Джон Бойнтон Пристли
Невидимки


Рассказы Ц

Джон Пристли
Невидимки

– Чем занимаетесь, мистер Патсон? – доктор Смит оторвал свою замечательную чернильную ручку на несколько дюймов от бумаги.
– Экспортные поставки, – счастливо улыбаясь, ответил мистер Патсон.
Действительно, все складывалось не так уж и плохо. Во-первых, ему удалось попасть на прием к доктору Смиту, а не к его коллеге, доктору Мейенстейну. Не то чтобы он имел что-нибудь против доктора Мейенстейна: он никогда до этого не встречал его, однако мистер Патсон мог выбирать, а доктор Мейенстейн – нет. Если визит к психиатру неизбежен, то лучше иметь дело с врачом, носящим простую и успокаивающую фамилию Смит. И действительно, во внешности доктора Смита – круглолицего пятидесятилетнего мужчины не было ничего необычного, настораживающего; при желании его можно было принять за самого обыкновенного бухгалтера, адвоката или зубного техника. Отпечаток доверительности чувствовался во всей обстановке его кабинета – так выглядит вестибюль в хорошем отеле. А его чернильная ручка! Она была просто восхитительна! Мистер Патсон мысленно напомнил себе, что следует поинтересоваться у доктора Смита, где тот приобрел такую ручку. Ну разве может человек, который на приеме у врача способен замечать подобные мелочи, быть психически ненормальным?…
– Это семейное дело, – продолжал мистер Патсон, улыбаясь. – Его основал мой дед. Первоначально для дальневосточных импортеров; иностранные фирмы, особенно в удаленных местах, заказывали через нас оптовые партии необходимых им товаров. Конечно, сейчас это уже не то, что было лет пятьдесят назад. Но с другой стороны, все эти торговые ограничения и система экспортных лицензий нам здорово помогли. Иностранцам трудно пробиться сквозь такие барьеры, так что мы улаживаем все дела за них. Работа достаточно нервная, но небезынтересная. В целом она мне нравится.
– У меня складывается именно такое впечатление, – проговорил доктор Смит, делая пометку в своем блокноте. – Полагаю, ваши финансовые дела в полном порядке? В наше время у многих предпринимателей возникают сложности в отношениях с банками. У меня, например. Это естественно.
Как усталый актер в затянувшейся пьесе, он выдал механический смешок, и мистер Патсон отозвался ему, как другой усталый актер. После этого лицо доктора Смита приняло серьезное выражение. Прицелившись, как из пистолета, он наставил на мистера Патсона свою ручку.
– Значит, нам не стоит обсуждать этот вопрос, не так ли, мистер Патсон?
– Ах да. Разумеется, разумеется, – поспешно проговорил мистер Патсон, теперь уже не улыбаясь.
– Отлично, – доктор Смит не опустил ручку, – расскажите мне, что вас беспокоит. Мистер Патсон задумался.
– Прежде чем рассказывать, могу я задать вам один вопрос?
Доктор Смит нахмурился, как будто его спросили о чем-то неприличном.
– Если вы думаете, что это может помочь…
– Да, я думаю, это поможет, – сказал мистер Патсон. – Прежде чем начать объяснять, мне необходимо узнать ваше мнение.
Он нерешительно поерзал в кресле.
– Доктор, вы верите в существование дьявольского принципа? В некое объединение злых начал, которые стремятся уничтожить человечество; их агенты – а на самом деле демоны и бесы низшего, ранга – живут среди нас в оболочке людей. Вы верите в это?
– Разумеется нет, – доктор Смит отвечал без малейшего колебания. – Это обычное суеверие, не подтвержденное научными данными. Хотя и объяснимое – мы не будем сейчас вдаваться в подробности, – когда человек подвержен эмоциональным стрессам. Конечно же, все это чистая фантазия, субъективная по своей природе. Но ваше замечание о том, что среди нас живут агенты дьявольского принципа, само по себе может представлять опасность. Такое убеждение может повлечь за собой серьезные асоциальные последствия, вы понимаете меня, мистер Патсон?
– А…, да, понимаю. Я хотел сказать, иногда…, м-м…, когда я смотрю на это, как вы, доктор, мне кажется, что я понимаю. Но чаще мне это не удается. Вероятно, – добавил мистер Патсон с вымученной улыбкой, – поэтому я и сижу здесь.
