-


Аннотация

Томас Майн Рид В плену у конфедератов. Случай времен американского восстания.
Путешествуя по Соединенным Штатам в самом начале великого восстания и желая послужить в армии, я принял предложенную мне капитанскую должность в кавалерийской части дивизии Тарбета.
Мы располагались вблизи Винчестера, в долине Шенандоа, незадолго до знаменитого рейда Шеридана; город занимал генерал конфедератов Ирли, его части удерживали переход через ручей Опекан.
Часть, которой я командовал, находилась на крайнем левом фланге дивизии Тарбета; нам поручено было патрулировать лесистую местность по обе стороны от дороги.
Перед линией, на которой я разместил своих стрелков, протекал узкий, но очень глубокий ручей, приток Опекана, но с удобным бродом, вблизи которого я разместил свой командный пункт.
Я только что вернулся с проверки постов и грелся у небольшого лагерного костра. Хотя стоял еще сентябрь, утро было холодное, густой туман переходил в дождь.
Неожиданно я услышал топот кавалерии и звон удил и сабель. Казалось, звук доносится сзади. В ста ярдах от того места, где горел наш костер, протекал упоминаемый ручей. В районе брода его пересекала узкая лесная дорога; на нашей стороне она резко поворачивала и дальше шла параллельно ручью в направлении Беривилла. С этой дороги и доносились звуки; и хотя нет ничего естественней, чем появление нашего кавалерийского отряда с этого направления, я встревожился.
Повернувшись к сержанту, худому рослому мужчине родом из Мэна – только он не спал, – я спросил:
– Тоттен, кто бы это мог быть?
Тоттен не только не спал; как и я, он насторожился; прилег на землю и прижался к ней ухом, внимательно вслушиваясь в топот приближающихся всадников.
Когда я заговорил, он вскочил на ноги и возбужденно ответил:
– Будь я проклят, кэп, не похоже на наших лошадей! Половина не подкована!
Не успел он закончить, как из-за поворота показались всадники; без всяких колебаний они направились к броду через ручей и к нашему костру. Все они были в синих кавалерийских мундирах и большинство в кавалерийских шляпах Союза ( В гражданской войне воевали Конфедерация – южане и Союз – северяне. – Прим. перев. ). Нас у костра было пятеро: сержант Тоттер, трое рядовых – они все спали – и я сам. Лошади наши стояли поблизости, оседланные и готовые к любой неожиданности; револьверы в кобурах, карабины висели на ближайшем дереве, прикрытые индейским одеялом для защиты от дождя. Мы занимали очень изолированную позицию в полумиле от ближайшей части; конечно, нас с ней соединяла цепь часовых, которые видели бы друг друга, если бы не густой кустарник. А так, если только не выйдут на открытое пространство, они не могут увидеть, что происходит дальше пятидесяти ярдов от их поста.
Неожиданность, с которой появились всадники, была, конечно, главной причиной того, что я почувствовал подозрения. Они у меня появились еще до того, как я увидел всадников.
Они, должно быть, вышли из леса на дорогу совсем недалеко от нас: топот копыт не усиливался постепенно, а прозвучал сразу громко и близко. Во всяком случае они уже были рядом с нами, и никто из часовых их не заметил. Держа револьвер в руке, я громко крикнул:
– Стойте! Кто идет?
– Друзья! – последовал немедленный ответ.
– Спешивайтесь, один из друзей! Приблизьтесь и…
Я не договорил. Передний всадник перебросил ноги через круп своей лошади, как будто выполняя мой приказ; но неожиданно, отдав негромкую команду, снова сел в седло; через секунду вся группа переправилась через ручей, поднялась по склону и оказалась рядом с нами!
Я выстрелил из револьвера, убив одну из лошадей; одновременно крикнул своим спутникам.
Слишком поздно – бесполезно; нас только пятеро, мы совершенно не готовы и захвачены врасплох; а их не меньше двух десятков, все они готовы и сознают свое преимущество.
Однако один из спящих, услышав выстрелы и крики и повинуясь инстинкту и привычке, вскочил и бросился к лошадям. И тут же был безжалостно застрелен; понимая, что такая же судьба ждет всех, если мы попытаемся сопротивляться, окруженные врагами, которых гораздо больше, чем нас, я сразу крикнул:
– Не стреляйте! Мы сдаемся!
Через десять минут после того как эти партизаны в синих мундирах показались на дороге, мы были в плену; нам приказали сесть на лошадей; и вот мы стремительным галопом движемся по плохой глиняной дороге, ведущей к Шенандоа; и по обе стороны от нас скачут по шесть всадников Мосби ( Полковник армии Конфедерации времен гражданской войны. Сформировал кавалерийский партизанский отряд. – Прим. перев. ).
Все закончилось прекрасно – для конфедератов: искусно и аккуратно.
