Была неплохая гравюра восемнадцатого века с изображением горящей на костре – и весьма радостной по этому поводу – Агнес Безумцер.
Первое слово, которое девочка смогла разобрать, было «прелестные». Очень мало детей в возрасте восьми с половиной лет знало, что, кроме всего прочего, оно значит «совершенно точные». Одной из знающих это была Анафема.
Следующее слово было «аккуратные».
Первым прочитанным ей вслух предложением было:
«Говорю вам сие, и запомните вы слова мои. Поедут Четверо, и еще Четверо, а также Трое покатятся по небу, и Один помчится, огнем окруженный, и ничто остановить не сможет их: ни рыба, ни ливень, ни дороги, ни демон, ни ангел. И тебя они также возьмут с собой, Анафема».
Анафеме нравилось про себя читать.
(Были книги, которые внимательные родители, читающие вполне определенные воскресные газеты, могли приобрести – с именем ребенка как главного героя или героини. Это делалось для повышения интереса к книге. В случае Анафемы, в книге была не только она – на настоящий момент лишь в одном месте – но также ее родители, и их родители, и все – аж до семнадцатого века. На тот момент она была слишком молода и эгоцентрична, чтобы придать должную важность тому, что в книге ни словом не упоминались ее дети, да и что-либо, отстоящее более чем на одиннадцать лет от сегодняшнего дня. Когда тебе восемь с половиной, одиннадцать лет – целая жизнь, собственно, если верить Книге, так и будет…)
Она была умным ребенком с бледным лицом, черными глазами и черными волосами. Как правило, она заставляла людей чувствовать себя неудобно – семейная способность, унаследованная, вместе с большими, чем ей было нужно, экстрасенсорными способностями, от своей пра-пра-пра-пра-прабабушки.
Она рано повзрослела и научилась держать себя в руках. Единственная вещь, за которую Анафему осмеливались поругивать учителя, это ее произношение – не ужасное, просто опоздавшее на 300 лет.
Монашки взяли Ребенка А и заменили им Ребенка Б под носом жены атташе и людей из Секретной Службы, воспользовавшись следующим хитрым способом: одного ребенка укатили («взвесить надо, милая, таков закон»), а чуть позже вкатили уже другого.
Самого культатташе, Фаддеуса Дж.Даулинга, за несколько дней до того спешно вызвали в Вашингтон, но он все время, пока жена рождала, был связан с ней по телефону и пытался хоть этим ей помогать.
Но мешало то, что по другой линии он одновременно говорил с советником по вложению денег. Один раз даже вынужден был отвлечься от жены на целых двадцать минут.
Но это было нормально.
Деторождение – самое радостное ощущение из тех, которыми двое могут поделиться, и он ни секунды не собирался упускать.
Один из ребят из спецслужб все для него заснял на видео.
Зло, в целом, не спит – и потому не понимает, зачем сон нужен всем остальным. Но Кроули сон нравился – это один из тех приятных процессов, которые можно испробовать только на Земле. Особенно он приятен, когда плотно наешься. Он, к примеру, весь девятнадцатый век проспал… Не потому, что так было надо, а потому, что так хотелось.
Сон, это всего лишь один из множества процессов, доступных только жителям Земли. Что ж, пора начать по-настоящему наслаждаться и остальными, пока еще есть время.
«Бентли» ревел в ночи, стремясь на восток.
В принципе, Кроули был совсем не против Армагеддона. Если бы его спросили, почему он провел века, играя с человечеством, он бы ответил: «Естественно, чтобы случился Армагеддон, в котором победит Ад». Но одно дело – работа ради него, и совсем другое – видеть, как он неумолимо приближается.
Кроули знал, что после конца света он останется в живых – он же бессмертный, у него нет выбора. Но он всегда надеялся, что конец света будет не скоро…
Потому что он любил людей. Очень крупный недостаток для демона.
Нет, конечно же, он делал все, чтобы сделать их короткие жизни несчастными, такая уж у него была работа, но ни одно его изобретение не было настолько же ужасным, насколько их собственные. Видно, у них был такой талант… Как-то это было в них встроено. Они рождались в мире, который был против них – в тысячах мелочей, – и большую часть своей энергии тратили на то, чтобы сделать его еще хуже. С течением времени Кроули все труднее и труднее становилось сделать что-то демоническое и при этом выделяющееся на фоне человеческих гадостей. За прошедшее тысячелетие он не раз подумывал о том, чтобы послать Вниз письмо со словами типа: «Слушайте, мы прямо сейчас можем сдаться, закрыть Дис, Пандемонеум и все прочие места и придти сюда, мы не сможем сделать с ними ничего такого, чего они сами с собой не могут сделать». А они частенько делают такое, о чем мы и подумать не могли – в основном с помощью электродов. У них есть изобретательность. И, само собой, электричество.
Один из них это написал, верно?… «Ад пуст, и здесь все черти».
