- Ты, Югов, совсем прямо стал, - сказала она, - самый высокий...
На перемене Югов рассказывал про лето:
- Там парни на танцы ходили. Один меня все время на мотоцикле катал. Я у них там за своего был, потому что я из города. Там зимой, говорят, совсем учиться не надо, у них там по два урока каждый день. Я бы из окна с зонтиком прыгал, прямо в сугроб...
За Юговым ходили толпой, жадно слушая про лето.
- Я вот как загорел, - говорил Югов, сравнивая свою руку с чужими бледными.
- Я, между прочим, уже давно хочу спрыгнуть с зонтиком, - сказала небольшая Женя Клуцкая с колечком на мизинце. Лиза заволновалась. - У моей бабушки есть черный зонт и черные калоши, - продолжала не-высокая Клуцкая с покатой холкой и выстриженными пейсами.- У этого зонта деревянная ручка и большое золотое кольцо. Он стоит у бабушки за шкафом...
Ручки у Клуцкой были совсем маленькие, когда она рассказывала про зонт, она держала пальцы паучком. На мизинце поблескивало колечко.
- Давай вместе прыгнем, - попросила Лиза Донова, глядя на колечко Клуцкой.
- Не знаю, не знаю, - покачала Клуцкая кудрявой головой. - Зонтик мой!
Потом Клуцкая заболела на неделю, а Югов все рассказывал про лето, но слушали его уже почти равнодушно, и загар его совсем побледнел.
- Однажды я бровь в деревне рассек, когда в сено прыгал...
И Лиза даже потрогала шрам.
Однажды пришел отец Клуцкой. Он был кудрявый, с таки-ми же пейсами, с цеплячьей ниткой усов над небольшим кривящимся ротиком. Лиза подумала, что, наверное, Женю Клуцкую переводят в другую школу, потому что в этой она была круглая двоечница, и еще - ей было сложно на физкультуре. Она бежала с пейсами на щеках в белой майке и черных трусах позади всего класса, подернутая жирком, у нее начи-налась одышка. "Меня скоро переведут совсем в другую школу, - картаво говорила она, - специальную. Там все будут такие, как я. А физ-культуры вашей там не будет совсем!"
- Женя больше не будет у вас учиться, - сказал отец Клуцкой. - Когда никого не было дома, она выпрыгнула с зонтиком из окна. Зонтик вывернулся, и она разбилась насмерть. Мы живем на четвертом этаже.
- Так вот в чем дело, Югов, - процедила Лия Ивановна, протирая камею. Ты всем нам врал про отдых в деревне. Мы верили. Твое хвастовство стало причиной смерти моей ученицы... Ты убийца!
Все обернулись на Югова, совсем позабыв про Клуцкую и про ее отца. Высокий, он сидел в самом углу, на последней парте, под портре-тами пионеров-героев. Лия Ивановна специально пересадила его в глубь класса, чтобы он не закрывал доску детям пониже, и зрение Югова стало портиться.
- Что ты скажешь, Дима, в свое оправдание? - спросила Лия Ивановна, растягивая губы, тонкие, как две резиновые трубки. - Что ты скажешь? крикнула она.
Но Югов только щурился в ответ, как от слишком яркого света, и пытался улыбнуться, сдерживая слезы...
- Не смей улыбаться, Югов! - кричала Лия Ивановна, дрожа от бешенства. - Ты не достоин сидеть под портретами героев! Ты преступник! А перед этими ребятами нужно стоять на коленях!
Отец Клуцкой смотрел на Югова, на портреты пионеров-героев, в нем не было злобы, была только печаль. А Лиза думала, как горбоносая Женя Клуцкая с кудрявой головой, похожая на черного барашка, лежит в гробу под нарядным гипюровым покрывалом. На щеках у нее пейсы, на мизинчике - тонкое колечко, а в углу стоит черный зонтик с деревянной ручкой и сломанными спицами...
