компактный унитаз
Вслух не говорят, но я чувствую. Мол, мне здорово повезло, что у меня такой друг. Оливер производит на людей впечатление. У него хорошо подвешен язык, он бывал в дальних странах, владеет иностранными языками, разбирается в искусстве -- и не как-нибудь, а всерьез, -- и носит просторные костюмы, словно бы с чужого плеча, это мода такая, как утверж
20
дают знающие люди. У меня все не так. Я не всегда умею складно выразить то, что думаю, -- кроме как на работе, понятное дело; я был в Европе и в Штатах, но в такие края, как Ниневия и Дальний Офир, не забирался; на искусство у меня почти совсем нет времени, хотя я, конечно, не против искусства (иной раз в машине послушаешь по радио хороший концерт; и во время отпуска, как все люди, могу прочесть книжку-другую); и я не уделяю особого внимания одежде, лишь бы прилично выглядеть на работе и удобно чувствовать себя дома. Но, по-моему, Оливеру нравится, что я такой, какой есть. Вздумай я подражать ему, все равно бы из этого ничего не вышло. Да, и потом, еще одна разница между нами: у меня есть кое-какие деньги, а у него вообще ничего, во всяком случае, ничего такого, что назвал бы деньгами человек, который деньгами занимается профессионально.
-- Одолжи соверен, а?
Это были первые слова, которые он мне сказал. Мы с ним сидели в классе рядом, Нам было по пятнадцать. Мы уже две четверти проучились вместе, но друг с дружкой толком не общались, у каждого были свои приятели, и потом, в Сент-Эдвардсе учеников рассаживали по результатам экзаменов за прошедшую четверть, так что где уж мне было рассчитывать на место с ним рядом. Но, видно, я ту четверть окончил удачно, или он занимался спустя рукава, или и то, и другое, во всяком случае, нас посадили рядом, и Найджел, как он тогда себя называл, попросил у меня соверен.
-- На что тебе?
-- Какая колоссальная бестактность. Тебе-то какое дело?
-- Ни один благоразумный финансист не выдаст кредита, если неизвестно его назначение, -- ответил я, и на мой взгляд -- вполне здраво, но Найджел почему-то рассмеялся. Бифф Воукинс за учительским столом поднял голову --. был час самостоятельных занятий -- и посмотрел на него
21
вопросительно. Даже более чем вопросительно. Найджел еще сильнее расхохотался и сначала не мог выговорить ни слова в свое оправдание. А потом говорит:
-- Прошу прощения, сэр. Я очень извиняюсь. Но Виктор Гюго иногда бывает так необыкновенно забавен.
И прямо зашелся от смеха. А я почувствовал себя ответственным за него.
После урока Найджел объяснил мне, что деньги ему нужны на покупку какой-то замечательной рубашки, которую он себе где-то присмотрел. Я поинтересовался ликвидным потенциалом товара на случай банкротства, что опять вызвало его смех. Но я сформулировал свои условия: пять простых процентов с капитала еженедельно и срок возврата -- четыре недели, в противном случае процентная ставка удваивается. Он обозвал меня лихоимцем -я тогда впервые услышал это слово -- возвратил мне через четыре недели один фунт и двадцать шиллингов, щеголял по выходным в новой рубахе, и с этого времени мы стали друзьями. Решили дружить, и дело с концом. В пятнадцать лет не обсуждают, дружить или не дружить, а просто становятся друзьями. Необратимый процесс. Некоторые удивлялись, и помню, мы тут немного подыгрывали. Найджел делал вид, будто относится ко мне свысока, а я притворялся, будто по глупости этого не замечаю; он стал еще больше умничать, а я прикидывался еще большим тупицей. Но мы-то знали, что это игра, мы были друзья.
И остались друзьями, даже несмотря на то, что он поступил в университет, а я нет, что он ездил в Ниневию и Дальний Офир, а я нет, что я получил постоянную работу в банке, а он перескакивал с одной временной работы на другую и кончил тем, что стал преподавать английский как иностранный в одной школе, что в переулке, как свернуть за угол с Эджуэр-роуд. Эта школа называется "имени Шекспира", там над входом неоновый британский флаг, он то зажигается, то гаснет, и Оливер говорит, что
22
пошел туда работать из-за этого флага, ему нравится, как он все время мигает; но на самом деле он просто нуждает^-с я в заработке.
А потом появилась Джилиан, и нас стало трое.