От раздражения и стыда у меня закололо в кончиках пальцев. Захватили нас четверых: сержанта Тоттена, двоих рядовых и меня; всадник, лишившийся лошади, взял ту, что принадлежала убитому. Я не надеялся на то, что будут предприняты попытки освободить нас. Несомненно, поднимут тревогу, но слишком поздно, чтобы преследование принесло какую-то пользу. Прежде чем соберут достаточно сильный отряд, нас увезут уже далеко.
По дороге я сумел пересчитать конфедератов. Всего их оказалось девятнадцать рядовых и два офицера; командовал отрядом красивый черноглазый южанин, с приятными чертами лица; такой прекрасной лошади, как у него, я никогда не видел. Вообще все лошади у них были отличные, и наши северные не выдерживали рядом с ними сравнения. Очевидно, отряд состоял из отборных солдат, подобранных для особого задания. До встречи с нами они явно проделали долгий путь: хотя лошади их по-прежнему могли держаться наравне с нашими, они тяжело дышали и проявляли безошибочные признаки усталости.
Мы проехали молча не меньше десяти миль; никто не произнес ни слова; неожиданно командир отряда остановил лошадь, развернул ее и крикнул:
– Можете расслабиться, ребята!
Мы оказались у подножия крутого скалистого холма; тропа превратилась в русло протекающего в дожди ручья, полное камней и рытвин. Здесь нам приказано было выстроиться цепочкой; мы начали подъем, проехали таким образом с три четверти мили и добрались до вершины. Дорога стала получше; она проходила по широкому плоскогорью, густо поросшему кустарниковым дубом. Черноглазый командир подъехал ко мне и добродушно сказал:
– Капитан, прошу прощения за то, что потревожил вас таким ранним утром; но по правде сказать мы были так же удивлены, увидев вас, как вы – нас. Когда мы наткнулись на вас, мы и понятия не имели, что находимся так близко к вашему расположению.
Я все еще был в дурном настроении и ответил с горечью:
– Жаль, что вы не наткнулись на нашу линию чуть повыше: встреча была бы более равной.
– О! – со смехом ответил он. – Этого мне совсем не хочется; я вполне доволен тем, как все получилось.
– Странно, – заметил я, пристально глядя на него, – что один из офицеров Мосби заблудился вблизи Шенандоа. Говорят, вы превосходно знаете местность.
– Это правда, – ответил он. – Большинство наших офицеров прожили здесь всю жизнь, они здесь охотились и побывали в каждом уголке долины. К несчастью для вас, – добавил он с улыбкой, – я лишь недавно в этой части и время от времени могу заблудиться; в противном случае, уверяю вас, мы и не подумали бы будить вас сегодня утром. Мне приказали этого не делать. Но когда все-таки это произошло, я решил, что смелые действия – самые лучшие.
– Особой смелости не понадобилось, – возразил я, – чтобы вести двадцать человек против пятерых, трех спящих и двух безоружных.
– Конечно, – согласился он, – но откуда мне было знать, что поблизости нет целого эскадрона? Однако мы подъехали к бабушке Китти, и я думаю, пора нам позавтракать.
Общительный и приятный собеседник, этот капитан конфедератов; не сомневаюсь, что при других обстоятельствах знакомства такой спутник мне понравился бы.
Мы оказались в конце плоскогорья, и перед нами открылась река Шенандоа. На некотором удалении от дороги стояла бревенчатая хижина, а вокруг нее – обработанные поля. У дверей мы увидели старую негритянку; при нашем приближении она возбужденно вскинула руки и приветствовала наших пленителей поклонами и поздравлениями.
– Да благословит вас Бог, капитан Гарнер! Вы вернулись вовремя. Четверо янки, и еще их лошади и оружие! И один из них настоящий джентльмен, – со смехом добавила она, указывая на бедного Тоттена, который по какому-то недоразумению сидел верхом на маленькой лошади; его длинные ноги едва не касались земли, и это делало его смешным.
– Да, бабушка, – ответил капитан. – У меня сегодня разыгрался аппетит, и я голоден, как техасец. Чем покормишь нас?
– Ничего особенного, масса: молоко и кукурузные лепешки.
– Для таких голодных животов, как наши, сойдет, – сказал капитан. – Парни, – обратился он к своим людям, – мне кажется, вон в той пристройке найдете продовольствие. Разрешаю вам забрать все. Я заплачу бабушке деньгами Конфедерации; она отдаст их хозяину, когда тот вернется.
Для партизан конфедератов нет ничего лучше разрешения на грабеж; через три минуты полдюжины солдат накинули веревку на корову, из которой приготовят обед; еще столько же гонялись за курами и утками, принадлежащими маленькой плантации.