– Так, так, – пробормотал доктор Смит, делая какие-то пометки в блокноте. – Думаю, вы правильно поступили, решив обратиться к психиатру. Подобные отклонения могут стремительно прогрессировать, хотя в данном случае речь может идти скорее о регрессе. Не буду утомлять вас терминами, мистер Патсон, просто скажу, что вы – или это была инициатива миссис Патсон? – очень своевременно предприняли этот деликатный шаг. Теперь, когда вы знаете мое мнение, я думаю, вам лучше рассказать все с самого начала. И пожалуйста, ничего не опускайте; не бойтесь показаться смешным. Вы можете рассчитывать на мою помощь только в том случае, если будете полностью, откровенны, мистер Патсон. По ходу разговора я буду задавать вам вопросы, чтобы лучше понять некоторые детали. Да, я забыл предупредить, что у нас не практикуются психоаналитические методы. Однако, если вы почувствуете, что вам будет легче говорить, не видя моего лица…
– Нет, все нормально. – Мистер Патсон с облегчением обнаружил, что ему не придется лежать на кушетке и бормотать, обращаясь к стене напротив. – Мы можем просто продолжать наш разговор. Во всяком случае, я попытаюсь.
– Хорошо. И помните, мистер Патсон, постарайтесь рассказать мне все, что находите важным. Можете курить, если это поможет вам сосредоточиться.
– Благодарю, немного попозже. Мистер Патсон помолчал, перебирая воспоминания. Наконец он решился.
– Это началось около года назад. Мой кузен работает в издательской фирме, и как-то раз он пригласил меня пообедать с ним в его берлингтонском клубе. Наверное, он думал, что мне будет приятно провести вечер среди писателей и художников, которые там собираются. Так вот, после ужина мы час или два поиграли в бридж, потом зашли в гостиную, где взяли по коктейлю, перед тем как уйти. Мой кузен разговорился с другим издателем, и где-то с четверть часа я был предоставлен самому себе. Вот тогда я и услышал, что говорил Фарбрайт – вы знаете, известный художник. Очевидно, он здорово выпил, хотя пьяным его нельзя было назвать, и разглагольствовал перед небольшой компанией по другую сторону камина. Насколько я понял, он недавно вернулся из Сирии и пересказывал услышанное там, хотя, по его словам, это лишь подтверждает то, о чем он уже долгое время догадывался сам.
Доктор Смит одарил мистера Патсона иронической улыбкой.
– Вы имеете в виду дьявольский принцип?
– Да, – сказал мистер Патсон. – Фарбрайт утверждал, что старое представление о пурпурно-угольном Сатане, дышащем серой и соблазняющем священников, в корне неверно. Хотя он мог являться таким в средневековье. Демоны тогда целиком состояли из энергии и огня. Фарбрайт цитировал Блейка – я тоже его читал, – чтобы показать, что это были ненастоящие дьяволы, а их преисподняя – ненастоящая преисподняя. По словам Фарбрайта, Блейк самым первым предположил существование дьявольского принципа. Но в те века он еще только начинался. Как сказал Фарбрайт, этот чудовищный план только в последние несколько лет серьезно взялся за нас.
– Взялся за нас? – доктор Смит приподнял брови. – И каким же образом?
– Насколько я понял из рассуждений Фарбрайта, – с некоторой горячностью объяснил мистер Патсон, – дьявольский принцип старается направить человечество по пути общественных насекомых; превратить людей в автоматы: существа, лишенные индивидуальности; в бездушные машины из плоти и крови.
Беседа, казалось, начинала развлекать доктора Смита.
– Ив чем же кроется цель этого дьявольского плана?
– В уничтожении человеческой души, – произнес мистер Патсон, не отвечая на улыбку. – Из человеческой природы собираются вычеркнуть те свойства, которые принадлежат Богу. Дьявольский принцип сметет с лица земли любопытство, радость, все глубокие чувства, желание творить и наслаждаться жизнью. Не забывайте, что я повторяю слова Фарбрайта.
– Но вы ему верите?
– Даже тогда я не мог отделаться от ощущения, что в этом что-то есть. Раньше мне никогда не приходилось задумываться о подобных вещах – я самый обыкновенный человек, занимаюсь своим делом и не влезаю в философские рассуждения, но с некоторого времени у меня складывается впечатление, что дела идут как-то не так; кажется, что каким-то образом они вышли из-под нашего контроля. Я согласен, в теории мы сами отвечаем за образ жизни, который ведем. Однако на практике оказывается, что мы глубже и глубже увязаем в жизни, которая нам не нравится. Это напоминает огромную серую прачечную, – несколько возбужденно продолжал мистер Патсон, избегая внимательных глаз собеседника, – куда нас всех заставляют сдавать белье, и каждый раз мы получаем его обратно все более и более блеклым, бесцветным, пока краски, наконец, не исчезают совсем.
– Если я правильно понял, – проговорил доктор Смит, – сейчас вы передаете ваши собственные ощущения, а не то, что рассказывал этот Фарбрайт?
– Про прачечную – да. И о том, что все идет как-то не так. Да, это мои ощущения. Как будто все вещи вокруг непрерывно теряют форму, вкус, цвет. Вы понимаете меня, доктор?
– О да. Знакомая картина. Может быть, некоторую роль тут играет ваш возраст…
– Я так не думаю, – твердо возразил мистер Патсон. – Тут совершенно другое. Я в этом уверен.
