Вы сами это говорили!»
Ноа повернулась, чтобы посмотреть на нее. Пьедад не слишком прислушивалась, и она жила в ужасе проституции, наркотической зависимости, болезней, всего, что может повредить ей или украсть ее способность заиметь семью, на которую она надеялась. Ее две старшие сестры уже продавали себя на улицах. Получив работу у сообществ, она надеется спасти их и себя.
«Никакого секса», согласилась Ноа. «А мы — их наркотик. Сообщества чувствуют себя лучше, когда обволакивают нас. Мы тоже чувствуем себя лучше. Догадываюсь, что это только честно. Те среди них, у кого есть трудности адаптации к этому миру, успокаиваются и заметно улучшаются, если время от времени они обволакивают одного из нас.» Она на секунду задумалась. «Я слышала, что у человеческих существ поглаживание кошек снижает давление. Для них обволакивание одного из нас успокаивает их и снижает то, что переводится как разновидность биологической ностальгии.»
«Мы могли бы продавать им кошек», сказала Тера. «Только холощеных, чтобы им и дальше надо было их покупать.»
«Собаки и кошки им не нравятся», сказала Ноа. «Фактически, после того как вы поживете в пузыре некоторое время, кошки и собаки вас тоже разлюбят. Они, кажется, чуют в нас что-то, что мы сами не можем заметить. Паникуют, когда мы проходим мимо. Кусаются и царапаются, когда мы пытаемся их погладить. Этот эффект длится месяц-другой. Когда я выхожу, я вообще избегаю домашних животных и даже на фермах держусь от них подальше.»
«Быть окруженной ими — это похоже на то, что по тебе ползают насекомые?», спросила Пьедад. «Я не терплю, когда по мне что-то ползает.»
«Это не похоже ни на что, о чем вы знаете», ответила Ноа. «Я только могу вам сказать, что это не больно, что это не скользко и не неприятно никоим образом. Единственная проблема, которая может возникнуть — это клаустрофобия. Если у кого-нибудь из вас есть клаустрофобия, вам надо отказаться сейчас же. Для тех, у кого ее нет, что ж, вам повезло, что мы им нужны. Это означает работу для тьмы людей, которые иначе ее не имеют.»
«Мы — наркотики по вызову, стало быть?», спросил Рун, и улыбнулся.
Ноа улыбнулась в ответ. «Да. И у них нет истории наркомании, нет сопротивления к ней, и, очевидно, нет с этим никаких моральных проблем. Они внезапно подсели на иглу. На нас.»
Джеймс Адио сказал: «С вами как-то расплачиваются, переводчик? Вы подсаживаете их на нас, потому что они для вас что-то делают?»
Ноа покачала головой. «Никакого отката. Только то, что я сказала раньше: работа. Нам надо жить, им тоже. Мне откат не нужен.»
Он посмотрел на нее долгим, печальным взглядом. «А я бы взял», сказал он. «Не хотелось бы брать, но взял. Они вторглись к нам. Они взяли верх.»
«Боже мой, да», сказала Ноа. «Они забрали себе большие куски Сахары, Атакамы, Калахари и Мохаве, и почти любой другой кусок жаркой, сухой пустыни, который только смогли найти. То есть, что касается территории, они забрали только то, что нам не нужно.»
«У них все равно не было на это права», сказала Тера. «Это принадлежит нам, а не им.»
«Они не могут уйти», ответила Ноа.
Тера кивнула. «Возможно, и нет. Но умереть они могут!»
Ноа игнорировала ее. «Возможно, что в какой-нибудь прекрасный день в тысяче лет от сегодняшнего дня некоторые из них захотят уйти. Они построят и воспользуются кораблями, которые частью мультигенераторы, а частью — просто спальные места. Несколько сообществ останутся бодрствовать и поддерживать механизмы. Все остальные впадут в нечто вроде спячки.» Это было большое упрощение походных обычаев пришельцев, но по существу все сказанное было правдой. «Некоторые из нас могут даже захотеть затесаться с ними. Для человеческого вида это может оказаться единственным способом добраться до звезд.»
Сорель Трент грустно заметила: «Если мы будем их уважать, то, может быть, они возьмут нас с собой на небо.»
