Владимир Пузий.
Немой учитель

Немой учитель
Часть первая
Парило уже дней шесть; город ждал дождя, а унылые ватные тучи
все никак не могли разродиться влагой.
Крестьяне недовольно зыркали на натянутую холстину неба и проклинали
Дьявола, который украл дождь. Небу, впрочем, было все равно.
Зеленые побеги на огородах стали вялыми. Их листья обреченно опускались
вниз, и от окончательного высыхания спасали только постоянные перебежки
между колодцем и грядками - а много ли так набегаешь? Крестьяне косились на
пыльные городские стены, на высокую красную башню с извивающимся на ветру -
когда и ветра-то нету, словно на зло поникшим листьям - вымпелом, и тяжело
вздыхали: "Праздник, вишь, у Короля. И то верно: что ему до наших забот?
сынок вон вырос, надобно ему таперича учителя сыскать - такого, чтобы и на
мечах прынца обучить мог, и манерам, и прочему высочайшему мастерству. Так
что, стало быть, в одночасье празднует и подумывает о наставнике".
Но долго вздыхать времени тоже не было.
И только когда на вздрагивающем потемневшем небе раскрывал свои
звездные глаза Тха-Гаят, люди оставляли дневные заботы и выходили посидеть
на разговорных бревнах, что лежали вдоль дороги к городу. Сидели, сложив на
коленях натруженные, с потрескавшейся красной кожей руки, медленно говорили
ни о чем, все чаще замолкая и поднимая взор к небесам. Недосуг простому-то
человеку смотреть вверх, вся его жизнь сосредоточена под ногами: в земле, в
воде, в листке зеленом, в дереве. Только вот и подымешь голову, когда небеса
начинают вести себя, не как следуют, подымешь да взглянешь с укоризной:
доколе будете испытывать нас? Доколе?!..
И знаешь ведь, что ответа тебе в жизни не дождаться, - а смотришь.
Наверное, потому что более смотреть некуда и обращаться не к кому. Король
вспоминает о тебе лишь тогда, когда настает час сбора податей, а все
остальное время - живи, чернь, живи, копошись у стен городских, только веди
себя тихо-мирно да вовремя плати за дозволение существовать. А настанет
засуха - выкручивайся, как знаешь.
Молчали.
Старики сокрушенно комкали в ладонях седые бороды, чертили в дорожной
пыли причудливые узоры размочаленными концами посохов, но... - что они могли
сделать, старики? Помогали по хозяйству, чем возможно, но не воду же им
таскать, а советом... Не было у них такого совета, чтобы у Дьявола дождь
отобрать. И ни у кого не было.
Молчали.
Молчали мужчины, растерянно глядя на свои сильные, но беспомощные руки;
молчали женщины, судорожно поглаживая по головам притихших, уморившихся
детей; молчали псы, - только позвякивали цепями, - даже сверчки приумолкли,
забившись поглубже в прохладные, но неотвратимо высыхающие норки.
Ночь душным маревом кралась за спинами и заглядывала в опустошенные
лица.
Наверное, прийди беда чуть позже или чуть раньше, ничего страшного не
случилось бы, но сейчас, когда в башне праздновали совершеннолетие принца,
засуха стала катастрофой. Король одарил всех людей днем, когда в любом
трактире, любой корчме можно было выпить и закусить задарма, в его счет; но
одновременно ввел новый разовый налог - в связи с праздником. Одарил
медяком, потребовал золотой. И если принимать медяк ты был не обязан, то уж
золотой, будь добр, выплати - выплати, смерд, по-хорошему; сегодня Король
щедр и снисходителен, а завтра все может измениться, да так, что взвоешь.
Плати, смерд, плати!
Чем платить?..
- Сбегу, - сказал из темноты хриплый голос, и сидевшие рядом на бревне
не сразу догадались: говорил никто иной, как Бнил. Тем более странно, - ведь
была у Бнила и жена, и сын был (почти уж десять годков исполнилось парню), и
дом хороший, и скотинка - куда уж бежать, оселый человек.
Кто-то - кажется, старый Герин - так ему и ответил.
Бнил помолчал, а потом отрезал:
- Надобно бежать. Что толку ждать, пока Королевские Грабители пожалуют?
- Не хочешь Грабителей, с Губителями доведется свидеться, - заметили на
другом краю бревна.
- Даст Бог - уберегусь да семью уберегу, а нет... На все воля
Распятого.
Замолчали.
Где-то далеко внизу на дороге родился звук; сначала неузнанный, он
приближался.
Кто-то вздохнул:
- Всадники.
Не к добру это, ох не к добру, когда поздней ночью по дороге в город
скачут конные. Особенно, ежели их всего двое.
Но с другой стороны, едут они не торопясь. Значит, не гонцы. Кто ж
тогда? Неужто путники, рискнувшие добираться до Зенхарда в таких потемках?
