Симагин наблюдал.
- Что это?
- Снимет напряжение, - сквозь зубы бросил врач. - Она уснет.
Ася с усилием выпростала руку. Симагин погладил предплечье -
вся кожа дрожала мелкой, едва уловимой дрожью.
- И кордиамин, - сказал Симагин. Врач коротко оглянулся на
него и выполнил приказ, ни слова не говоря.
- Направление действительно до утра, - сказал он затем и
решительно прошел мимо Симагина.
- Хорошо, - ответил Симагин. - Благодарю вас. Врач коротко
склонил голову и вышел. Симагин снова опустился на колени. Вошел
Антошка и встал, прижавшись плечом к косяку.
- А попить у тебя можно? - напрягаясь, спросила Ася. -
Только не чаю, простой воды...
Выпадая из тапок, Симагин рванулся на кухню. Только тогда
Антошка решился подойти к постели.
- Мам, - сказал он. - А мам.
И больше ничего. Но она сразу поняла.
- Да я же не заболела, Тошенька, - выговорила она и
улыбнулась, а потом закрыла глаза. - Я просто немножко устала.
Странно, думала она. Неужели можно вот так вот, дома,
умереть? Антон стоял рядом, она смутно припомнила, что у нее
закрыты глаза, но она прекрасно видела его, и пошла на кухню, и
сказала: что же ты возишься, и Симагин, роняя чашку, обернулся,
но чашка не разбилась, а покатилась, будто пластмассовая, и у
Симагина не было лица, Ася отшатнулась, нет, лицо было, странно
знакомое, не его, одутловатое, отвратительное...
Когда Симагин вернулся, Антон сказал:
- Мама закрыла глаза и уснула.
В пять Симагин запихал сына в постель, а сам вернулся в
спальню. Асино дыхание выровнялось, и щеки порозовели - к шести
она была обыкновенная спящая Ася, безмятежная, разметавшаяся,
теплая. У нее даже улыбка промелькнула на сонных мягких губах, и
Симагин заулыбался в ответ. Он задремал прямо в кресле.
Первыми в лабораторию пришли Карамышев и Володя, а чуть
позже - Вайсброд, которому Карамышев тоже позвонил вчера. Около
часа они молча ждали, все больше беспокоясь. Ровно в девять, как
всегда, задорно цокая каблучками, влетела Верочка. "Привет! -
улыбаясь, сказала она Володе. - А где маэстро? Ты что, один в
такую рань?" И тут увидела стоявших за изгибом пульта Вайсброда и
Карамышева. Ее оживление как рукой сняло, даже румянец пропал.
Поникнув, она подошла к окну и осталась стоять, глядя наружу. Там
шел спокойный, прямой дождь.
К половине десятого собрались все. Кроме Симагина.
Без четверти десять Вайсброд не выдержал. "Как же он
разговаривал с вами?" - "Очень бодро, - тихо ответил математик. -
Чувствовалось, что кипит". - "Вы никому не рассказывали?" -
спросил Вайсброд после паузы. Карамышев отрицательно покачал
головой. Потом наклонился к Вайсброду и совсем тихо проговорил:
"Я даже Володе сказал только об идее электронного эха". Вайсброд
кивнул и предостерегающе шевельнул бровями. Карамышев, не меняя
тона и не оборачиваясь, тихо произнес: "И главное, ради чего эти
хлопоты? Чтобы вместо обыкновенной, удобной, нормальной стенки
загромоздить комнату престижной махиной". Вадим Кашинский,
неслышно подошедший сзади, остановился было и вдруг опять
двинулся куда-то в сторону, пробормотав: "А, вы же некурящие..."
Вдруг Верочка рывком отвернулась от окна и звонко, свирепо
крикнула: "Ну неужели ни один не мог пойти в местком и стукнуть
кулаком по столу, чтоб ему поставили телефон?! Знаменитости!"
