конечно же, мне недостает Шекспира. Я им восхищался
до чрезвычайности. Он мог очень многое. А вот чего он не мог, это выучить
мой язык. Волей-неволей пришлось мне его языку обучиться. Он рассказал мне
об огромных носителях, с шумом и громом путешествующих сквозь космос. Так
что когда я услышал ваше прибытие, то поспешил сюда с большой скоростью в
надежде, что то приближается кто-либо из народа Шекспира.
- Тут есть нечто совершенно неправильное, - обратился Хортон к
Никодимусу. - Здесь, так далеко в космосе, не могло быть людей. Корабль,
конечно, занесло сюда в поисках планет, но это потребовало кучу времени.
Мы же почти в тысячи световых лет от...
- Земля теперь уже, - отозвался Никодимус, - может иметь и более
быстрые корабли, движущиеся во много раз быстрее света. Пока мы доползли
сюда, нас могло обогнать множество таких кораблей. Так что, каким бы
странным все это ни казалось...
- Вы говорите о кораблях, - заметило создание. - Шекспир говорил о
них тоже, но в корабле он не нуждался. Шекспир явился сюда туннелем.
- Послушай-ка, - сказал ему Хортон, испытывая некоторое раздражение,
- попробуй же говорить хоть сколько-нибудь вразумительно. Что это еще за
история с туннелем?
- Вы хотите сказать, что вам неизвестно о туннеле, проходящем меж
звездами?
- Никогда не слышал о нем, - подтвердил Хортон.
- Давайте-ка вернемся назад, - предложил Никодимус, - и попробуем
начать все сначала. Я так понимаю, что вы уроженец этой планеты?
- Уроженец?
- Ну да, уроженец. Вы сами отсюда. Это ваша родная планета. Вы здесь
родились.
- Ничего подобного, - с большим чувством ответило создание. - Я бы и
не помочился на эту планету, коли мог бы того избежать. Я бы не остался
здесь и на мельчайшую единицу времени, если бы мог уйти. Я в спешке явился
сюда, дабы выторговать проезд отсюда, когда вы покинете это место.
- Ты явился сюда так же, как и Шекспир? По туннелю?
- Конечно, по туннелю. А как бы иначе я здесь оказался?
- Но тогда уйти должно быть просто. Ступай в туннель и отправляйся по
нему.
- Не могу, - простонало создание. - Проклятый туннель не работает. Он
оказался слишком непрочным. Действует только в одну сторону. Доставляет
сюда, но не уносит обратно.
- Но ты сказал - туннель проходит между звездами. У меня создалось
впечатление, что он ведет ко многим звездам.
- Ко стольким звездам, что ум не в силах сосчитать их, но здесь он
нуждается в починке. Шекспир пробовал наладить его, и я пробовал, но мы не
смогли. Шекспир лупил его кулаками, пинал ногами, орал на него, произносил
ужасные слова. Однако он так и не заработал.
- Коли ты не с этой планеты, - сказал Хортон, - так, может, ты нам
расскажешь, что ты такое.
- На это ответить просто. Я Плотоядец. Хищник. Вы знаете, что такое
хищник?
- Да. Тот, кто поедает другие формы жизни.
- Я - Плотоядец, - произнесло создание, - и тем доволен. Я тем
горжусь. Встречаются среди звезд такие, кто взирает на плотоядных с
отвращением и ужасом. Они ошибочно утверждают, будто неправильно поедать
существующих подобно тебе. Они называют это жестокостью, но я вам скажу,
что ничего жестокого здесь нет. Быстрая смерть. Чистая смерть. Никаких
страданий. Лучше болезни и лучше старости.
- Ну, хорошо, - согласился Никодимус. - Не надо продолжать. Мы ничего
не имеем против хищников.
- Шекспир говорил, что люди - тоже хищники. Но не в такой степени,
как я. Шекспир делил со мной добытое мной мясо. Он убивал бы и сам, но не
мог делать это так ловко, как я. Я был рад убивать добычу для Шекспира.
- Я в этом уверен, - поддакнул Хортон.
- Ты здесь один? - спросил Никодимус. - На планете нет больше
подобных тебе?
- Один-единственный, - отвечал Плотоядец. - Я совершал тайное
путешествие. Никому не сказал про это.
- А твой Шекспир, - спросил Хортон, - он тоже был в тайном
путешествии?