Сельчане зашевелились - одни торопились вернуться в хибарки, подальше
от необычностей, иные наоборот, не спешили уходить. Кто-то вынес маленькую
свечку, поставил у ног, а сам сел рядом: так и есть, Юзен - все ему
неймется. Ох, добалуется парень! ростом вымахал выше отца с матерью, а все
дурачится, девок тискает по углам, в город ходит - никак не остепенится. И
ведь не то, чтобы шалопай какой, всю засуху исправно батьке помогал, ведра
да бадейки натерли мозоли на ладонях, а вот выпал случай - снова чудит.
Нужна здесь сейчас его свечка, как мухе - жаба.
Всадники приближались. Уже можно было различить негромкое фырканье
лошадей, звяканье сбруи. Потом из тьмы, клубящейся понизу дороги, возникли
два силуэта - возникли и вплыли в слабое мерцание свечи: усталые,
запыленные, вспотевшие.
Главным был явно тот, что повышее и посветлее кожей: господин в летах,
со слабой инеистой сединой и каменным взглядом. Он осадил коня, и пламя
выхватило из тьмы его руки и лицо, неожиданно гладкие, без единого шрама на
коже.
А странно, в наши-то времена - и без шрамов.
Высокий внимательно оглядел смердов, сидевших по обе стороны дороги. В
замершей тишине фыркнул конь и устало стукнул копытом.
Гладкокожий обернулся к своему спутнику - низенькому, мощного
телосложения загорелому мужчине средних лет - тот держался чуть позади и
ждал.
Взлетели в мутный ночной воздух две руки, кружась в танце, словно
влюбленные мотыльки... или сражающиеся соколы - не понять. Однако же
смуглокожий понял, кивнул и повернулся к Юзену:
- Парень, далеко до Зенхарда?
Тот покачал головой:
- Нет, господин. Только ворота там закрыты и до утра их не откроют.
Селяне удивленно уставились на парня - чего учудил. Разве ж кто в
здравом уме станет говорить такое высоким господам? Это их дело, а мешаться
туда смерду вовсе не с руки. Впрочем, Юзен, частенько бывавший в городе и
поболее своих односельчан разбиравшийся в людях, был уверен, что с ним
ничего плохого не случится.
Снова взлетели в воздух руки, замелькали, забились ранеными птицами.
- Господин благодарит тебя, парень, - снисходительно кивнул смуглокожий
всадник. - Как нам добраться туда?
- Прямо по дороге, - Юзен махнул в темень. - А желаете - провожу.
- Не нужно, - покачал головой конный. Потом взглянул на шевеление рук
своего спутника, кивнул. - Впрочем, проводи.
Парень поднялся с бревна, поклонился. И побежал вперед по дороге, а за
ним поехали и всадники.
Свечка, предусмотрительно задутая Юзеном, медленно остывала, парясь в
душной ночи.
x x x
Бежать по темной пыльной дороге было тяжело, но Юзен надеялся на
вознаграждение. В отличие от своих менее догадливых односельчан, он сразу
понял, что щедрость неведомых всадников может спасти его семью от разорения.
А заодно поможет проникнуть в город, который во время праздника манил парня,
словно кота - кусок свежего мяса. Вот только до сих пор отлучиться из дому
не было никакой возможности, а теперь она, возможность эта, появилась, и
упустить ее было бы чистейшей воды глупостью. Так что приходилось бежать,
глотая на вдохе пыль, вглядываясь с надеждой в смутный горизонт: скоро ли
город, долго ли еще?
Город вырос из-за очередного поворота - шумный, яркий, наполненный
тенями и звуками праздника. Ворота были надежно заперты; на боковых башенках
тускло мерцали факелы да слышалась лихая песня, прерываемая чмоканьем и
хриплым смехом. Стражники гуляли.
Смуглокожий, не покидая седла, подъехал к оббитой железом створке ворот
и заколотил в нее металической рукоятью плетки. Звук получился гулким, как
набат; в результате песня в башенке окончательно оборвалась, и хриплый голос
проорал:
- Какого черта! Сейчас я спущусь и самолично надеру задницу тому
мерзавцу, который решил, что ему все дозволено! Проваливайте! До утра ворота
будут заперты - указ Короля.
Стоило голосу замолкнуть, как рукоять плетки снова ударилась о створку
ворот. Юзен подумал, что идея с вознаграждением может оказаться не слишком
удачной, но решил подождать дальнейшего развития событий. Сбежать он, по
крайней мере, всегда успеет.
- Дьявол! - проревел все тот же голос в башенке. - Я иду!
"Надеюсь, они знают, что делают", - вздохнул Юзен.
Спустился стражник на удивление быстро - видимо, ему не терпелось
добраться до наглых проходимцев и как следует поучить их уму-разуму.
Распахнулась гонцовая калитка, наружу вывалился вооруженный кривым мечом
вояка:
- Я же сказал, проваливайте прочь!
- Ты впустишь меня и этого господина, - тихо сказал смуглокожий,
указывая на своего спутника. - Мы - к Королю.