Мы с Джил условились, что никому не расскажем, как мы познакомились. Говорим, что один мой сослуживец по фамилии Дженкинс повел меня после работы в винный погребок по соседству, и там оказалась его старая приятельница, а с нею ее знакомая. Это и была Джилиан, и мы с ней сразу вроде как приглянулись друг дружке и условились встретиться снова.
-- Дженкинс? -- переспросил Оливер, когда я ему изложил все это и притом немного волновался, хотя мне кажется, что волновался я потому, что рассказывал про Джилиан. -- Это который из Арбитража?
Оливер любит делать вид, будто он в курсе моих дел, и время от времени авторитетным тоном ввернуть специальное словечко-другое. Я теперь пропускаю их мимо ушей.
-- Да нет, -- отвечаю. -- Он тогда был у нас новенький. А теперь уже бывший. Недолго у нас проработал. Не потянул.
И это чистая правда. Я нарочно решил сослаться на Дженкинса, потому что его уволили, теперь иди его ищи.
-- Что ж. По крайней мере он успел подкинуть тебе tranch de bonheur*.
-- Чего, чего? -- спросил я, строя из себя Тупицу Стю. А он самодовольно ухмыльнулся, изображая Умника Олли.
На самом-то деле я всегда плоховато умел знакомиться. Одним людям это от природы дается легко, а другим нет. У нас была совсем не такая семья, где полно разной родни и постоянно кто-нибудь да "забежит на огонек". К нам во все время, что я жил в родительском доме, никто на огонек не забегал. Родители мои умерли, когда мне было двадцать,
* "порция счастья" -- французское выражение.
23
сестра перебралась в Ланкашир, поступила в медсестры и вышла замуж, на том и кончилась наша семья.
Я жил один в маленькой квартирке в Сток-Ньюингто-не, ездил на работу, иногда задерживался там допоздна и понемногу тосковал. Характер у меня нельзя сказать чтобы общительный. Если я знакомлюсь с кем-то, кто мне симпатичен, то не говорю этого и не показываю и особенно не расспрашиваю, а наоборот, замыкаюсь и помалкиваю, как будто сам понравиться даже не хочу и знаю, что никакого интереса не представляю. Ну и понятно, ко мне особого интереса и не испытывают. В другой раз я помню об этом, но вместо того, чтобы учиться на ошибках, замыкаюсь еще больше. Похоже, половина человечества -- люди, уверенные в себе, другая половина -- неуверенные, и непонятно, как перепрыгнуть из этой половины в ту. Чтобы быть уверенным в себе, надо иметь уверенность в себе -- порочный круг.
В объявлении было сказано: ВЫ -- МОЛОДОЙ РАБОТНИК УМСТВЕННОГО ТРУДА? ВАМ ОТ 25 ДО 35? ВЫ СЛИШКОМ МНОГО СИЛ ВКЛАДЫВАЕТЕ В РАБОТУ, И ИЗ-ЗА ЭТОГО У ВАС ПРОБЛЕМЫ С ДРУЖЕСКИМ ОБЩЕНИЕМ И ОТДЫХОМ? Хорошо составленное объявление. Не похоже на обычную тусовку, где подбирают себе пару на выходные дни. И без намека, что, мол, сам виноват, если тебе некуда податься после работы. Наоборот, как видишь, это обычная вещь, случается со всеми, даже с самыми приличными людьми, и единственно разумное, что тут можно предпринять, это просто заплатить 25 фунтов и явиться в некий лондонский отель, где тебе поднесут стаканчик хереса, а уж что из этого получится, посмотришь, даже если ничего, то все равно ничего унизительного в этом не будет.
Я думал, раздадут карточки с именами -- прикалывать, как на конференциях; но они, наверно, хотели доказать нам, что уж собственное-то имя мы все-таки способны
24
выговорить. Там имелся распорядитель, как бы за хозяина, он встречал каждого вновь прибывшего, наливал хереса и водил от группы к группе, представлял, но нас было так много, всех не упомнишь, так что волей-неволей приходилось называться самим. А может, он нарочно делал вид, что не помнит имен.
Я разговаривал с одним заикой, который учился на риэлтера, и тут распорядитель подводит к нам Джилиан. То, что мой собеседник заикался, придало мне, я думаю, храбрости. Нехорошо, конечно, но со мной это тоже много раз бывало: говоришь что-нибудь занудное, и вдруг человек, стоящий рядом, превращается в остроумца. Это я давно заметил. Элементарный закон выживания -- найди кого-нибудь, кому хуже, чем тебе, и рядом с таким человеком ты расцветаешь.