Кроули хвалили за Испанскую Инквизицию. Он был тогда в Испании, в основном шлялся в приятных местах вокруг кантин, и ничего об Инквизиции даже не слышал, пока не прибыла похвала. Он сходил посмотреть, вернулся и целую неделю не выходил из запоя…
Иеронимус Босх, этот – просто сумасшедший!
А когда ты начинал думать, что они злобнее, чем Ад, они вдруг совершали такие благородные вещи – Небесам такие и не снились… Частенько один и тот же человек делал и зло, и добро. Это все из-за свободы воли, понятно. Все дело было в ней.
Азирафаил как-то попытался это ему объяснить.
– Все дело в том, – сказал он – это было где-то в районе 1020-го, когда они заключили свое маленькое Соглашение, – все дело в том, что человек хорош или плох, когда он этого хочет. А существа типа Кроули и, конечно, его самого (Азирафаила), с самого начала выбирают свой путь и с него не сворачивают. Люди не могли стать истинно святыми, – добавил он, – пока у них нет возможности побыть истинно плохими.
Кроули об этом подумал и (где-то в районе 1023-го) сказал:
– Погоди, это же работает, только в том случае, если изначально все равны, точно? Нельзя ожидать от кого-то, рожденного в грязной хижине, что он будет вести себя так же, как рожденный в замке.
– А-а, – ответил Азирафаил, – это-то и интересно. Чем ниже ты начинаешь, чем больше у тебя возможностей.
– Это безумие, – сказал Кроули.
– Нет, – покачал головой Азирафаил, – это основы мира.
Азирафаил. Конечно же, Враг. Но враг уже шесть тысяч лет – скорее друг.
Кроули нагнулся и поднял телефонную трубку.
Конечно, у демонов не должно было быть свободы воли. Но невозможно было так долго пробыть среди людей и ничему у них не научиться.
Мистер Янг отказался и от Дамиэна, и от Баламута, да и от всех других предложений сестры Мэри Болтливой, включавших в себя половину Ада и половину Золотого Века Голливуда.
– Ну, – наконец слегка обиженно сказала она, – не думаю, что с именем Эррол что-то не так… Или Кэри. Оба имени – хорошие, американские.
– Я думал о чем-то более традиционном, – объяснил мистер Янг. – У нас в семье всегда использовали старые добрые имена…
Сестра Мэри просияла.
– Это правильно. По мне, нет ничего лучше старых имен.
– Нормальное английское имя, как у людей из Библии, – сказал мистер Янг. – Мэтью, Марк, Люк или Джон, – продолжил он задумчиво. Сестра Мэри моргнула. – Только мне они всегда казались не хорошими классическими именами а, скорее, именами ковбоев и футболистов – добавил мистер Янг.
– Саул – хорошее имя, – помогла ему сестра Мэри.
– Это уж слишком старомодно, – ответил мистер Янг.
– Тогда как насчет Каина? Очень ведь современно звучит, – попыталась сестра Мэри.
– Хмм, – мистер Янг покачал головой.
– Что ж, есть еще… ну, есть еще Адам, – сказала сестра Мэри. «Достаточно безопасно», – подумала она.
– Адам? – переспросил мистер Янг.
Хотелось бы, чтобы монашки-сатанистки тайно отдали кому-нибудь на воспитание лишнего младенца – ребенка Б. Чтобы он вырос нормальным, счастливым, хохочущим и активным ребенком, а еще чуть позже превратился бы в нормального, довольного жизнью подростка.
Может, так и произошло.
Помечтайте о его школьной награде за прилежание, его ничем не выделяющейся, но приятной жизни в университетские годы, его работе в департаменте распределения зарплат Строительного Общества Тадфилда и Нортона, его красавице-жене. Может, захотите представить детей и хобби – скажем, починку старых мотоциклов, или разведение тропических рыб…
Вы не хотите сами придумать, что могло бы случиться с Ребенком Б?
Нам, к тому же, ваша версия больше нравится.
Должно быть, он получает призы за своих тропических рыб…
В маленьком домике в Доркинге, что в Саррее, в окне спальни горел свет.
Ньютону Пульциферу было двенадцать, он был тощ, носил очки и несколько часов назад должен был пойти спать.
Его мать, однако, верила в гениальность ребенка и разрешала ему ложиться позже, чтобы он успевал делать свои «эксперименты».
Сейчас он проводил следующий – менял вилку на древнем радиоприемнике «Bakelite», который ему дала мать, чтобы он с ним поиграл. Он сидел за тем, что гордо называл «рабочее место» – старый разбитый стол, покрытый обрывками проволоки, батарейками, маленькими лампочками и набором конструктора «Электроник», который никогда не работал. Если уж быть честным, радио он тоже не смог заставить работать, хотя с другой стороны, он ни в одном деле не смог добраться до конечной стадии.
