По счастью, он позировал фотографу через равные промежутки времени. Теперь скажите мне, Тернбулл, не замечаете ли вы в этих портретах чего-то особенного? Нет, конечно. Каким чудом могли бы вы отгадать мои мысли? Это семь портретов – семь срезов четвертого измерения!
Я недоуменно нахмурился. Амелия пришла мне на помощь:
– Сэр Уильям, ваша концепция, вероятно, внове для мистера Тернбулла.
– Она не сложнее, чем концепция летательных аппаратов тяжелее воздуха. Если вас, Тернбулл, не смутила эта концепция, почему бы вам не разобраться в четвертом измерении?
– Вы имеете в виду… – робко вымолвил я.
– Пространство и время! Вы угадали, Тернбулл! Время, величайшую из загадок…
Я вновь повернулся к Амелии в надежде, что она не откажется мне помочь, и встретил ее пристальный, изучающий взгляд. На ее губах обозначилась улыбка, и тут я понял, что она-то выслушивает соображения сэра Уильяма на этот счет отнюдь не в первый раз.
– Эти портреты, Тернбулл, представляют собой двумерные изображения трехмерного индивидуума. Они воспроизводят его рост, ширину его плеч, они могут даже передать намеком глубину объекта… но сами они навсегда останутся плоскими, двумерными кусочками бумаги. Тем более не в состоянии они воссоздать тот факт, что объект всю свою жизнь путешествует во времени. И все же, вместе взятые, они служат мостиком в четвертое измерение…
Он мерил комнату шагами и, выхватив у меня фотографии, в возбуждении размахивал ими. Затем пересек комнату еще раз и расставил портреты на камине, один подле другого.
– Пространство и время неразделимы. Я пересек комнату и, следовательно, переместился в пространстве на несколько ярдов. И вместе с тем я передвинулся во времени на несколько секунд. Вам ясно, что я хочу сказать?
– Что одно движение как бы дополняет другое? – предположил я не слишком уверенно.
– Именно! И я сейчас работаю над тем, чтобы разделить эти два вида движения – чтобы дать нам способ путешествовать в пространстве обособленно от времени и путешествовать во времени обособленно от пространства. Позвольте я покажу вам, чего достиг…
С этими словами он круто повернулся на каблуках и стремительно вышел из комнаты. Громко хлопнула дверь.
Я был совершенно сбит с толку и только таращил глаза на Амелию, покачивая головой.
– Мне бы следовало знать, – сказала она, – что сэр Уильям разволнуется не на шутку. Поверьте, Эдуард, он не всегда такой. Но когда он проводит в лаборатории весь день, погруженный в работу, то вечером частенько бывает очень возбужден.
– Куда он делся? – спросил я. – Нам не надо пойти за ним?
– Он отправился обратно в лабораторию. По-моему, он собирается показать вам что-то, над чем трудился сегодня.
Она оказалась права: дверь снова распахнулась, и сэр Уильям вернулся к нам. В руках он бережно нес небольшую деревянную коробку и поискал глазами, куда бы ее поставить.
– Помогите мне передвинуть стол, – попросила меня Амелия.
Вдвоем мы отставили чайный столик в сторонку и выдвинули на его место другой. Сэр Уильям водрузил свою коробку в центре стола и опустился в кресло. Возбужденное состояние хозяина улеглось так же быстро, как и возникло.
– Прошу вас внимательно осмотреть эту модель, – сказал он, – но не трогать руками. Она очень хрупка.
Он откинул крышку. Изнутри коробка была выстлана мягкой, похожей на бархат тканью; на этом ложе покоился малюсенький механизм, который я по первому впечатлению принял за часовой. Сэр Уильям осторожно извлек механизм из футляра и положил на стол.
Я наклонился и стал пристально разглядывать хитроумный приборчик. И сразу же, невольно вздрогнув от неожиданности, понял, что значительная часть его сделана из того диковинного, напоминающего хрусталь вещества, которое я уже дважды видел сегодня. Сходство с часами, как я теперь разобрался, было обманчивым – на эту мысль наводила точность, с какой крошечные детальки были пригнаны одна к другой, да и материалы, из которых их изготовили. Перечислить эти материалы я не сумел бы при всем желании: тут были никелевые стерженьки, какие-то загогулинки из полированной меди, шестеренки из блестящего хрома, а может, из серебра. Часть деталей была выточена из чего-то белого, возможно, из слоновой кости, а основание прибора сделано из твердого, видимо, эбенового дерева. Впрочем, затрудняюсь описывать в подробностях то, что открылось моему взору; под каким углом ни взгляни, повсюду были вкрапления таинственного вещества – не то хрусталя, не то кварца, – ускользающего от глаз, искрящегося сотнями микроскопических граней.
Я поднялся и слегка отступил назад. На отдалении модель вновь приобрела сходство с часовым механизмом, хотя и несколько необычным.
– Красивая вещица, – прошептал я.