– Насколько вы можете быть в этом уверены, – спокойный голос доктора Смита не выражал ни тени сочувствия. – Не забывайте, что английский средний класс, к которому, очевидно, принадлежите и вы, не так давно пережил тяжелейшие экономические и социальные потрясения. Следовательно, любой представитель этого класса – я сам отношусь к нему – не может не чувствовать, что ритм жизни изменился и уже не тот, что был, скажем, до войны.
– Все это я слышу каждый день, доктор. – Мистер Патсон взглянул ему в лицо. – Моя жена и ее подруги не могут говорить ни о чем другом. Нет, здесь что-то другое. Как либерал, я всегда верил в социальную реформу, и классовая борьба для меня пустой звук. Страдать оттого, что пирог разделен так, а не иначе, просто бессмысленно. Я говорю о других вещах, и всевозможные реформы входят сюда только потому, что их используют.
– Простите, не совсем понимаю вас мистер Патсон.
– Сейчас попробую объяснить. В тот вечер мне никак не удавалось избавиться от мысли, что в словах Фарбрайта что-то есть. Может быть, в первый раз кто-то назвал мне причину, из-за которой все так происходит. – Он с надеждой взглянул на собеседника.
Доктор Смит, иронически улыбаясь, покачал головой:
– Гипотеза о загадочном и вездесущем дьявольском принципе? Пожалуй, этого маловато для объяснения, мистер Патсон.
– Это только начало, – ответил мистер Патсон довольно воинственно. – Сейчас мы подошли вплотную к агентам принципа.
– Ах да…, агенты. – Доктор Смит постарался придать лицу серьезное выражение. – Это Фарбрайт подсказал вам такую идею?
– Да. Признаться, самому мне и в голову такое не приходило. Существуют два способа, которым дьявольский принцип может воспользоваться, чтобы превратить нас в насекомых. Первый – посредством внешнего контроля: возможно, какой-нибудь радиопрограммой, которая постоянно вертится у нас в мозгу, заставляя бросать начатое, больше заботиться о собственной безопасности, не питать иллюзий и не тратить энергию и время на праздное любопытство и размышления.
– Фарбрайт говорил, что нечто подобное уже происходит?
– Да, но это не его наблюдение. Человек, с которым он встретился на Ближнем Востоке, очень определенно утверждал, что безостановочная пропаганда уже работает. Но есть и второй способ – прямой контроль с использованием агентов принципа: что-то вроде «пятой колонны» Дьявола. Их с каждым годом становится все больше и больше.
– Кого? – с добродушной улыбкой поинтересовался доктор. – Дьяволов?
– Это название как нельзя лучше отражает их сущность, – без улыбки проговорил мистер Патсон, слегка нахмурившись. – Правда, может сложиться не правильное представление о них: рога, хвосты и тому подобное. На самом деле они ничем не отличаются от нас, но они не люди.
Они не такие, как мы. И не любят нас. То, что они делают, направлено против нас. К тому же они держатся вместе: продвигают друг друга по служебной лестнице, постепенно завоевывают все большее влияние и власть. Что мы можем противопоставить им? – мистер Патсон почти выкрикнул свой вопрос.
– Если бы такие силы существовали, – спокойно отозвался доктор Смит, – думаю, мы очень скоро оказались бы в их власти. Однако они живут лишь в мире фантазии, хотя и там способны наделать вреда. Вероятно, последнее время вы много или – будет лучше сказать – излишне много размышляли об этих демонических созданиях. Все признаки налицо. Как, кстати, вы называете их? Мы сэкономим время и избежим возможных неточностей, если дадим им имя.
– Их зовут Невидимки, – не раздумывая ответил мистер Патсон.
– Ага, Невидимки! – Доктор Смит снова нахмурился и плотно сжал губы, возможно, чтобы продемонстрировать неудовольствие таким поспешным ответом. – Вы в этом уверены?
– Почему нет? Вы спрашиваете, как я называю их – я отвечаю. Конечно, мне не известно, как они зовут себя сами, но это имя придумано не мной.
– Угу…, снова Фарбрайт?
– Да, я слышал, как он называет их, и мне показалось, что это удачное имя… Им доставляет удовольствие, когда мир лишается красок. И что-то еще в них самих…, ничего похожего на раскрашенных чертиков из сказки. Спокойные, прозрачные человечки, занятые вымыванием красок.
– Вы в самом деле так думаете? Хочу прояснить ситуацию, мистер Патсон. Как я уже говорил в начале нашей беседы; идея так называемых Невидимок может иметь серьезные асоциальные последствия. Одно дело открыть загадочный дьявольский принцип, который затягивает нас в свои дьявольские сети, и совсем другое – отыскивать среди добропорядочных граждан переодетых демонов. Вы понимаете?
– Разумеется, – мистер Патсон сделал нетерпеливый жест рукой.
1 2 3