Когда осенью совсем похолодало, про Клуцкую забыли и стали проходить таблицу умножения. Лиза в первый раз надела теплое пальто. Пальто было жидко-синим, с цигейковым воротником и пластмассовыми пуговицами. По размеру пальто больше подходило небольшой Инессе, чем совсем маленькой Лизе. Танечка Зотова из "Красного факела" подарила Лизе шапку, тоже цигейковую, с небольшими серыми залысинами.
- Что грустишь, плешивая? - звонко спрашивал повеселевший Димка Югов, пробегая мимо в аккуратненькой шубке.
- Пальто, конечно, не очень красивое, - успокаивала Инесса. - Но зато ты в нем не мерзнешь!
- Мерзну! - не соглашалась Лиза.
- Оно на ватине, дура!
- У меня мерзнет спина. Особенно лопатки!
- Не капризуй, Лизонька! - подхватила Алиса. - Пальто, конечно, не Париж, но теплое. Что есть, то есть!
Но тут Инесса Донова торопливо ощупала подкладку. Ее смуглые пальцы пробежали по синему драпу так быстро, как будто бы по стволу пронеслась небольшая бурая белка.
- Моя девочка права, как всегда, - заключила Инесса Донова. - Ватин оборвался и опал в подол, поэтому у нее мерзла спина и пальто так девочку полнило...
- У нас хороший дружный класс, - говорила Лия Ивановна на школьных собраниях. - Но есть два бельма. Первое - Югов, потому что он убийца, правда, прямых улик против него нет. Второе - Донова, ее мать позорит весь район. Она просит милостыню у магазина и у церкви. Она ходит в церковь, а ведь для современного человека Бог - это отсталость! Она, говорят, пишет стихи. Я в это не верю, но недавно мне показали книжку с фотографией...
В октябре Лия Ивановна уехала на минеральные воды.
- Ваша учительница уехала в Трускавцы, - сказала пионервожатая Люда. Лечить нервы... - и, помолчав, добавила: - От вас!
Весь месяц во втором "Б" вели уроки разные учителя, у которых случалось вдруг "окошко".
Лиза Донова сказала с надеждой:
- Она на курорте нервы вылечит и приедет шелковая...
- Хорошо бы, - размечтался Димка Югов.
И они стали ждать приезда Лии Ивановны. Но когда Лия Ивановна вернулась из Трускавцов, с минеральных вод, то, увидев Лизу Донову и Югова рядом с ней, не могла проораться...
- Нормальная у меня фамилия! - отругивалась на остановке Антонина Взвизжева. - Хорошая! Всем понятная! То ли дело - Доновы!
По мостику через Ельцовку Лиза ходила в новый жилмассив, в универмаг в отдел игрушек. Она рассматривала пластмассовые лейки, совки с деревянными ручками, жестяные ведерки с рисунком на боку. Рядом, полкой выше, сидели розовые резиновые куклы в синих платьях и с сеточкой на волосах; деревянные кроватки для них, пластмассовая посуда, маленькие совсем вилочки пластмассовые и ножи для кукольных ручек, тарелки для маленьких пирожных весь комплект - пятнадцать коп. Лиза ходила после школы почти каждый день в отдел игрушек рассматривать кукол. Она часто встречала мать Димки Югова, та все покупала машины в отделе для мальчиков. Мать Димки Югова издалека узнавала Лизу по огромному жидко-синему пальто с цигейковым воротником и отводила глаза. "Еще здороваться начнет, - думала. - Прямо здесь, в магазине, а все скажут, что я с ее матерью знаюсь..."
- Набор солдат выбейте и грузовик с ключиком, - лезла она в кассу без очереди.
Однажды, проходя мимо отдела рубашек, Лиза увидела печального отца Жени Клуцкой. Он склонился над витриной, рассматривая пуговицы. Он был по-прежнему бледен, с пейсами на щеках из-под серой шляпы. "Ему уже не нужно ходить в отдел игрушек", - подумала Лиза, загрустив.
Инесса Донова спросила Алису:
- Куда Лиза каждый день ходит после школы?
- Шляется где-нибудь, - ответила Алиса, высыпая на вату остатки пудры "Лазурь".
- Ты все красишься, а сама дома сидишь, - заныла Инесса. - Никто тебя в красоте твоей не видит...