Разговоры затихли. Верочка, словно от сильной боли, замотала
головой и опять отвернулась. А потом с грохотом растворились
двери, и влетел Симагин.
Когда улегся шум, Вайсброд подошел к нему и сказал негромко:
- Андрей, когда пройдет первая серия, давайте пообедаем
вместе. Тут за углом есть пельменная. Вы не против?
В пельменной было чадно, людно и шумно. Они нашли свободный
столик, отгребли на край гору грязной посуды и осторожно, боясь
испачкаться в крошках и лужицах на столе, расселись.
Вайсброд разломил пополам кусочек хлеба и опасливо
попробовал бульон.
- У меня к вам два приватных разговора, - сообщил он.
- Я догадался, - ответил Симагин после паузы. - Только не
знал, что целых два сразу.
- Целых два сразу. Первое. В Москву я не еду.
- Что случилось?
- По состоянию здоровья, - сказал Вайсброд.
- Так, - сказал Симагин, и ложка вывернулась у него из
пальцев, плеснув бульоном на стол. - Ч-черт... Действительно?
- Чувствую я себя погано, - признался Вайсброд. - Так или
иначе, Андрей, вам надо учиться обходиться без меня. В этом плане
я очень рад, что вы сошлись с Аристархом Львовичем, - он в высшей
степени интеллигентный и знающий человек.
Некоторое время Симагин энергично ел.
- Кто-то поедет вместо вас, или мы отправимся с Аристархом
вдвоем?
- Нет, - сказал Вайсброд, - поедет вместо меня Кашинский.
Симагин ошеломленно воззрился на Вайсброда-
- А что он там будет докладывать? Он же...
- Нет, - сказал Вайсброд, - докладывать он будет не там.
- Что?
Вайсброд пожевал губами и отодвинул бульон. Есть это он не
мог.
- Вадик неплохой специалист. Ему будет очень полезно
побывать на столь представительном форуме, это его поощрит, даст
перспективу. Самостоятельного доклада ему не ставят. Он будет у
вас на подхвате. А по возвращении тщательнейшим образом, помимо
ваших официальных отчетов, проинформирует дирекцию обо всем, что
говорилось и делалось на конгрессе.
Секунду Симагин смотрел на Вайсброда, не понимая, а потом
сморщился, как от кислятины.
- О гос-споди, - сказал он с мукой, - так вот в чем дело!
- Н-ну, - ответил Вайсброд.
- Только дирекцию или выше?
- Не имею представления.
Симагин принялся за еду. Вайсброд сидел, сцепив руки на
животе, и смотрел на него.
- Аристарх знает?
- Да, разумеется. Аристарх Львович и в этом отношении
необычайно тонкий человек.
- Ладно, - сказал Симагин, принимаясь за второе. - Что
второе?
- Вот что второе. Кому вы успели рассказать о своей идее?
- Какой именно идее? - раздраженно спросил Симагин.
- Вчерашней, - терпеливо сказал Вайсброд и пригубил компот.
От компота отчетливо пахло дезинфекцией. Он отставил стакан. -
Относительно телекинеза и прочей мистики.
- А, - мрачно произнес Симагин. - Ну, вырвалось в пылу...
Карамышеву да Асе. Хотя, если хотите знать, я убеж...
- Речь не об этом, - сказал Вайсброд. - Я вполне доверяю
вашей уникальной интуиции. Но я настоятельно просил бы вас не
расширять круг посвященных. Держите, Андрей, эту странную мысль в
стратегическом резерве.
- Эммануил Борисович! - почти сердито воскликнул Симагин, с
возмущением глядя на Вайсброда красными от бессонной ночи
глазами. - Я когда-нибудь давал основания подозревать меня в
прожектерстве?
- Помилуйте, - улыбнулся Вайсброд. Болели уже все
внутренности. Следовало срочно ехать домой. - Дело совсем в ином.