- Были столь беспринципные создания, что хотели бы разыскать его,
заявляя, будто бы он причинил им какой-то воображаемый вред. Он не имел
желания быть ими найденный.
- Но теперь Шекспир мертв?
- О, он мертв совершенно. Я его съел.
- Ты... что сделал?
- Всего лишь плоть, - пояснил Плотоядец. - И со тщанием сохранил
кости. Не вижу, почему бы мне не сказать вам, что он был жестким и
жилистым, совсем не того вкуса, какой мне нравится. У него был довольно
странный привкус.
Никодимус поспешно переменил тему.
- Мы бы с радостью, - сказал он, - пошли с тобой к туннелю и
посмотрели, нельзя ли его наладить.
- Не сделаете ли вы и впрямь того, с превеликой добротою? -
благодарно согласился Плотоядец. - Я надеюсь на это. Вы можете починить
этот распроклятый туннель?
- Не знаю, - ответил Хортон. - Мы можем посмотреть его. Я не
инженер...
- Я, - прервал его Никодимус, - могу стать инженером.
- Черта с два, - возразил Хортон.
- Посмотрим, - заявил свихнувшийся робот.
- Так значит, дело улажено?
- Можешь на это рассчитывать, - подтвердил Никодимус.
- Это хорошо, - сказал Плотоядец. - Я покажу вам древний город и...
- Здесь есть древний город?
- Я сказал чересчур поспешно, - поправился Плотоядец. - Из-за
нетерпения наладить туннель я забежал вперед. Может быть, это и не
настоящий город. Может быть, всего лишь форпост. Очень старый и очень
разрушенный, но, может быть, интересный. Однако теперь я должен идти.
Звезда склонилась уж низко. Лучше находиться под крышей, когда температура
спускается на это место. Я рад встрече с вами. Рад, что народ Шекспира
добрался сюда. Привет вам и прощайте! Я увижу вас утром, и туннель будет
налажен.
Он неожиданно повернулся и быстрой рысцой побежал в холмы, не
останавливаясь и без оглядки.
Никодимус покачал головой.
- Тут много загадок, - сказал он. - Многое надо обдумать. Много
вопросов надо задать. Но сначала я должен приготовить для вас обед. Вы уже
достаточно давно вышли из холодного сна, чтобы было безопасно есть.
Хорошую, солидную пищу, но на первых порах не слишком много. Вам следует
обуздать поспешность. Вы должны насыщаться медленно.
- Да подожди же минутку, черт побери, - возразил Хортон. - Ты должен
кое-что разъяснить. Ты почему помешал мне, когда знал, что я хочу спросить
насчет съедения этого Шекспира, кем бы он там ни был? Что значит, будто ты
можешь стать инженером? Ты же чертовски хорошо знаешь, что не можешь стать
им.
- Все в свое время, - сказал Никодимус. - Как вы и говорите, кое-что
следует разъяснить. Но вначале вы должны поесть, да и солнце почти зашло.
Вы ведь слышали, что сказало существо о том, что надо быть под крышей
после захода.
Хортон фыркнул.
- Предрассудки. Бабушкины сказки.
- Бабушкины сказки или нет, - не согласился Никодимус, - а лучше
подчиняться местным обычаям, пока не будешь уверен.
Поглядев вдаль через море волнующейся травы, Хортон увидел, что
солнце разрезано пополам линией горизонта. Травяные волны казались
полосами расплавленного золота. У него на глазах солнце погружалось все
глубже в золотое сияние и по мере погружения небо на западе
перекрашивалось в нездоровый лимонно-желтый цвет.
- Странные световые эффекты, - заметил он.
- Давайте вернемся на борт, - поторапливал Никодимус. - Идемте. Что
бы вы хотели поесть? Что скажете, например, насчет супа по-вишийски?
Чудные ребрышки, печеная картошка?..
- Недурной стол ты устроил, - заметил Хортон.
- Я изощреннейший повар, - заявил робот.
- Да ты хоть чем-нибудь не занимаешься? Инженер, повар. Что еще?
- О, многое, - отозвался Никодимус. - Я много умею делать.
Солнце скрылось и пурпурная дымка начала словно бы сеяться с неба.
Она нависла над желтой травой, приобретшей теперь цвет старой,
отполированной меди. Горизонт сделался агатово-черным, не считая
зеленоватого свечения молодой листвы в том месте, где зашло солнце.
- Чрезвычайно приятно для глаз, - высказался, глядя на все это,
Никодимус.