Амелия тоже не отводила взгляда от приборчика.
– Вы, молодой человек, одним из первых в мире видите перед собой изобретение, которое даст нам власть над четвертым измерением.
– И этот прибор в самом деле работает? – не удержался я от вопроса.
– Безусловно. Он успешно прошел испытания. Он может путешествовать во времени – как в прошлое, так и в будущее, по моему выбору.
– А вы не могли бы продемонстрировать его в действии, сэр Уильям? – вставила Амелия.
Вместо ответа ученый вдруг откинулся в кресле и с задумчивым выражением лица уставился на свою удивительную модель. Так он сидел, пожалуй, минут пять, не обращая на нас с Амелией никакого внимания, словно нас и не существовало. Лишь однажды он резко наклонился вперед, чтобы осмотреть прибор с близкого расстояния. В это мгновение я вознамерился что-то сказать, но Амелия остановила меня жестом, и я промолчал. Потом сэр Уильям взял модель со стола и поднял ее к свету, вернее, подержал против света, падающего из окна. Пальцем другой руки дотронулся до серебряной шестеренки, затем, будто нехотя, поставил приборчик на прежнее место. И опять откинулся в кресле, с величайшим вниманием изучая собственное творение.
На сей раз он оставался недвижим без малого десять минут, и я ощутил растущее беспокойство: не раздражает ли его наше присутствие? Наконец он вновь наклонился, засунул модель обратно в футляр и встал.
– Прошу извинить меня, мистер Тернбулл, – сказал он. – Мне только что пришла в голову идея одного небольшого усовершенствования.
– Вы хотите, чтобы я ушел, сэр?
– Нет, нет, нисколько.
Он подхватил деревянную коробку и выскочил из комнаты, снова хлопнув дверью.
Я вопросительно посмотрел на Амелию. Она улыбнулась, и ее улыбка сразу же сняла напряжение, которым были отмечены истекшие полчаса.
– Он еще вернется? – осведомился я.
– Не думаю. Последний раз, когда он вел себя таким образом, он заперся в лаборатории, и ни одна живая душа, кроме миссис Уотчет, не видела его целых четыре дня.
2
Амелия позвала Хиллиера, и слуга обошел комнаты, зажигая лампы. Солнце еще не село, но скрылось за окружающими усадьбу деревьями, и в дом прокрались густые тени. Явилась миссис Уотчет, чтобы собрать чайные принадлежности. Тут только я заметил, что выпил всего полчашки, и залпом проглотил остальное. Жажда после велосипедной прогулки по-прежнему давала себя знать.
Когда мы вновь остались одни, я спросил:
– Он сумасшедший?
Амелия не ответила – она прислушивалась к чему-то. Знаком приказала мне помолчать, и спустя секунд пять дверь снова распахнулась. На пороге вновь вырос сэр Уильям, только на этот раз он был в пальто.
– Амелия, я уезжаю в Лондон. Хиллиер отвезет меня в экипаже.
– Вы вернетесь домой к обеду?
– Нет, я уезжаю на весь вечер. Переночую сегодня в клубе. – Он обернулся ко мне. – Вопреки ожиданию, Тернбулл, разговор с вами натолкнул меня на новую мысль. Благодарю вас, сэр.
Он вышел из комнаты так же стремительно, как и вошел, и вскоре мы услышали, как он отдает слугам распоряжения в прихожей. Через три минуты до нас донесся стук копыт и верезжание колес экипажа по усыпанной гравием дорожке. Амелия подошла к окну, провожая экипаж взглядом, затем возвратилась ко мне и сказала:
– Нет, сэр Уильям не сумасшедший.
– Но он ведет себя как безумец!
– Это чисто внешнее впечатление. Мне представляется, что он гений. Гений и безумство отчасти сродни друг другу.
– Вы уяснили себе его теорию?
– Более или менее. Если вы, Эдуард, не уловили ее сути, это вовсе не свидетельствует о слабости вашего интеллекта. Сэр Уильям настолько сжился со своей теорией, что, объясняя ее другим, опускает большую ее часть. Учтите также, что он видел вас впервые и что естественным он бывает, как правило, лишь в окружении хорошо знакомых людей. Есть у него небольшой круг друзей из Линнеевского клуба в Лондоне – вот с теми он, сама слышала, разговаривает непринужденно, без натуги.
– Тогда мне, наверное, не следовало приставать к нему с вопросами.
– Да нет, он совершенно одержим этой своей идеей. Не вырази вы интереса к ней, он навязал бы нам ее насильно. Все окружающие вынужденно ознакомились с его теорией. Даже миссис Уотчет выслушивала ее дважды.
– Ну и как? Поняла достойная женщина хоть что-нибудь?
– Не думаю, – отвечала Амелия с улыбкой.
– Тогда, наверное, не стоит обращаться к ней за разъяснениями. Придется вам взять этот труд на себя.