Если сейчас пойдет разговор о подобных перспективах, нас всех
либо объявят пустомелями, что не будет способствовать работе,
либо посадят на совершенно иной режим, что тоже не будет
способствовать работе. Потом выяснится, что никакой телепатии
нет, а режим останется. Поймите меня правильно. Когда и если
подобные эффекты действительно обнаружатся, нашим долгом будет
обуздать любую мистику и отдать ее стране. Для применения во всех
областях народного хозяйства. Но раньше времени привлекать...
- Я понял, - угрюмо и безнадежно сказал Симагин.
- Вот и отлично, - опять примирительно улыбнулся Вайсброд и
тронул Симагина за локоть. - Ваша идея латентных точек
блистательна. Впрочем, что я говорю - идея. Это уже целая теория.
- Да будет вам, - буркнул Симагин.
Больше они не разговаривали. Вайсброд смотрел на Симагина.
Симагин поспешно дожевывал люля. Он поднял голову, лишь когда за
соседним столиком стали кричать. Там стояло только два стула;
один занимала женщина лет не более тридцати, расплывшаяся,
размалеванная, а другой - ее большая сумка. Обескураженно
озираясь, стояли с подносами в руках парень и девушка, их лица
были пунцовыми. "У меня скоро подойдут! - остервенело голосила
сидящая. - Я что, зря сижу? Я для дела сижу! Занято, говорю!!" -
"Ну мы же с едой, - нерешительно вставил парень. - И сесть
некуда, посмотрите сами..." - "Ва-ась! Меня тут гонют!" -
крикнула, оборотясь к очереди, сидящая. Девушка, потянувшись к
уху парня, что-то тихо сказала.
- Какого черта, - пробормотал Симагин и поднялся. Обогнул
столик и вдруг ногой сшиб модную сумку на пол.
- Вот так надо, - пояснил он парню. Сидящая онемела.
- Тебя мне пинать не придется?! - с бешенством, побелев,
спросил Симагин. - Нет?! Вижу, что нет, - одобрил он, когда та с
разинутым ртом выползла из-за стола.
- Банда!! - завизжала она. - Тут их банда! Ва-а-а-ась!!
Пельменная заинтересованно затихла. Перемахнув через перильца, из
середины очереди вылетел дюжий смуглый Вася в расстегнутой до
волосатого пупа рубахе и джинсах, украшенных верхолазным поясом.
Парень поставил поднос, пригладил волосы и встал с Симагиным
плечом к плечу. Вася остановился, морщась и озираясь.
- Что ж ты, дура, - сказал он и вернулся в очередь. Симагин
поднял с пола сумку и подал женщине. Та, не глядя, вырвала ее,
открыла и, всхлипывая, принялась перебирать содержимое.
- Доедайте быстрее, Андрей, - брезгливо пробормотал
Вайсброд. Парень смущенно сказал Симагину:
- Спасибо, друг.
Симагин чуть улыбнулся белыми губами:
- Не за что, друг.

ДЕТИ ГИБНУТ
1
Ну, вот, это и пришло, думала Ася. Она сидела у окна
троллейбуса, с окна текло, и Ася время от времени пыталась
отодвинуться, но сидевший рядом толстяк, уткнувшийся в газету, не
пускал ее своим мягко-тугим мокрым боком и только подозрительно
косился, сопя, - кажется, подозревал, что Ася к нему жмется. Что
они все за дураки, с тоской думала Ася. Было зябко и как-то
пусто. Странно - в этом состоянии женщина всегда одна.
Она вспомнила, как тот растерянно лепетал: "Надо убрать
немедленно, все только начинается... куда спешить... мы друг к
другу-то еще не притерлись..." И, вдруг все поняв по ее
окаменевшему лицу, резко сказал, загасив сигарету о стену возле
двери деканата:
"Если пойдешь на авантюру, на меня и мое имя не рассчитывай.
