— Я уверен, что Вам не придется опасаться этого.
— Я ничего не боюсь, гражданин посол. Просто это не входит в мои намерения.
Он оглянулся в поисках стула, выбрал один, придвинул его к письменному столу посла и сел.
— Не заставляйте меня удерживать вас стоящим, — сказал он, ясно показывая тоном и всем своим видом, что считает себя здесь хозяином. — Если вы взглянете на это, вам станут понятными наши истинные взаимоотношения.
С этими словами он положил письмо Барраса на стол перед послом.
Это письмо выявило огромные полномочия, которыми Директория наделила Лебеля. Но оно не погасило раздражения, вызванного у Лальманта бестактным и грубым поведением его гостя.
— Честно говоря, я не совсем понимаю, что вы собираетесь сделать здесь такого, чего не смог бы сделать я. Если вы…
Он был прерван звуком внезапно распахнувшейся двери. Румяный молодой человек стремительно ворвался в комнату, на ходу говоря:
— Господин посол, я хочу узнать, не хотели бы вы, чтобы я… — он запнулся при виде посетителя и выказал все признаки замешательства.
— Я… если позволите… О, я зайду попозже…
Однако он не вышел, а оставался на месте с нерешительным видом, в то время как глаза его были целиком заняты посетителем.
— Раз уж вы здесь, так что вам угодно, Доменико?
— Я бы никогда не вошел без позволения, если бы знал…
— Да, да. Вы это уже говорили. Что вы хотите?
— Я хотел узнать, не позволите ли вы мне взять Жана с собой в церковь Сан-Зуан. Я собираюсь…
Лальмант оборвал его:
— Конечно, вы можете взять его. Нет необходимости вламываться ко мне из-за этого.
— Но, видите ли, мадам Лальмант нет дома, и…
— О, да, да. Я сказал, что вы можете взять его. К черту ваши объяснения. Вы видите, что я занят. Ступайте.
Бормоча извинения, молодой человек попятился, но его глаза по-прежнему ощупывали посетителя от его отличных ботинок до старательно уложенной прически.
Когда, наконец, дверь за ним закрылась, губы Лальманта сложились в легкую насмешливую улыбку. Он взглянул через плечо на открытый дверной проем, за которым виднелась маленькая комната.
— Перед этим вторжением я хотел предложить вам пройти со мной туда. Вы напрасно поспешили устроиться здесь, друг мой.
Он вышел из-за стола и с саркастическим видом указал рукой в направлении этого дверного проема.
— Как вам угодно, — уступил озадаченный гость. Лальмант оставил промежуточную дверь открытой, чтобы из внутренней комнаты контролировать взглядом большую внешнюю комнату. Он предложил стул и объяснился.
— Здесь мы укроемся от подслушивателей. Не в моих правилах беседовать на важные темы в той комнате. Этот приятный молодой человек, столь невинно заботившийся о том, чтобы взять на прогулку моего сына, — шпион, подосланный в мой дом Советом Десяти. Этой ночью обстоятельства вашего визита и описание вашей внешности будут представлены государственным инквизиторам.
— И вы миритесь с его присутствием? Вы предоставили ему свободу в своем доме?
— У него свои права. Он выполняет мои поручения, занимает моего сына. Он любезен с моей женой и часто сопровождает ее, когда она куда-нибудь отправляется. Кроме того, узнав о его истинных целях, я взял его себе в поверенные, и теперь под видом политических секретов сообщаю ему то, о чем хотел бы поставить в известность государственных инквизиторов.
— Ясно, — сказал Марк-Антуан, изменивший свое мнение об этом флегматичном на вид человеке. — Ясно.
— Думаю, вы поняли. Поверьте, он не узнал здесь ничего полезного для своих хозяев, — Лальмант сел. — А теперь, гражданин депутат, я к вашим услугам.
Лже-Лебель приступил к разъяснению своей миссии. Начал он с поздравлений всем французам и себе самому по поводу славных побед, которые сопутствовали французской доблести и французской Итальянской Армии, — побед, которые сами по себе упрощали возложенную на него задачу. Но цель еще не достигнута.
Австрия располагает значительными ресурсами, и не может быть сомнений в том, что она не преминет использовать их в полной мере и попытается вновь укрепиться в Ломбардии. Против Франции выставлены превосходящие силы, и его делом было добиться, чтобы они не стали еще сильнее. Чего бы это ни стоило, Венеция должна строго придерживаться своего невооруженного нейтралитета
— Конечно, за исключением вступления Венеции в союз с нами против империи, — перебил Лальмант.
Холодные глаза приезжего впились в посла.
— Это немыслимо.
— Не для генерала Бонапарта.
— Генерал Бонапарт? Что здесь может сделать генерал Бонапарт?
Лицо Лальманта вновь озарила слабая улыбка.
— Именно это: он поручил мне сделать такое заявление перед Коллегией.