Четверых пленников усадили на бревно вблизи входа в хижину; капитан конфедератов и его лейтенант уселись на пороге. Они негромко разговаривали; но у меня очень острый слух, особенно в такой момент, и, слушая их внимательно, я понял, что с нами скоро останется только шестеро, и командовать ими будет лейтенант. Я раньше не обращал на него особого внимания, заметил только, что это совсем молодой человек с мрачным и зловещим лицом; когда он смотрел на нас, в глазах его были ненависть и презрение. Теперь, услышав эти слова, я повернулся на бревне и посмотрел на лейтенанта внимательней.
Внешне он совсем еще мальчик; высокий, худой, с маленькими глазками, как у хорька. Совершенно очевидно, он не похож на своего красивого и откровенного командира. Я сразу понял, что передо мной безжалостный враг; такой прикажет расстрелять нас так же легко, как выстрелит в белку, если мы дадим ему малейший повод. Тем не менее я обрадовался, услышав, что вскоре мы будем предоставлены его заботам: я надеялся на его молодость и самоуверенность. Я знал, что застать его врасплох в десять раз легче, чем такого беззаботного внешне капитана.
Тем временем лошадей расседлали, и несколько солдат принялись ухаживать за ними. Лошадей напоили из расположенного поблизости колодца, принесли из хижины мешок кукурузы и высыпали в длинное корыто, проходившее вдоль всего строения.
Старуха негритянка продолжала делать в наш адрес насмешливые замечания. Время от времени она показывалась в дверях, хлопала в ладоши, ударяла себя по коленям и восклицала:
– Слава Богу! Четверо янки за раз!
Немного погодя она вынесла ведро с водой и старую оловянную чашку. Поставив ведро рядом с нами, она наклонилась, делая вид, что убирает что-то из воды. И тут я услышал, как она негромко, словно сама с собой, говорит:
– Добрые люди, солдаты Линкольна! Не обращайте внимания на слова старухи! Она просто болтает. Берегитесь этого масса Баркера: он убьет вас, если сможет.
Поймав наконец то, что ловила, она выбросила это воображаемое нечто на землю; потом наполнила чашку и с улыбкой протянула мне.
Итак, у нас есть один тайный друг. Я сразу понял, что «масса Баркер» – это лейтенант; старуха считает его опасным человеком; я знал, что к ее предостережению нельзя относиться легкомысленно. И решил действовать осторожно и зря не рисковать. Однако дал себе слово, что при малейшей возможности нужно попытаться сбежать, как бы рискованно это ни было.
Я поймал взгляд Тоттена и понял, что он думает о том же. Смотрел он бесстрашно. У меня есть товарищ, на которого можно рассчитывать.
Примерно в час дня мы снова двинулись – начали пологий спуск в долину Шенандоа. Но не доезжая реки капитан с большей часть солдат свернул в сторону; они поехали по тропе вдоль ручья; с нами остались лейтенант и шестеро рядовых.
Лошади осторожно спускались, и я умудрился отъехать подальше от цепочки мятежников. У нас с Тоттеном появилась возможность обменяться несколькими словами, которые не услышат ни наши товарищи, ни конфедераты.
– Тоттен, – сказал я, – вам, наверно, не хочется отправляться в тюрьму Либби ( Тюрьма конфедератов для офицеров-северян в г.Ричмонде; представляла собой переоборудованный склад табачных изделий фирмы «Либби энд Сон», без отопления и вентиляции. – Прим. перев. )?
– Будь я проклят! – ответил он; такова была его обычная форма согласия. – Я скорее соглашусь на пулю. Готов рискнуть, лишь бы не отправляться туда.
– Боюсь, этот молодой мятежник не даст нам возможности уйти.
– Не думаю. Он, наверно, такого о нас плохого мнения, что считает, будто мы ни на что не решимся. Будь я проклят! Если бы мне удалось ударить его по башке, он увидел бы звезды! Заметили, как он на нас смотрит, как разговаривает с нами? Словно мы собаки.
– Сержант, вы можете растянуть лодыжку во время следующего привала? Скоро они будут менять лошадей. Я слышал, как один из них сказал об этом. Если мне придется ждать вас и перевязывать вам ногу…
Но закончить мне не удалось. Подъехал лейтенант и с тех пор держался рядом с нами.
Спустившись с холма, мы выехали на поляну. На ней стояла ферма. Большое бревенчатое здание с двумя крыльями; двор между ними был под крышей; одно из крыльев имело жилой вид; второе без окон, только один вход со двора.
Во дворе нам приказали спешиться. После того как мы привязали лошадей к длинной жерди, нас повели на задний двор; он находился на несколько футов ниже поверхности. Мы с Тоттеном шли рядом; и как раз когда добрались до ступенек, ведущих на этот задний двор, сержант запнулся, попытался остановить падение, но безуспешно, и тяжело упал. Двое мятежников, шедшие перед нами с ружьями в руках, услышав шум, повернулись. Увидев лежащего в пыли сержанта, они рассмеялись;
1 2