Я ни за что не отвечаю". Она крутнулась на каблуках, бросив
язвительно: "А ты и так ни за что не отвечаешь! Это мое!" А
может, зря? Надо было как-то... Как? Ведь я ему нравилась... И
пошла прочь, исступленно ожидая, когда окликнет. И ревела в три
ручья, колотила мокрую подушку, кричала. И назвала сына именем
отца - единственное, чего Симагину не сказала. И вечерами
моталась туда, еще на девятом месяце моталась, тяжело
переваливаясь, опасно оскальзываясь на вечном гололеде, стояла,
мерзла, ждала чего-то, глядела на пронзительное окно, которое по
весне весело и преданно мыла, чтоб он не тратил время; к
которому, казалось, только вчера подходила с той стороны, как
хозяйка: голая, гордая, взрослая, с сигаретой в руке. "Родопи".
Как сейчас помню - "Родопи". Сто лет не вспоминала, надо же,
думала - стерлось. Ну и что? Хочу и вспоминаю. Наверное,
по-настоящему я и любила-то только того. Потом одна дрянь. Ну, и
Симагин, конечно, с ним светло. Тепло, светло и мухи не кусают.
Не одна. Все равно как будто одна. Интересно, тот по мне скучает?
Много женщин у него было с тех пор?
Странно, ничего не болит, не тошнит почти. Но что-то
неуловимо меняется, и главным становится другое, и мужчина уже
чужой, и только легкое отвращение испытываешь к тому, чего раньше
ждала с погибельно сладкой дрожью. Интересно, с тем было бы так
же? Только б Симагин не догадался. Или сказать? Мы же все друг
Дружке говорим. Он заботливый. Как он грел меня позавчера. Что же
все-таки со мной было?
Как резко, как жутко началось. Правильно он меня к врачу
гонит. Надо сходить. Завтра. Сегодня некогда, сегодня великий
День. Идем выкупать штаны. Она улыбнулась, попытавшись
представить Симагина в новых модных брюках. Но неожиданно поняла,
что не испытывает ни нежности, ни умиления. Да, тоскливо подумала
она, надо привыкать. Приходить в дом, ставший чуточку чужим.
Симагин, подумала она с раскаянием. Не сердись. Я сама не
ожидала. Все равно ты самый заботливый, самый мой. Смешной. Даже
не притронулся ночью. Маялся, вертелся рядом - берег. Надо
сегодня что-то изобрести, чтобы он ушел в комнату родителей
спать. Странно. Еще позавчера смотрела, как на бога. Ждала, как
растрескавшаяся земля ждет дождя. И все-таки одной хуже. Надо
притвориться, может, это не слишком противно. Заставить себя пару
раз, и все пойдет само собой, станет привычным - терпеть,
старательно стонать, и ждать, когда он кончит, и смывать липкую
грязь не благоговейно, а брезгливо. Она вдруг поймала себя, что
так и подумала: грязь. Надо же, все переменилось. Неужели не
смогу? Ох, противно. И кого - Симагина! Его же ребенок обманет!
Но ведь ради него. Все ради него. А ради меня? Только то, что я
сама выгрызу. Она едва не пропустила остановку. С трудом
выбралась из-за толстяка, который, пропуская ее, пыхтел, неуклюже
поджимал короткие ноги, не желая встать, и все берег свою газету,
чтоб Ася не намочила ее и не помяла. С первой страницы "Правды"
из середины страшного пятна траурной рамки улыбался Виктор.
Вода покрывала асфальт сплошной струйчатой пленкой,
блестящей, как стекло. Ася шагала по холодному стеклу и думала:
немножко доверия, немножко привычки, немножко притворства - вот и
любовь. Нет. Не надо так. Все нормально ведь. Она стала
вспоминать лучшие их дни. Хотя бы вечер, когда прикинулась Таней.
Но поняла, что лишь тоскует по той себе, по солнечной яркости
собственных ощущений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34