Краски быстро тускнели, и вместе с их потускнением по земле начал
прокрадываться холодок. Хортон повернулся, чтобы подняться по пандусу. И,
покуда поворачивался, что-то обрушилось на него, схватило и не пускало.
Схватило не по-настоящему, так как не было ничего, что могло бы хватать,
но некая сила утвердила себя на нем и поглотила, так что он не мог
двинуться. Он попытался бороться с нею, но не мог шевельнуть ни единым
мускулом. Он попытался кричать, но язык и горло застыли. Он вдруг оказался
голым - или почувствовал себя голым, не столько лишенным одежды, сколько
всякой защиты, открывшимся так, что глубочайшие уголки его существа были
выставлены на всеобщее обозрение. Возникло ощущение, что на него смотрят
или же проверяют, зондируют и анализируют. Раздетый, освежеванный,
открывшийся, так что наблюдатель мог докопаться до самого последнего его
желания и исходной надежды. Было так, сказала мелькнувшая в глубине
сознания мысль, словно явился Бог и завладел им, быть может, для того,
чтобы свершить правосудие.
Ему хотелось убежать и спрятаться, натянуть содранную кожу обратно на
тело и удержать ее там, прикрыть зияющее, распластанное нечто, которым он
стал, вновь спрятаться в изодранные лохмотья своего человеческого
существования. Но он не мог убежать и некуда было спрятаться, так что он
продолжал напряженно стоять, оставаясь под наблюдением.
Ничего не было. Ничто не появлялось. Но что-то же схватило его и
держало, и раздевало, и он пытался высвободить свой ум, чтобы увидеть это,
узнать, что это за штука. И пока он пытался это сделать, череп словно бы
треснул и сознание выпало оттуда, освободилось и раскрылось, так что могло
теперь вместить то, чего ни один человек никогда бы не понял прежде. На
один миг слепой паники ум его словно бы объял всю вселенную, стискивая
проворными мысленными пальцами все, что было в границах застывшего
пространства и текучего времени, и на мгновение, но только на мгновение он
вообразил, будто заглядывает глубоко в суть всеобщего смысла, сокрытого у
самых дальних границ вселенной.
Потом ум его сжался и череп вновь слился, и нечто отпустило его, и
он, шатаясь, потянулся схватиться за поручень пандуса, чтобы удержаться на
ногах.
Никодимус был рядом, поддерживал его и озабоченным голосом спрашивал:
- В чем дело, Картер? Что на вас нашло?
Хортон ухватился за поручень мертвой хваткой, словно тот был
единственной оставшейся у него реальностью. Тело болело от напряжения, но
ум еще сохранял нечто от своей неестественной остроты, хотя он и
чувствовал, как эта острота блекнет. С помощью Никодимуса он выпрямился,
Встряхнул головой и поморгал, проясняя зрение. Краски над морем травы
изменились. Пурпурная дымка преобразилась в глубокие сумерки. Медный цвет
травы сошел до свинцового оттенка, а небо сделалось черным. У него на
глазах появилась первая яркая звезда.
- В чем дело, Каптер? - снова спросил робот.
- Ты хочешь сказать, что не почувствовал этого?
- Почувствовал что-то, - ответил Никодимус. - Что-то пугающее. Оно
поразило меня и соскользнуло. Не с тела моего, но с ума. Словно бы кто-то
нанес удар мысленным кулаком, но промахнулся, только слегка задев мой
мозг.

6
Мозг-бывший-когда-то-монахом был напуган, а испуг приносит честность.
Исповедальную честность, подумал он, хотя никогда не бывал на исповеди так
честен, как сейчас.
"Что это было? - спросила гранд-дама. - Что мы почувствовали?"
"То была рука Божья, - ответил он ей, - коснувшаяся слегка нашего
чела".
"Это нелепо, - возразил ученый. - Это заключение, сделанное без
достаточных данных и без добросовестного наблюдения".
"Что же тогда вы извлечете из этого?" - спросила гранд-дама.
"Я не извлеку из этого ничего, - ответил ученый. - Я отмечаю это, вот
и все. Как проявление чего-то. Может быть, чего-то далекого в
пространстве. Пришедшего не с этой планеты. У меня отчетливое впечатление,
что это феномен не местного происхождения. Но покуда у нас не будет
побольше данных, мы не должны пытаться его охарактеризовать".

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4