— С каких пор военные вмешиваются в такого рода дела? — надменно проговорил депутат. — Мне казалось, что генерал Бонапарт командует войсками на поле боя. Позвольте мне спросить вас, гражданин посол, как Вы поступите с этим предложением?
— Что же, честно говоря, это вполне совпадает с нашими интересами.
Депутат вскочил на ноги. Тон его стал резким.
— Понятно. Итак, гражданин Лальмант, официальный представитель французского правительства, предпочитает подчиняться приказам боевого генерала! Поистине, я приехал очень своевременно.
Лальмант ничем не выдал своего раздражения.
— Почему бы мне не следовать приказам, которые, как я полагаю, наилучшим образом служат интересам Франции.
— Повторяю, я приехал очень своевременно. Союз накладывает обязательства, которые из чести или даже из уважения не могут быть нарушены. Франция имеет совершенно определенное мнение о месте Венеции. Венеция должна быть избавлена от ее олигархического правительства. Наша святая цель — осветить факелом свободы и разума и ее территорию. Нам ли создавать союз с правительством, которое мы собираемся свергнуть? Наше дело — главное дело, ради которого я здесь, — проследить, чтобы Венеция твердо придерживалась своего невооруженного нейтралитета, пока не настанет время повергнуть эту олигархию в пыль. Это необходимо четко понять, гражданин посол.
Лальмант неприязненно взглянул на него и недовольно пожал плечами.
— Раз уж Директория для этого прислала вас, то моя ответственность заканчивается. Но не скажете ли вы, как мне ответить Бонапарту?
— Скажите, что передали это дело на мое усмотрение. Я приму к нему меры.
— Вы примете к нему меры! Ха! Мне интересно, знаете ли вы о манерах этого человека?
— Я знаю, какого рода позиции он придерживается. Бели он рискнет переступить границы, я знаю, как сдержать его.
— Похоже, вы — оптимист. Человека, который с истрепанной армией смог за последние два месяца выиграть такие сражения против хорошо обученных и хорошо экипированных войск, вдвое превосходящих его собственные, нелегко сдержать.
— У меня нет желания умалять его заслуги, как полководца. Но мы будем сохранять чувство меры относительно этого молодого человека.
Лальмант расплылся в широкой улыбке.
— Рассказать вам кое-что о нем? Я знаю это лично от Бертье. Когда маленький корсиканец приехал в Ниццу принимать командование армией, которого добился для него Баррас, генералы дивизий пришли в ярость от того, что мальчишка двадцати семи лет будет командовать ими. Выскочка, «генерал с улицы». В Париже его презрительно называли «пулеметчиком» из-за единственной проведенной им баталии, состоявшей в разгоне толпы крупной картечью. О нем говорили также — я только повторяю слова других, — что в качестве награды он получил в жены одну из любовниц Барраса. Так вот, эти -генералы решили преподать ему урок, чтобы он как следует задумался о своем месте в Итальянской Армии. Очеро — самоуверенный, властный и несдержанный — грозился вышвырнуть выскочку. Бонапарт приехал. Вы знаете, как он выглядит: заношенная до дыр пара, сам — хилый и бледный, словно чахоточный. Он вошел к генералам и, пока поправлял ремень, кратко и резко, без лишних слов отдал распоряжения. После чего он вновь вышел, оставив их, ошеломленных исходящей от него силой, которой они не могли дать определение, но перед которой никто не проявил своей храбрости.
Таков Бонапарт. С тех пор он выиграл дюжину сражений и сокрушил австрийскую мощь в Лоди. Трудно предполагать, чтобы он был простаком… Если вы можете властвовать над ним, у вас будет великое будущее.
Но депутат остался безучастен.
— Это не я стремлюсь властвовать над ним. Это власть, рупором которой я являюсь. Что же касается его предложения, то вам следует понять, что это дело отныне в моих руках и не имеет к вам никакого отношения.
— Довольно, гражданин депутат. От этой ответственности я с готовностью освобождаюсь.
В тоне Лальманта сквозил сарказм, который, однако, был встречен ответным сарказмом.
— Итак, вы наконец-то осознали цель моего присутствия в Венеции.
Марк-Антуан закинул ногу на ногу и, немного спустившись с высот своего положения, приступил к делам, которые Лальмант находил даже более пугающими, чем все предыдущее. Депутат заявил, что ради осуществления его целей и получения достоверных сведений о замыслах Венеции, он намерен проникнуть во вражеский лагерь, выдав себя за тайного агента Британии. Причем подчеркнул свою отменную подготовленность к этой роли перед любой, даже английской, если понадобится, публикой.
Но беспокойство Лальманта лишь отчасти улеглось.
— Вы знаете, что произойдет, если они вас раскроют?
— Я рассчитываю устроить дело таким образом, что этого не произойдет.
— Боже! Вы, должно быть, очень храбрый человек.