С потолка на шелковых шнурах свисали три несколько кривых модели самолетов. Даже случайный наблюдатель увидел бы, что они сделаны кем-то, кто был сразу и старателен, и очень осторожен, а также совершенно не умел делать модели самолетов. Сам Ньютон был ими невероятно горд, даже моделью «Spitfire», у которого он так и не сумел правильно собрать крылья.
Он загнал очки обратно на переносицу, взглянул на собранную вилку и положил на стол отвертку.
В этот раз он очень надеялся на успех, как-никак прочел все инструкции по смене вилок в «Собственной книге мальчика про практическую электронику, включающей Сто и Одну Безопасную и Поучительную Вещь, которую можно проделать с электричеством», и старательно им следовал. Нужного цвета провода прикрепил к соответствующим штырькам, проверил на месте ли предохранитель, завернул все обратно. Пока никаких проблем.
Он воткнул вилку приемника в розетку. Потом нажал кнопку «Вкл.»…
Все огни в доме погасли.
Ньютон просиял от гордости. Уже лучше. В прошлый раз он отключил весь свет в Доркинге, приходил электрик и серьезно говорил с мамой.
У него была сильнейшая но абсолютно не взаимная страсть к вещам, связанным с электричеством. У них в школе был компьютер, и полдюжины детей оставались после уроков и работали с продырявленными карточками. Когда ответственный учитель наконец уступил мольбам Ньютона включить его в их число, тот смог всунуть в компьютер только одну карточку. Машина ее зажевала, подавилась и умерла.
Ньютон был уверен, что будущее было за компьютерами, и когда оно наступит, он будет готов – будет первым в новых технологиях.
У будущего были свои мысли по этому поводу. Достаточно заглянуть в Книгу, чтобы их узнать.
«Адам», – подумал мистер Янг. Он произнес это имя, чтобы прислушаться к звучанию. «Адам». Хмм… Он взглянул вниз, на золотые кудри Мятежника, Разрушителя Царств, Ангела Бездонной Ямы, Великого Зверя по имени Дракон, Принца Сего Мира, Отца Лжи, Сатанинского Отпрыска и Повелителя Тьмы.
– Знаете, – заключил он немного спустя, – ему, по-моему, и правда подходит имя Адам.
Эта ночь не была темной и грозовой.
Такая случилась только через двое суток после того, как и миссис Даулинг, миссис Янг и оба ребенка покинули здание больницы. Ночь тогда была очень темной, а гроза – очень сильной, и когда последняя достигла апогея – в районе полуночи – молния ударила в Монастырь Чирикающего Ордена и подожгла крышу ризницы.
Никто от огня серьезно не пострадал, хотя пожар продолжался несколько часов, нанеся серьезный ущерб зданию.
Поджигатель скрывался на одной из ближайших крыш и наблюдал за пожаром. Он был высок, тощ… и был он Герцогом Ада. Это было последнее из того, что нужно было сделать перед возвращением под землю – что ж, он это сделал…
С остальным спокойно справится Кроули.
Хастур отправился домой.
В принципе, Азирафаил был одним из ангелов Начал, вот только люди теперь не слишком-то уважали элиту Неба.
В другой ситуации ни он, ни Кроули не выбрали бы компанию друг друга, а так… Два человека (вернее, два человекоподобных создания) в мире, и их Соглашение, за время своего действия, обоим принесло много пользы. К тому же, привыкаешь к лицу, которое более-менее постоянно видишь в течении шести тысяч лет.
Соглашение было таким простым, что, в общем-то, заглавной буквы не заслуживало (получило ее лишь за то, что так долго продержалось). Это было разумное Соглашение – многие агенты, работающие в отвратительных условиях далеко-далеко от своих руководителей, заключают подобные соглашения с агентами противника, поняв, что у них с близкими врагами куда больше общего, чем с далекими союзниками. Означало оно полное невмешательство в дела друг друга. Оно позволяло создать такой баланс, при котором ни один не победит, и ни один и не проиграет, к тому же, оба могли регулярно показывать своим повелителям, какие замечательные шаги они предпринимают, чтобы победить хитрого и хорошо информированного противника.
В данном случае оно означало, что Кроули разрешалось продолжать беспрепятственную работу с Манчестером, а Азирафаилу никто не мешал во всем Шропшире. Кроули получил Глазго, Азирафаил – Эдинбург (никто не взял под ответственность Милтон Кейнс, но оба представили его как свой успех.
К тому же, конечно, меж ними считалось правильным помогать друг другу, когда это подсказывал здравый смысл. Оба ведь были из ангелов. Если некто, быстренько соблазнившись, шел прямой дорогой в Ад, было разумным прошвырнуться по городу и создать где-нибудь короткий момент священного экстаза. Это ведь все равно сделают, но если к этому подойти разумно, можно сэкономить кучу времени и денег…
Азирафаил время от времени чувствовал свою вину по этому поводу, но века среди людей имели на него тот же эффект, что и на Кроули (только менялся он в обратном направлении).
1 2 3 4 5 6 7