- А ты в "Красном факеле" все деньги пропиваешь!
- Я за Лизу волнуюсь. Ее долго нет!
- Придет сейчас твоя Лиза!
- Она каждый день задерживается! Встречаться с кем-нибудь стала! - ныла Инесса.
- С кем? - не поняла Алиса.
- Ну с кавалером каким-нибудь...
- Дура ты, Инесса, сколько тебя знаю - все дура! Лиза - не мы с тобой! Ей девять лет!
- Дай пятнадцать копеек! - крикнула Лиза, входя в комнату.
- Где ты была? - спросила Инесса.
- В магазине! Игрушки смотрела. Посудку для кукол хочу купить!
Инесса посмотрела на наряженную Алису. Алиса кивнула:
- Дай девочке, что она просит! У ребенка должны быть игрушки!
Лиза прибежала к "Универмагу" за пять минут до закрытия. У вхо-да в "Универмаг" продавали пирожки с рисом и вафельное мороженое. Пирожки заворачивали в бумагу, и она становилась прозрачной от жир-ных пятен.
- Мы тебя знаем, - вышли трое из очереди. Двое были алкоголики с Ельцовской, лица третьего Лиза не видела, он стоял позади других.
- Хорошо, привет! - торопливо поздоровалась Лиза. - Но мне некогда. Магазин закроется через пять минут...
- Мы тебя раньше с матерью у церкви часто видели, ты под стол пеш-ком ходила, - сказал первый, повыше, в ватнике.
- Мы напротив трубы рыли, - подхватил второй в болоньевой куртке с синим мехом. - А вы у ограды сидели и крестились. Ты не умела, тебя мать учила. Мы всегда вам с Инессой подавали, ее все знают, весь район...
Над входом в "Универмаг" висели огромные часы, Лиза видела, как большая стрелка медленно ползет к семи.
- Если вы ругать меня, - сказала Лиза, - то мне не стыдно.
- А еще пионерка! - сказал третий, но Лиза опять не увидела его лица.
- Мы не ругать, - сказал тот, что в телогрейке.
- Нет, не ругать, - подхватил второй, в куртке с клочковатым мехом. Мы тебя давно знаем! Мы тебе в булочной батончики "Шалунья" покупали, а матери твоей портвейн наливали и "Столичную".
- Мы не лезли, что вы в церковь ходите! Каждому свое! - сказал первый, в телогрейке, заискивая.
А Лиза все пыталась заглянуть им за спины, чтобы рассмотреть третьего. Двух других она вспомнила - Витя и Вова, оба с Ельцовской. Когда Инесса Донова с ними напивалась и робко стучала в окно к Алисе: "Ну мам, ну открой...", то Алиса, если и открывала - Витю с Вовой всегда гнала и еще кричала вслед, через всю ночную улицу: "Тони на вас нету Взвизжевой!"
- У тебя деньги в кулаке? - робко спросил Витя, в тело
грейке.
- Игрушки покупать бежит, - сказал третий из-за спины товарищей придавленным голосом. - Барахло кукольное...
И тут Лиза увидела: третий был тот самый электрик Юра с железными "кошками", любитель подушечек с повидлом.
- Нам все отказывают, кого ни попросим! Хоть ты денег дай!
- Возьмите, - согласилась Лиза, сжимаясь под взглядом электрика Юры.
В зеленом платье из панбархата, с камеей на груди, Лия Ивановна вошла в учительскую. Учительница труда, Анна Елисеевна, пила чай с коржиками. Полная, она сидела в кримпленовом костюме с отворотами.
- Это мои девочки испекли на уроке домоводства, - и она подвинула Лие Ивановне тарелку с коржиками.
- У вас костюмчик - просто прелесть, - сказала Лия Ивановна.
- Ноский, - согласилась учительница труда. - А у вас камея такая хо-лодненькая - прямо потрогать хочется!
- Я Донову видеть не могу, - сказала вдруг Лия Ивановна, наливая кипяток из электрического чайника.
- Это такая худенькая, хорошенькая? - спросила учительница труда.