— Я могу быть храбрым, а могу и не быть таковым. Но я, несомненно, смышлен. Для начала я сообщу им, что имею связи с вами.
— Что?!
— Что я обманул вас, представившись французским агентом. Я продемонстрирую свою благонадежность, построив дела с ними точно так же, как и вы с этим их шпионом, подосланным в ваш дом. Я дам им обрывки сведений о Франции, которые будут казаться ценными и достоверными, хотя по сути будут бесполезными или, возможно, ложными.
— Вы надеетесь на этом их провести? — насмешливо спросил посол.
— А почему бы нет? Очевидно, нет ничего нового для тайного агента в работе на обе стороны. На самом деле, нет такого тайного агента, который бы всегда преуспевал на службе одной стороне и в спасении собственной жизни, и при этом не брал платы с обеих сторон. Правительство, искусное в шпионаже, признает это без доказательств. Я подвергаюсь единственной серьезной опасности. Молва о том, что я — Камиль Лебель, тайный агент Директории, приведет к стилету и каналу, о которых я упоминал, и воспрепятствует быстрому достижению какой-либо значительной выгоды для Франции.
Прервавшись, чтобы окинуть взором через открытую дверь пустую внешнюю комнату, далее он продолжал с особым ударением:
— Из этого следует, что в тайну моей личности, которая отныне остается лишь между мною и вами, Лальмант, больше никто не должен быть посвящен. Вы поняли? Даже ваша супруга не должна догадываться, что я — Лебель.
— Хорошо. Как вам будет угодно, — нетерпеливо отозвался Лальмант.
— Я и говорю о том, что мне угодно. Речь идет о жизни и смерти. Прошу заметить, моей жизни и смерти. Так что в этом деле вы должны признать мое право настаивать.
— Дорогой мой гражданин Лебель…
— Забудьте это имя! — вскочил депутат. — Этого больше не должно повториться. Даже наедине. Если мы можем быть наедине в доме, где шпионов Совета Десяти предостаточно. Итак, в Венеции я — мистер Мелвил, английский бездельник. Мистер Мелвил. Ясно?
— Конечно, мистер Мелвил. Но если вы столкнетесь с трудностями…
— Если я столкнусь с трудностями, мне не понадобится помощь. Поэтому вам не стоит предпринимать ради меня никаких неосторожных поступков.
Его ясные глаза строго смотрели на испугавшегося посла, покорно склонившего свою крупную голову. Затем Лальмант встал и предложил:
— Останьтесь пообедать. Мы будем одни, а именно: мадам Лальмант, мой сын и мой секретарь Жакоб.
Мелвил покачал безупречно причесанной головой.
— Благодарю вас за гостеприимство. Но я не хочу вас стеснять. Как-нибудь в другой раз.
Сожаление, выраженное Лальмантом по поводу отказа, прозвучало так неискренне, что выдавало чуть ли не удовлетворение, которое принесло ему избавление от столь властного соратника.
Мелвил задержался еще на минуту, чтобы навести справки о достижениях французских агентов, занимающихся якобинской агитацией.
— Мне нечего добавить к моему последнему рапорту гражданину Баррасу. Мы исправно служим, особенно виконтесса. Она весьма усердна и постоянно расширяет сферу своей деятельности. Последней ее победой стал барнаботто — аристократ Вендрамин.
— А! — засмеялся Мелвил. — Он влиятелен, не так ли? Посол удивленно посмотрел на него.
— Это вы у меня спрашиваете?
Тотчас осознав оплошность этого шага, Мелвил без малейшего промедления исправил его:
— Да, знаете ли, я порой сомневаюсь в этой влиятельности.
— После того, что я о нем написал?
— Непогрешим только Папа Римский.
— Мне не нужен Папа, чтобы узнать степень влиятельности Вендрамина. А у виконтессы есть все необходимое, чтобы припереть его. Это лишь вопрос времени, — он цинично засмеялся. — Гражданин Баррас обладает великим талантом использовать своих брошенных любовниц в государственных интересах столь же успешно, сколь и в собственных.
Мелвил взял со стола свою шляпу.
— Я не собираюсь выслушивать сальности. О своих успехах я извещу. Если же я вам понадоблюсь, то устроился я в гостинице 'Шпаги».
На этом он откланялся и ушел, раздумывая о том, кто же такие виконтесса и барнаботто Вендрамин.
Глава V. ПОСОЛ БРИТАНИИ
Поведение Мелвила оскорбило чувства не только посла Французской Республики, Единой и Неделимой, но, почти в той же мере, — и посла Его Британского Величества, у которого Марк-Антуан томился ожиданием вечером того же дня. Но были и различия. Если повелительный тон по отношению к Лальманту был исключительно наигранным, что соответствовало характеру исполняемой роли, то по отношению к сэру Ричарду Уортингтону такое поведение стало искренним проявлением чувств.
1 2 3 4 5 6 7