— Послушайте, племяша, — начал он наконец. — Так дальше нельзя. Он вам не пара.Забава молчала, тихо плача в подушку. Берендей сел рядом, погладил племянницу по каштановой голове. И тогда Забава уткнулась ему в плечо и разрыдалась в голос, заливая горючими слезами рукав дядиного кафтана. Берендей продолжал гладить ее по мягким волосам, пережидая, пока закончится истерика. Наконец рыдания стихли, и он повторил:— Чародей вам не пара.— Почему? — пробормотала Забава. — Разве высокородные не женятся на простых девушках?Берендей снова крякнул и сказал:— Высокородные женятся на ком хотят. В том числе и на простых девушках. Но чародей Свет не просто высокородный, он волшебник. А волшебники не женятся ни на ком.— Почему? — спросила Забава.— Да потому что им это не надо.— Почему? — спросила Забава в третий раз.— О боги! — воскликнул Берендей. — Неужели вы не знаете таких простых вещей?!Забава помотала головой.— Да потому что ему нечего с вами делать в постели. Потому что в обычном смысле он не мужчина. Потому что все его силы уходят на волшебство.Забава оторвалась от дядиного плеча. Глаза ее расширились, брови гневно изогнулись — ведь он посягнул на достоинство ее сказочных героев, ведь он хотел убить ее мечту.— Я не верю вам! — крикнула она. — Вы просто не хотите, чтобы я поднялась выше вас! Не зря же вы ненавидели мою маму!..Дядя Берендей поднялся с кровати. Ноздри его широкого носа затрепетали.— Вы просто пустоголовая девчонка! — сказал он холодным голосом. — И воспитывала вас такая же глупая курица, как моя сестра. Я вам еще раз повторяю: чародею не требуется ваша любовь, а сами вы ему нужны токмо для того, чтобы подавать на стол да убирать его дом. А потому выбросьте из головы блажь! Вам ввек не окрутить чародея Света — Додола над ним не властна. И если вы не успокоитесь, я собственноручно задеру на вас юбки и пройдусь шпандырем по вашему заду так, что вы ни сесть ни лечь не сможете. Думаю, я имею на это право.— Да уж! — сказала гневно Забава. — Право у вас такое есть! Вы ведь прекрасно понимаете, что это вам я обязана своей работой… Но даже если вы накажете меня, я вам все равно не поверю!— Тьфу! — Дядя Берендей выругался и выбежал вон.Через пять минут к Забаве пришла тетя Стася. Снова были слезы — на этот раз, правда, обоюдные, — снова были объяснения и уговоры. В конце концов Забава была вынуждена поверить, и тетя удалилась, вырвав из уст племянницы обещание, что та выбросит из головы «эту блажь».На утро выяснилось, что ничего не изменилось. Блажь выбрасываться не пожелала. Забава по-прежнему смотрела на хозяина сияющими глазами, но теперь сквозь это сияние просматривались упрямство и безысходность. За завтраком, подавая чародею тарелку с пшенной кашей, Забава опять коснулась его плеча персями да так явно, что чародей недовольно обернулся и попросил служанку быть поосторожнее. Тогда Забава явилась убирать его кабинет в тот час, когда хозяин там работал, чем вызвала новое неудовольствие с его стороны. Чародей даже попросил своего эконома напомнить прислуге, что комнаты должны убираться в его отсутствие.Дядя Берендей и тетя Стася вновь были вынуждены провести со своей племянницей воспитательную беседу. Сила солому ломит… В конце концов служанка перестала беспокоить своего хозяина, но всем, кроме чародея, было прекрасно видно, каких сил это ей стоит.И когда у Забавы позеленели глаза, эконом, боясь, что переполненная Додолой девица наделает глупостей и будет изгнана хозяином из дома, засадил служанку на кухню и запретил ей появляться в тех помещениях, где она может столкнуться с чародеем. А когда племянница все-таки выскочила в трапезную, дядя собственноручно запер ее в чулане и продержал до вечера голодной, пообещав, что в следующий раз ослушницу засадят под замок до тех пор, покудова из ее глаз не исчезнет зелень.Лишь тогда Забава сдалась. Она провела в кухонных работах первый месяц своего зеленца. Лишь одной Додоле были известно, что творилось у девушки на душе.Дяде и тете было очень жаль племянницу, но что они могли поделать?.. Они пытались обратить внимание Забавы на молодых парней-слуг, работающих в дневное время в доме чародея, но все было тщетно: Забаву не интересовал ни один мужчина, кроме чародея. Оставалось надеяться, что дело поправит великий лекарь сердечных ран — время.Великий лекарь надежд не оправдал: в начале второго месяца зеленца у Забавы случился нервный срыв. Два месяца она пролежала в больнице, вернувшись в дом бледной тенью той Забавы, что приехала в столицу. Но зеленец к тому времени прошел.И хотя было видно, что со своей любовью Забава так и не справилась, теперь она уже могла встречаться с хозяином.