– Я не так уж много могу сказать. Сэр Уильям построил машину времени. Она прошла испытания, при некоторых из них я присутствовала, и результаты оказались вполне удовлетворительными. Сам он, правда, еще не признавался в этом, но подозреваю, что он задумал экспедицию в будущее.
Я чуть не рассмеялся и еле-еле успел прикрыть лицо рукой. Амелия поспешила заверить:
– Нет, нет, это в высшей степени серьезно.
– Помилуйте, как же может человек его комплекции уместиться в устройстве такого размера?
– То, что вы видели, – всего лишь рабочая модель. Сэру Уильяму удалось построить машину куда больших размеров. – Тут она рассмеялась в свою очередь. – А вы что, решили, что я подразумеваю путешествие с помощью модельки, какую он нам демонстрировал?
– Вот именно.
Когда Амелия смеялась, она выглядела очень привлекательной, и я вовсе не досадовал на себя за свою ошибку.
– Простите, но я все равно не верю в такую машину – ни в большую, ни в маленькую, – заявил я.
– Можете посмотреть на нее своими глазами. Она от вас в каком-то десятке ярдов.
Я так и подпрыгнул.
– Где же она?
– У сэра Уильяма в лаборатории. – Кажется, Амелии передалось мое воодушевление: она поднялась вслед за мной и притом с живостью. – Пойдемте, я покажу вам.
3
Мы вышли из курительной через дверь, которой до нас пользовался один сэр Уильям, и двинулись по коридорчику к другой двери, по-видимому, недавно навешенной. Эта дверь и вела в лабораторию, разместившуюся, как я понял теперь, в стеклянной пристройке – той самой, что соединяла два флигеля.
Не знаю, чего я ждал от лаборатории, но первым моим впечатлением было ее разительное сходство с цехом машиностроительного завода, куда мне однажды довелось заглянуть.
С краю под потолком был укреплен вал, вероятно, связанный с паровой машиной, от которого вниз шли ременные передачи, приводящие в движение ряды массивных станков. Тут были токарные и фрезерные станки, резак для листового металла, кузнечный пресс, ацетиленовое сварочное оборудование, пара тяжелых тисков и бесчисленное множество инструмента, разбросанного вокруг. Пол был густо усыпан стружкой и обрезками металла; там и сям попадались и кусочки обработанных материалов, аккуратно вырезанные или выточенные, но, очевидно, давно заброшенные.
– Сэр Уильям многое делает собственными руками, – сказала Амелия, – хотя в отдельных случаях какие-то детали приходится заказывать на стороне. В Скиптон, где мы с вами встретились, я ездила как раз по такому поручению.
– Где же машина времени? – поинтересовался я.
– Вы стоите с нею рядом.
Неожиданно для себя я понял, что конструкция, возле которой я находился и которую поначалу принял за кучу бросового металла, на самом деле подчинена определенной схеме. Присмотревшись, я уловил известное сходство этой конструкции с моделью, показанной мне сэром Уильямом, только модель казалась совершенной, как всякая миниатюра, а эту машину самые ее размеры делали более грубой. Однако довольно было наклониться к ней поближе, чтобы заметить, что каждая составляющая ее часть выточена со всей тщательностью и отполирована до блеска.
Машина времени достигала семи-восьми футов в длину, четырех-пяти – в ширину. В самой высокой своей точке она поднималась футов на шесть от пола, но, поскольку конструкция носила строго функциональный характер, ограничиться при ее описании указанием общих размеров было бы явно недостаточным. К примеру, значительная часть машины представляла собой простую прямоугольную металлическую раму и возвышалась над полом всего на три фута.
Внутри машины можно было различить все до мельчайшей подробности… и тем не менее мое описание станет сейчас по необходимости смутным. Ибо, в сущности, я не видел ничего, кроме бесконечной череды поверхностей из того же таинственного вещества, какое скрывалось в велосипедах сэра Уильяма и в глубине его летательного аппарата; иными словами, все, что казалось видимым, благодаря этому обманчивому, похожему на хрусталь веществу становилось на поверку невидимым. За хрустальными гранями переплетались тысячи проволочек и рычажков, но сколько бы я ни вглядывался в механизм, под какими бы углами ни приближался к нему, я был не в силах ничего толком рассмотреть.
Немного легче было разобраться в рычагах управления. Ближе к концу рамы на ней закрепили крытое кожей сиденье, закругленное наподобие кавалерийского седла. А подле сиденья нагромоздили целую батарею рукоятей, тяг и циферблатов.
Главным среди них, без сомнения, был большой рычаг, установленный в точности перед седлом. Верхушку рычага венчал вроде бы совершенно неуместный здесь велосипедный руль. Вероятно, руль предназначался для того, чтобы водитель машины мог ухватиться за рычаг обеими руками. По обе стороны от руля располагались десятки второстепенных рычажков, каждый на самостоятельном шарнире, что позволяло вводить их в действие независимо друг от друга и от положения главного рычага.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8