И осушил бы гнилые болота, тянущиеся неизвестно куда. И сжег бы огнеметами грязный, прокуренный, заблеванный «Ветерок», возле которого постоянно валяются пьяные. Так он и заявил на другой день Светлане Константиновне: дескать, а чего такого плохого в царском деле, если царь можно изменить жизнь? Светлана Константиновна побледнела и отправила наглого профессорского сынка к директору. А директор школы суровый товарищ Калестинов с опаской спросил:
— Ну? Что там копошится в твоей голове?
3
Получалось, что все слова, любые поступки приводили Виталика в чулан.
Зимой холодно, неуютно, но летом терпимо. Иногда сам вызывал деда на наказание. Сквозь щель чуть приоткрытой чердачной дверцы незаметно изучал обстановку в огороде Светланы Константиновны. Никто в одна тысяча девятьсот семьдесят девятом году так хорошо не знал молоденькую, недавно приехавшую из города учительницу. Тонкие бровки, вздернутый носик, пухлые губки. Плечи — совсем круглые. И колени, как у девчонки. А глаза, как небо. А волосы светлые, спадают на плечи красивыми кольцами. А на загорелом животе — черненькое родимое пятнышко. Конечно, в школу Светлана Константиновна приходила в строгом темном костюме, всего этого не разглядишь, но в собственном огороде за высоким глухим забором в жаркие дни скидывала с себя легкий сарафанчик. Только поддатый муж-механизатор все портил. «Светка, сучка! — орал. — Где плоскогубцы?» А когда механизатора дома не было, мог притормозить у невысокого крылечка зеленый «газик» с брезентовым верхом. Это подъезжал местный партийный секретарь по имени Юрий Сергеевич. Черный костюм, черный галстук, жирные щеки от жары провисли, глаза бегают. Но дед, например, о товарище Ложкине отзывался в высшей степени похвально: «Вот не спился, вот вышел в люди!» И кивал, кивал: «Если партия учит, что тепло передается от холодного тела к горячему, то товарищ Ложкин завсегда подтвердит».
Сам Виталик мужиков, даже случайно тормозивших в отсутствие механизатора у крылечка молоденькой учительницы, считал уродами. Правда, партийный секретарь являлся уродом полезным. Раз в неделю Виталик снимал с него рубль — за то, что передавал Светлане Константиновне некую записочку. Ну, конечно, не прямо ей в руки, а в одно потайное местечко, указанное товарищем Ложкиным. В первый раз Виталик к одинокой загадочной букве «Л » с многочисленными точками за нею (сочинение партийного секретаря) дописал коротенький интересный вопрос. «Эрик Рыжеволосый, правда, что первый приплыл в Америку? » Почерк у Виталика и у партийного секретаря был одинаково корявый. Светлана Константиновна, прочитав записку, сомлела. Разговаривала с товарищем Ложкиным особенным образом. Стояла на крылечке, сарафанчик короткий, колени загорелые. «У вас, дескать, почерк прямо детский». — «Да мы где учились? — смущался товарищ Ложкин. — Мы до всего своим горбом». — «Зато теперь многим интересуетесь». — «А нельзя на моем месте без интересу». — «Ну, тогда так скажу. Про Эрика Рыжеволосого ученые пока не пришли к единому мнению». — «Но ведь работают?» — осторожно уточнял товарищ Ложкин, пытаясь понять, о каком таком рыжем зашла речь. — «География — предмет серьезный, — млела Светлана Константиновна, перебирая, как коза, точеными ножками. — У нас в институте лекции по географии читал сам профессор Колотовкин». — «Это что, отец нашего пацана?» — «Вот-вот. Работает во Вьетнаме».
Ну прямо уроды. Могли бормотать целый час.
Глаза горят, руки двигаются. «Эрик Рыжеволосый… Магеллан… Адмирал Лазарев… Антарктида…» Члены географического кружка… Партийный секретарь товарищ Ложкин много чему в тот год научился. Услышав стук мотора, Светлана Константиновна обычно сразу выбегала на крылечко с толстым географическим атласом в руках. Товарищ Ложкин от этого балдел. Казалось ему, что молоденькая учительница стремительно поднимается до его культурного уровня.
4
В Томск родители должны были вернуться зимой, поэтому каникулы Виталик делил между огородом, болотами и пыльным чуланом. В чулан попадал после болот, куда запрещалось бегать, а в огород сразу после чулана. Затем опять бегал на болота и снова попадал в чулан. Какой-то ужасный круговорот. Виталик даже предложил поставить в чулане раскладушку.
«Это зачем?» — не понял дед, старый, глупый.
«Выспаться не могу».
А лето выдалось сухое, жаркое. Леса и болота манили таинственными влажными запахами. Правда, и чулан был не таким уж последним местом. Из-за приоткрытой дверцы Виталик не раз незаметно наблюдал, как Светлана Константиновна ругается с мужем-механизатором, а потом в одиночестве загорает между грядок. Забор высокий, глухой, с улицы ничего не увидеть. Светлана Константиновна бросала на траву суконное одеяло и вытягивалась на нем, стянув с горячего тела коротенький сарафанчик. Да его хоть не стягивай, все равно все видно. Ну, совсем всего Виталик, конечно, не видел, но все равно убедился, что женщины сильно отличаются от мужчин. И не только тем, что писают сидя.