А когда тот сказал, что рад ее видеть, лицо Забавы изменилось так, что у Берендея от страха зашлось сердце. Ему стало ясно: добром дело не кончится.Но ничего не случилось. День проходил за днем, Забава держала себя в руках, и дядя стал надеяться, что следующий зеленец придет к племяннице, когда она уже излечится от своей блажи и влюбится в кого-нибудь более подходящего. 3. ВЗГЛЯД В БЫЛОЕ: ВЕК 75, ЛЕТО 71, ТРАВЕНЬ Первый день, проведенный в школе волшебников, запомнился Свету на всю жизнь.По-видимому, привезли его в школу от Кудесника спящим, потому что дороги он не помнил, а проснулся уже в том помещении, которое стало его жилищем на долгие девять лет. В нем он находился и весь первый день.Проснулся Свет от боли в спине. Обнаружил, что лежит совсем не в своей постели, а на чем-то очень жестком, и тут же все вспомнил. Конечно, он ведь не в Старой Руссе, он в Новгороде. Должно быть, уже там, где учат на волшебника. Ведь мама последние несколько дней твердила ему, что он теперь будет учиться не дома, а в столице, поелику на волшебников дома не учат.Спать больше не хотелось. Хотелось узнать, где он оказался. Свет встал. Лежал он и в самом деле не на кровати. Странное деревянное сооружение, больше похожее на широкую скамейку, кроватью не назовешь. Нет ни спинок, ни пухового тюфяка. Дома у него, правда, пухового тюфяка тоже не было — отец говорил, что княжескому сыну негоже нежиться на перинах, — но матрас все-таки был помягче и потолще.Свет осмотрелся. Кругом камень. Низкий потолок, серые ничем не украшенные стены, слева от «кровати» и почти под потолком маленькое оконце, сквозь которое виден кусочек голубого неба. Да, светлицей это жилище не назовешь, каморка какая-то для слуг. В стене напротив — деревянная дверь. Свет хотел было броситься к двери, рассчитывая посмотреть, что за нею находится, но, не сделав и двух шагов, вдруг обнаружил: это ему совершенно не интересно. Либо коридор, либо другая комната — ничего другого там быть не может. И не нужны они ему вовсе. А нужна ему одежда.Он продолжил осмотр. Под окном стол, у стола табурет, над столом, ближе к окну, газовая светильня. Справа от стола висит на стене пустая полка. Еще дальше маленький шкаф, похожий на платяной. В шкафу — какое-то тряпье серого цвета, под шкафом — две пары башмаков. Ни обуви Света, ни его одежды нигде нет. А в каморке достаточно прохладно — вон уже и «гусиная кожа» появилась. Наверное, надо одевать то, что находится в шкафу.Свет снял с вешалок серое тряпье. Тряпье оказалось рубашкой и штанами, хоть и неказистыми на вид, но сразу согревшими озябшее тело. И вполне удобными — наверное, шили по снятым с него размерам.За шкафом оказалась небольшая ниша, в которой разместился умывальник. Едва Свет умылся и вытерся висящим тут же полотенцем, не интересующая его дверь отворилась. В каморку вошел черноволосый худощавый мальчишка одного со Светом роста, одетый в такие же, как у Света, рубашку и штаны. В руках— прикрытый белой салфеткой поднос.— Здравы будьте, новичок!— Здравы будьте!— Отец Ходыня сказал, вы будете трапезничать здесь.— Кто это — отец Ходыня? — спросил Свет.— Отец Ходыня — наш пестун, — ответил мальчишка. — А мы его воспитанники. Вестимо, отец Ходыня будет нас воспитывать. — Мальчишка поставил поднос на стол. — Меня величают Репня Бондарь.— Светозар Сморода. — Свет аккуратно повесил полотенце на вешалку. — Сын старорусского посадника.Мальчишка покусал нижнюю губу, засмеялся:— В школе волшебников живут лишь сыновья Кудесника. — Он посмотрел на разворошенную «кровать». — А лежанку за собой положено заправлять.Свету смех нового знакомца не понравился, и он хотел было затеять ссору. Но решил не связываться: ни к чему первый же день на новом месте начинать с драки. Да и отец просил его вести себя примерно…— И как тут у вас, в школе волшебников?— У нас тут нормально. Кормят лучше, чем в приюте. А теперь, опосля вашего появления, и учиться начнем.— Опосля моего появления?— Да. — Репня сдернул с подноса салфетку. — Вы седьмой воспитанник отца Ходыни. Волшебное число…Свет ничего из этого объяснения не понял, но переспрашивать не стал. Посмотрел на поднос. Там была тарелка любимой им пшенной каши, большая кружка молока и черный хлеб с маслом. Сразу жутко захотелось есть.— Не буду вам мешать. — Репня ушел.Свет с удовольствием позавтракал. После завтрака ему стало грустно, и он немножко поплакал. Потом заправил лежанку. На его взгляд, получилось вполне прилично, хотя мамки, наверное, заправили бы лучше.А потом снова пришел Репня. Но на этот раз он был не один. Вслед за ним в каморку вошел высокий дядька в голубой одежде. Одежда была Свету знакома: в такой ходил брат Вольга, настраивающий у отца волшебное зеркало. И вообще такую одежду носили колдуны — Свет это знал.