- Смазливая, - поправила Лия Ивановна. - И ведь не придерешься к ней. Она хорошо учится по всем предметам, только коврики по труду у нее не получаются.
- Жалко, - сказала учительница труда. - А так ее можно было бы из школы выгнать за неуспеваемость и дать направление в интернат для отсталых...
- Ее даже за поведение не выгнать. Она сидит - тихая такая на задней парте. Молчаливая. Мне кажется, что она против меня что-то затаила. Вышвырнуть ее из класса хочется посреди урока, прямо так бы взяла и швыранула в коридор!
- Такое без причины не бывает, - согласилась Анна Елисеевна. - Вот девочки мои коржиков в сахаре на уроке напекли, а сами мне бумажек в прическу накидали. Я не заметила, так и ходила всю перемену и в столовой так сидела рядом с директором. Я бы девок этих тоже всех в коридор повыкидывала!
- Мне Донова изложение сдала недавно "Моя любимая книга". Все дети как дети, написали нормально, от темы не отступили, ошибка на ошибке. Одна Донова напридумывала: и с прямой речью, и с диалогами, и все рифмами, рифмами так и сыпет. Я такого в классе не объясняла. Это она мне показывает, что она умнее других, - делилась Лия Ивановна с учительницей труда.
- Гонору в ней много, - сказала Анна Елисеевна. - А знаний никаких!
- Я вызвала ее мать. Мать-то ее знаете? - продолжала Лия Ивановна. Она в школу пришла, вся косматая, водкой за версту разит, а она ладошкой прикрывается, думает, не унюхаю... "Что же вы, - говорю, - с вашей Доновой дополнительно занимаетесь, диалоги ей разные объясняете? Думаете, я от детей знания утаю? Лучше, - говорю, - коврики с ней по труду вяжите..." А она мне: "Я в театре работаю, мне с ней заниматься некогда! Лиза моя, - говорит, книжки все время читает, вот и запомнила, что как пишется!"
- Действительно, - подхватила Анна Елисеевна, - откуда ей, алкоголичке, такой грамотной быть!
- Я дальше спрашиваю: "Тогда почему ваша Донова написала мне изложение одними рифмами?" А она вся просияла, представляете? "Потому что, - говорит, - моя доченька будет поэтом, как я!" Тогда я не удержалась. "Какой вы поэт, - говорю, - вас в милицию каждую неделю забирают!" А она мне: "Милиция поэту - не помеха!", и я думала, она хоть уйдет после этого, а она сказала: "Я как-то смотрела тетради Лизы, вы пропускаете почти все ошибки, кроме самых простых - на жи-ши. Если об этом сказать, вас могут уволить!"
- Ей никто не поверит, - успокаивала, как могла, учительница труда. Она всегда пьяная! С ней наш директор даже разговаривать не станет, он человек порядочный!
Лиза вошла в комнату к Инессе. На стенах висели афиши "Грозы" и "Закатов в дыму" с подписью Танечки Зотовой. У кровати стоял стол с печатной машинкой.
- Мне эту машинку актеры из реквизита отдали, - сказала Инесса. - "У нас, - говорят, - нет спектаклей про писателей!" А бабушка Алиса как раз тогда мою "Эрику" из окна выкинула!
- Бабушка ругается, когда ты по ночам буквы шлепаешь!
- Не шлепаешь, а печатаешь, - поправила Инесса. - Ты купила посудку?
- Магазин закрылся, - отмахнулась Лиза.
- А деньги где?
- Дружкам твоим отдала. Вите и Вове. Они же нам подавали, помнишь?
- Вот паразиты, - сказала Инесса. - Ты только бабушке Алисе смотри не проговорись!
На столе Инессы под настольной лампой стояли две иконки. Одна - Николай Угодник на картоне, совсем недавно из типо
графии: еще пахла краской. А другая, совсем маленькая, в серебряном окладе, Богородица Всех Скорбей с кинжалами в ладонях.
- Почему у нее ножи? - спросила Лиза.
- Это она все наши грехи принимает.
- Откуда ты знаешь?
- Эта иконка еще прабабушки твоей Зои.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13