Как-то после короткой, но сильной грозы улицу залило водой. Вода в колее от жары зацвела, покрылась жирной ряской. Вовка Зоболев, кореш, когда шли по дороге, уверенно заявил: «Если в такую воду жопой сесть, сразу погибнешь».
«Почему?»
«Это же не вода. Это голимые микробы».
«Спорим на гривенник?»
Виталик знал, что у Вовки есть означенная монетка, даже две.
«Ну спорим».
Вовка, дурачок, думал, наверное, что Виталик сам сядет в зацветшую колею. Но Виталик оказался умнее. Как раз пробегала мимо Люська Федорова (Людмила IV ), вот он и крикнул Вовке:
«Пинай ее вниз!»
Вовка пнул и Люська оказалась в зеленой ряске.
Почти две минуты они бежали за визжавшей Люськой.
Она скакала по улице как зеленая лягушка, вся в ряске, и Виталик ужасно волновался: «Обязательно доскачет до дому, не погибнет! Вот увидишь, — торжествовал, — доскачет!» — А Вовка угрюмо возражал: «Погибнет. — Он уже понимал, что пролетел на гривенник, но возражал. — Упадет у сельсовета».
Но у сельсовета плачущая Люська не упала. Зато, когда довольный Виталик забежал домой попить квасу, дед хмуро поинтересовался:
«Кто это там визжал?»
«Да так, дура одна».
«В чулан!» — сразу определил дед.
Несправедливо, конечно, зато Виталик опять увидел Светлану Константиновну.
Молоденькая учительница в цветастом коротком халатике неторопливо расхаживала по огороду с тетей Валей, соседкой, и довольно жаловалась: «Вот огурцов нынче уродилась прорва, убирать никаких рук не хватит!» Цветастый халатик на учительнице был такой коротенький, что, когда она поднимала руку, мелькали внизу тоже цветастые трусики. «Прямо не знаю, как все собрать».
«Для того у тебя мужик имеется», — мудро напоминала много пожившая на свете тетя Валя, тяжелая, рыхлая, в темном платье.
«Ага, его заставишь! — безнадежно отмахивалась Светлана Константиновна. — Все говорит, что занят срочным ремонтом, а сам третий вечер подряд приходит домой поддатый».
У Витальки тут же родился план.
Дождусь, решил, когда никого не будет, и спущусь в огород. Соберу все эти дурацкие огурцы и аккуратно сложу в плетеную корзину, которая стоит на крылечке. Светлана Константиновна будет поражена поступком неизвестного доброго человека. И никогда не узнает, кто сделал такое…
Ну, может, позже…
По случайному взгляду…
5
Поздно вечером, когда Виталик заснул, закричали, застучали на улице, послышались заполошные голоса.
— Пожар? — с верой в чудо проснулся Виталик.
— Спи, — сердито ответила заглянувшая в комнату бабка. — У соседей дерутся.
— Зачем?
— Нажрались и дерутся?
— И Светлана Константиновна дерется?
Виталик очень ярко представил, как классная руководительница в сарафанчике выше круглых колен, так что видны при прыжках цветастые трусики, со скалкой в руке энергично кружит в толпе убогих перепившихся мужиков. Одного трахнет по лысому черепу, другому поддаст под плоский зад, третьему — по подслеповатому глазу. Выигрывает не по очкам, а по чистому результату.
Ох, жизнь наша.
Утром опять жара.
Виталик прошвырнулся по селу, никого из пацанов не встретил, а Люська Федорова (Людмила IV ), увидев его, стала обидно кричать и бросаться грязью. «Я тебя не трону», — миролюбиво пообещал Виталик, но вышел из дому Люськин старший братан. Здоровый, руки как домкраты. Такого не победишь. С таким бы сыграть вничью. Бабка, увидев на шее Виталика ссадину, убежденно сказала:
— Совсем убили парнишку!
— Его убьешь! — сердито возразил дед и отправил Витальку в магазин. Курево у него кончилось.
Купив пачку «Примы», Виталик вышел на крылечко магазина.
— Эй, Виталька!
Он обернулся.
— Видишь? — Издалека, из «газика» показал партийный секретарь товарищ Ложкин бумажный рубль.
— Чего?
— Хочешь?
Товарищ Ложкин всегда задавал такой вопрос. Может, верил, что однажды Виталик не захочет.
— А чего?
— А вот снеси куда надо, — Ложкин сунул Витальке вчетверо сложенную бумажку и заметил торчащие из кармана сигареты: — Куревом балуешься?
— Да нет, это для деда.
— Скажи деду, что вредно курить.
— Не могу.
— Это почему?
— Да он меня в чулан за такие слова.
— И правильно сделает.
6
Возле знакомого дома Виталик оглянулся.