— Здравы будьте, мой мальчик!— Здравы будьте, дядя!Репня громко хмыкнул, собрал со стола грязную посуду и ушел.— Воспитанники величают меня отцом Ходыней, — сказал волшебник, садясь на табурет. — Так будете величать меня и вы, Свет. Согласно закону, вы зачислены в школу колдунов, будете учиться волшебству.— А если я не захочу?Отец Ходыня строго сдвинул брови:— В этом ваш долг. Разве вам не говорили об этом?Свет вздохнул:— Говорили.— Вот и хорошо. — Отец Ходыня не улыбнулся, но брови его разошлись. — Сегодня вы проведете день в своей келье. Трапезничать вам принесет Репня — с ним вы уже познакомились.— А выходить отсюда нельзя? Тут скучно.Отец Ходыня встал с табурета:— Скоро вы забудете, что такое скука. А выходить вам и не захочется.Отец Ходыня оказался прав. Едва он вышел, Свету совершенно расхотелось покидать келью. Вот минуту назад, когда отец Ходыня сидел на табурете, хотелось — да еще как! — и уже все хотение прошло.Но скука осталась. И потому, когда Репня принес ему обед, Свет встретил его как старого друга.— Скучаете? — спросил Репня.Свет кивнул.— Ничего, — сказал Репня. — Настанет вечер, пойдете на молебен. А завтра все будет нормально. Здесь так всех новичков встречают.Много позже Свет узнал, что новичков встречают так для того, чтобы обострить их естественное детское любопытство, которое поможет им легче пережить начальный период разрыва с домом. Но тогда он этого не знал. И потому сказал:— Плохо встречают.Репня покусал нижнюю губу:— Не умрете. Я вот не умер… Вы почти сразу учиться начнете, а я уже три месяца жду, покудова семерка наберется. Я у отца Ходыни первый.И снова Свету захотелось с ним подраться.— У вас тут дерутся?Репня в ужасе вскинул руки:— Что вы!.. Мы раз с Олегом в трапезной подрались, так нас на три дня посадили в карцер на хлеб и воду. Отец Ходыня говорит, что будущим волшебникам следует учиться сдерживать в себе Перуновы желания.На хлеб и воду Свету не хотелось. Тем паче когда тебя ждут щи из щавеля и голубцы.— Ну я пошел. — Репня направился к двери. — А то отец Ходыня не велел мне с вами разговаривать. Кстати, выходить не пытайтесь, на дверь наложено заклятье. — Репня исчез.Это было интересно, и Свет, тут же забыв об обеде, попытался подойти к выходу. Ничего не получилось. У двери ему было делать совершенно нечего, и ноги не собирались туда шагать. А тело не собиралось ползти. Поневоле пришлось заняться щами да голубцами.Репня приходил в келью в этот день еще трижды, болтал обо всякой чепухе, но изнывающего со скуки Света его болтовня приводила в восторг. Когда Репня унес грязную посуду после ужина, Свет с нетерпением стал ждать обещанного молебна.Отец Ходыня зашел за ним, когда небо в окошке уже стало чернеть.— Пора на молебен, мой мальчик. Перед отходом ко сну у нас принято воздавать хвалу Семарглу.Слава Сварожичам, молиться Свет уже был научен. Дома по вечерам тоже молились, вставали на колени, кланялись стоящему в углу кумиру Сварога, благодарили Дажьбога и жену его Мокошь за жизнь и прожитый день, вспоминали и других богов. Кроме Семаргла. Мама говорила, что Семаргл не любит, когда ему молятся простые люди. Он не их бог, у него даже жены нет. И потому Свет спросил:— С какой стати Семарглу? Он не мой бог.— Отныне он ваш бог. — Отец Ходыня погладил Света по голове. — Семаргл — повелитель и защитник всех волшебников.С отцом Ходыней Свет преодолел дверь своей кельи безо всяких сложностей. Они шли по скудно освещенным газовыми светильнями коридорам. Вдоль коридоров тянулись деревянные двери. Из дверей выходили люди: мальчишки в серых рубашках и штанах, подростки в темно-синих одеждах, похожих на халаты, мужчины в таких же балахонах, но голубого цвета. Все двигались в одном направлении.Вскоре Свет с отцом Ходыней оказались в большом полутемном зале. Вошедшие в зал поворачивались в одну сторону и становились на колени. Опустился на колени и Свет.У дальней стены зала, на небольшом возвышении, стоял кумир бога в голубых одеждах. Лицо кумира было удивительное — не строгое, как у Дажьбога, и не злобное, как у Перуна; не мрачное, как у Велеса, и не веселое, как у Ярилы. Лицо этого бога было ДОБРОЕ. Доброту излучали его глаза, ею дышала каждая черточка божьего лица.Свет был потрясен. Чего-чего, а добрых лиц у богов и богинь он не видел никогда — ведь боги призваны карать за грехи или помогать людям, но отнюдь не любить их. А то, что этот бог любит его, Свет понял сразу, хотя ему и было всего лишь девять лет: ведь таким же взглядом смотрела на Света иногда мама.Потрясенный Свет даже не заметил, как началась проповедь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41