- Да хоть!.. - стражник запнулся, вовремя учуяв, что пахнет паленым.
- Я не слышал, чтобы Король кого-то ждал, - сказал он уже более
нейтральным тоном. - И не получал никаких указаний на этот счет.
- Королевскому сыну нужен учитель, - ответил смуглокожий. - Самый
лучший учитель. Этот господин - тот, кого ищет Король.
- Ха! - ухмыльнулся стражник. Похоже, былая самоуверенность снова
вернулась к нему. - Разумеется! А почему твой господин молчит? Он считает
себя слишком высоким, чтобы марать язык словами, обращенными ко мне?
- Какое тебе дело до того, что делает мой господин? - невозмутимо
произнес смуглокожий. - Он - самый лучший учитель. Следовательно, его ждут в
башне.
- И чему же намеревается учить твой господин молодого принца? -
усмехнувшись, спросил стражник. - Может быть, искусству боя на мечах?
- И этому тоже, - небрежно кивнул всадник.
Улыбка воина стала шире и наглее.
- В таком случае пускай он сначала попробует научить чему-либо меня! Я
считаюсь лучшим мечником в городе.
- Мой господин не...
Молчаливый спутник смуглокожего остановил его движением руки и спрыгнул
на землю, бросая поводья Юзену. Потом достал из ножен длинный прямой меч.
- Мой господин согласен преподнести тебе один урок, - закончил
смуглокожий.
- Я готов, - оскалился стражник. И Юзен, проглатывая склизкий комок
страха, понял, что узнает его, этого покачивающегося на ногах человека с
кривым - по новой моде - мечом в руках. Это был Ркамур, начальник стражи
городских ворот, ходивший в свое время у самого Короля в телохранителях, но
потом разжалованный - за пьянство и дерзкие высказывания. А мечником Ркамур
все-таки был лучшим в городе, так что плакали Юзеновы надежды. Не стоит даже
и думать о том, что уставший с дороги всадник может одолеть непобедимого,
пусть и немного пьяного Ркамура.
Да и не таким уж пьяным был начальник стражи городских ворот, скорее
прикидывался, а вот когда дошло до дела - и взор просветлел, и ноги
перестали подрагивать, и руки уверенно сжали рукоять.
Противник Ркамура смотрелся не слишком выигрышно: запыленные одежды,
осунувшееся лицо; только взгляд - спокойный взгляд глубоких черных глаз мог
насторожить внимательного наблюдателя. Потому что в глазах молчаливого
человека с прямым лицом застыло безразличие. Каменный взгляд.
Ркамур эту деталь отметил и улыбнулся в ответ: хищно так улыбнулся,
широко. И мгновением позже ударил.
Юзен замер, понимая, что на все про все уйдет у господ сражающихся пара
минут. Или секунд, - это уж как сложится, - а потом будет Ркамур, начальник
стражи городских ворот, отирать свой кривой клинок и захлопывать калитку
перед носом у смуглокожего спутника раненого господина будущего учителя.
Только вот, скорее всего, господин будущий учитель после этого никого уже не
сможет учить, и тем более - принца. А Юзен... Юзену останется только уповать
на то, что смуглокожий всадник забудет о наглом смерде, приведшем его
спутника в такую беду. Никто ведь не вспомнит, что вовсе не Юзен бил
металлической рукоятью плети в створку ворот.
"Урок" на самом деле занял всего несколько секунд. Потом молчаливый
господин убрал острие клинка от беззащитной шеи Ркамура и кивком указал тому
на кривой меч, лежащий в пыли: подними, мол.
И не дожидаясь ответа, - ничего вообще не дожидаясь, даже не
оглянувшись, - он прошел в калитку. Смуглокожий всадник спешился и
последовал за своим господином, знаком приказывая Юзену не отставать.
Обалдевший Ркамур провожал из взглядом, стискивая в ладонях рукоять
подобранного меча.
x x x
Больше никто не мешал. Миновав узкий проход, они вышли на Привратную
улицу и мгновенно были подхвачены людской круговертью.
Праздник кипел и переливался через края - смесь осеннего маскарада,
новогодних гуляний и еще Бог весть чего, обильно сдобренная вином и смехом.
Во всей этой суматохе неторопливые гости смотрелись так же нелепо, как
епископ на разговорном бревне.
Смуглокожий снова уселся на коня и подозвал Юзена:
- До башни доведешь?
Парень кивнул. В окружающем гомоне ответ все равно не был бы услышан
достаточно отчетливо, а гневить этих странных людей - нет уж, помилуйте
небеса! Он подвел коня молчаливому господину будущему учителю, тот впрыгнул
в седло и принял поводья.
Направились к башне.
Впрочем, это была не совсем башня: строение не ограничивалось одним
только краснокаменным донжоном, торчавшим над городом нелепо и уродливо;
1 2 3 4 5 6 7 8 9