Утром бабка сказала, что непутевая семейка отправилась к родственникам на другой край села, но мало ли… Осторожно скрипнул калиткой… Правда, никого… Корзина на крылечке, на дверях висячий замок… От такого запустения тревожно пахнуло ветерком с огорода, понесло запахом теплых подсолнухов, огуречной ботвы. Взглянул на знакомое местечко между грядок, где обычно загорала Светлана Константиновна, и сердце неровно застучало.
Решительно прошел к огуречным грядкам.
Пахло сухой землей. Царапались жесткие, как жестяные, листья. Чрезвычайно смелые букашки прыгали на руки. А самих огурцов оказалось гораздо больше, чем думал Виталик. Были среди них крупные и не очень. Были помельче. Были совсем мелкие. Некоторые начали желтеть. Но Виталик без раздумий рвал все подряд. Крупные потому, что Светлане Константиновне тяжело таскать такие, а маленькие потому, что растут быстро, а значит, Светлане Константиновне все равно придется их таскать. Пару огурцов Виталик было надкусил, но от них несло теплом, прелью. Если бы я был царем, подумал щедро, огород Светланы Константиновны убирали бы маленькие черные эфиопы. Беспрерывно и весело. Впрочем, он и сам хорошо трудился. За каких-то полчаса заполнил всю корзину. Парник среди огорода стал каким-то осенним: хрупкие переломанные огуречные плети потемнели, колючие листья скукожились.
— Вот те нате, хрен в томате!
Обернувшись, Виталик с ужасом увидел свою любимую классную руководительницу, а рядом ее поддатого механизатора. Наверное, хорошо сходили к родственникам. Светлана Константиновна вся светилась, как праздничный огонь, даже не сильно были заметны подсохшие царапины на лбу, а механизатор изумленно сверкал фонарем, удачно посаженным под левый глаз. На первый взгляд совсем как человек. но зарычал совершенно не по-человечески: «Запорю! Оторву все, что оторвать можно!» Даже странно, что такое предложение могло понравиться учительнице. Непонятно, что бы она стала делать со всем этим оторванным у Витальки добром, но она тоже всплеснула руками: «Ой, люди добрые! Он даже семенные выбрал!» Пришлось мчаться к мохнатому кедру, поднимающемуся на краю огорода над глухим высоким забором, а потом торопливо карабкаться по стволу, сперва шелушащемуся и скользкому, как намыленному, а потом утыканному хрупкими горизонтальными сучьями.
Устроился в тугой развилке.
Нежно пахло смолой. Висели сизые шишки, как ананасы.
Ну никак не мог Виталик поверить, что Светлане Константиновне не понравился его благородный поступок. Сама ведь жаловалась, что не хватает рук. Напомнить ей, что ли?
Посмотрев вниз, покачал головой.
Светлана Константиновна никакого понимания не проявляла, а механизатор уже приволок длинную жердь. Пришлось лезть выше. С верхотуры Виталик увидел вообще странное. Светились у Светланы Константиновны красивые голубые глаза, но почему-то походили не на ветреное весеннее небо, а скорее на тонкий поблескивающий холодком ледок на осенних лужах, да еще присыпанный по краям бурой листвой. И не каштановыми показались сверху волосы, а какими-то… Ну, может, крашеными… Он не нашел правильного определения… И губы, когда Светлана Константиновна закидывала голову, были красные, кругленькие, как шевелящиеся колечки…
— Ну, конечно, Виталька! — прибежала на шум тетя Валя. Она так радовалась, будто без нее Витальку не опознали. — Отец профессор, а сын по чужим огородам шастает. Участкового надо звать.
И крикнула радостно:
— Ты что, паразит, наделал?
— Я помочь хотел.
— Вон как врет! — обрадовалась тетя Валя. — «Помочь хотел»! Вот врет так врет! Да ты, зараза, хотел отнести огурцы на пристань! Будто я не знаю! Там с проходящего катера купят.
— Это мои-то огурцы? — заорал механизатор. — Светка, сучка, где ружье? Неси. Пальну солью!
Зад у Виталика зачесался.
Краем глаза увидел, как за калиткой по пустой улице катит знакомый зеленый «газик» с брезентовым верхом. Ни тетя Валя, ни Светлана Константиновна, ни механизатор из-за забора машину не видели, а товарищ Ложкин, как человек партийный и осторожный, старался не привлекать внимания. Только издали гипнотизировал взглядом Витальку, сидящего на кедре. Наверное хотел убедиться, что Виталик спрятал записку в тайное место. Хорошо, что не знает, что записка все еще у меня в кармане, подумал Виталик. Товарищу Ложкину очень не выгодно, чтобы я живым попал в руки механизатора. Хотя в записке и дописан интересный географический вопрос про кумоанских людоедов из Индии. Механизатор все равно не поймет. Конечно, товарищу Ложкину гораздо выгоднее застрелить меня. Вбежит, отнимет ружье у механизатора и влепит мне в лоб. Потом отсидит, выйдет честный.
Ловя взгляд товарища Ложкина, Виталик таинственно похлопал по карману рубашки. Дескать, при мне записка!

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5