Ноа подавила сильное желание стукнуть эту женщину. Другим она сказала: «Следующие два года будут настолько легкими или трудными для вас, насколько вы решите их такими сделать. Держите в уме, что раз контракт подписан, то сообщества не позволят вам уйти, из-за того, что вы разгневаетесь на них, или их возненавидите, или даже потому, что попытаетесь их убить. И, кстати, хотя я уверена, что убить их можно, но это только потому, что я верю — все, что живет, может и умереть. Я никогда еще не видела мертвое сообщество, хотя видела парочку из них, которые переживали то, что можно назвать внутренней революцией. Составные части этих сообществ рассыпались, чтобы присоединиться к другим сообществам. Я не уверена, было ли это смертью, размножением, или одновременно и тем, и другим.» Она глубоко вздохнула и медленно выдохнула. «Даже те из нас, кто могут бегло говорить с сообществами, не понимают их психологию настолько хорошо.
И, под конец, я хочу рассказать вам немного истории. Когда мы с этим покончим, я проведу вас внутрь и представлю вашим нанимателям.»
«Это означает, что все мы приняты?», спросил Рун Джонсон.
«Возможно, нет», ответила Ноа. «Есть еще последний тест. Когда вы войдете, вас окутает, каждого из вас — ваш потенциальный наниматель. Когда все кончится, некоторым из вас будет предложен контракт, а остальным заплатят гонорар за беспокойство, за то что вы зашли так далеко, но дальше не пустят.»
«Я не имел понятия, что… окутывание… случится так скоро», сказал Рун Джонсон. «Есть рекомендации?»
«Насчет окутывания?» Ноа покачала головой. «Никаких. Это хороший тест. Он позволит вам понять, сможете ли вы остаться с сообществами, и позволит им узнать, действительно ли они вас хотят.»
Пьедад Руис сказала: «Вы хотели нам что-то рассказать из истории.»
«Да», откинулась в кресле Ноа. «Это знают не все. Я искала ссылки, пока училась в школе, но не нашла ни одной. Похоже, об этом знают только мои военные тюремщики, да пришельцы. Мне об этом сказали сами пришельцы перед тем, как позволили уйти. Именно за это знание мои военные тюремщики устроили мне абсолютный ад.
Похоже, когда стало ясно, где они установили свои колонии, по пришельцам произвели скоординированный ядерный удар. Вооруженные силы нескольких стран попытались и потерпели неудачу сбить их в небе до того, как они приземлились. Это знают все. Но когда сообщества установили свои пузыри, эти государства попытались еще раз. Я уже была пленницей в Пузыре Мохаве, когда произошла эта атака. Я не имею понятия, как эта атака была отбита, но я это знаю, и мои военные тюремщики подтвердили это своими линиями допросов: ни одна из ракет, посланных по пузырям, не взорвалась. Должны были, но не взорвались. А несколько позднее ровно половина ракет вернулась. Их обнаружили заряженными и целыми разбросанными вокруг Вашингтона, в Белом Доме — одну даже в Овальном кабинете — в Капитолии, в Пентагоне. В Китае половину ракет, пущенных по Пузырям Гоби, нашли разбросанными вокруг Пекина. Лондон и Париж получили по половине своих ракет из Сахары и Австралии. Разразилась паника, беспорядки, ярость. Хотя после этого во многих языках „агрессоры“, „сорняки-пришельцы“, начали становиться „нашими гостями“, „соседями“, иногда даже „друзьями“.»
«Вернулась… половина ядерных ракет?», прошептала Пьедад Руис.
Ноа кивнула. «Да, ровно половина.»
«Что случилось с другой половиной?»
«Очевидно, сообщества все еще хранят другую половину — вместе с тем оружием, которое привезли с собой, и которое построили с тех пор, когда появились здесь.»
Молчание. Шестеро посмотрели друг на друга, потом на Ноа.
«Это была короткая, тихая война», сказала Ноа. «И мы проиграли.»
Тера Кольер мрачно уставилась на нее. «Но ведь должно же быть что-то, что мы можем сделать, найти какой-то способ драться?»
Ноа встала, оттолкнув свое удобное кресло. «Я так не думаю», сказала она. «Ваши наниматели ждут. Пойдемте к ним.»
КОНЕЦ

1 2 3 4 5