Ну, может быть, "расцветаешь" -- преувеличение, но я стравил Джилиан пару-тройку Оливеровых шуточек, мы потолковали про то, как стеснялись сюда прийти, тут выясняется, что она наполовину француженка, я что-то подходящее по этому поводу ввернул, риэлтер пытался рассказать нам про Германию, но мы не стали слушать, и я сам оглянуться не успел, как уже отодвинул его плечом, чтоб не лез, и говорю ей: "Слушайте, вы только-только пришли, я понимаю, но может, нам поехать куда-нибудь поужинать? Можно и не сегодня, если у вас вечер занят, а?" Говорю вам, я сам себя не узнавал.
-- А вы думаете, тут позволяется так скоро уезжать?
-- Отчего же нет?
-- Разве мы не должны сначала со всеми перезнакомиться?
-- Это не обязательно. Никто нас не заставляет.
-- Тогда ладно.
Она улыбнулась мне и потупилась от смущения. Мне это понравилось. Мы поужинали вдвоем в итальянском ресторане. А через три недели возвратился Оливер из ка
25
ких-то экзотических стран, и нас стало трое. Все лето мы повсюду бывали втроем. Как в том французском фильме, где они вместе ездят на велосипедах,
ДЖИЛИАН: Я не смущалась. Я нервничала, это да. Но не смущалась. Большая разница. Смущался Стюарт. Он застенчивый, это у него на лице было написано. Он стоял со стаканом хереса в руке, на висках бисеринки пота, видно, что человек не в своей тарелке и мучительно старается преодолеть смущение. Правда, там никто не был-- или не была -- в своей тарелке. Я еще, помню, подумала, что мы пришли сюда с целью купить себе кого-нибудь, но не знаем, как за это взяться, в нашем обществе не учат, как покупать людей.
Стюарт для начала попробовал рассказать несколько анекдотов. Получилось не очень удачно, так как он был скован, да и анекдоты оказались плоские. Затем упомянули Францию, он сказал что-то банальное, вроде того, что, мол, всегда можно узнать по запаху, что находишься во Франции, даже с завязанными глазами. Но главное -- он старался, старался подействовать не только на меня, но и на себя самого, и это было очень трогательно. На самом деле очень трогательно.
Интересно, что сталось с тем заикой, который хотел рассказать про Германию? Надеюсь, он нашел себе кого-нибудь.
И что сталось с Дженкинсом?
ОЛИВЕР: Не говорите. Дайте мне самому догадаться. Сейчас наведу телепатию на мирную, взъершенную и слегка стеатопигую фигуру моего друга Спо. Стеатопигий? Это такой термин, означает-- с оттопыренной задницей; готтентотский derriere*.
"Жюль и Джим". Правильно? Я попал в точку. Он одно время часто говорил про этот фильм, но только со мной. А
* зад (фр.). 26
с Джилиан -- никогда. Оскар Вернер, невысокий такой блондин, возможно даже -- рискну сказать, -- стеатопигий, Жанна Моро, и долговязый, темноволосый, элегантный -- как бишь его? забыл фамилию -- красавчик. Словом, подбор исполнителей не вызывает вопросов. Вопрос только в том, какой там сюжет. Вроде бы все едут вместе на велосипедах, переезжают по мосткам, всячески резвятся, так? Ну, вот. Но как характерно для Стюарта припомнить для сравнения именно этот фильм -- неплохой, но далеко не центральный в истории послевоенного кинематографа. Стюарт, я должен вас заранее предупредить, принадлежит к тем людям, для которых моцартовский концерт К 467 -- это "концерт Эльвиры Мадиган". А вершина классической музыки -- это когда струнный оркестр изображает птичье пение, или бой часов, или забирающийся в гору пыхтящий паровозик. Какое милое простодушие, не правда ли?
Возможно, он прослушал курс лекций по французскому кино в расчете на то, что оно ему поможет знакомиться с девушками. В этом он был не силен. Иногда я ему помогал: устраивал двойные свидания, но каждый раз кончалось тем, что обе девушки дрались за вашего покорного слугу, а Стюарт куксился в углу, демонстрируя обаяние улитки. Бог ты мой, что это были за вечера! Боюсь, после них наш Стюарт проявлял склонность валить с больной головы на здоровую.
-- Ты бы должен был больше мне помогать, -- с чувством корил он меня.
-- Я? Помогать тебе? Я нашел девушек, я познакомил с ними тебя, я организовал вечер по нарастающей, а ты сидел в сторонке и сверкал глазами, как карлик Хаген из "Гибели богов", прошу меня простить за интеллигентное сравнение.
-- Я иногда думаю, что ты берешь меня с собой, только чтобы было кому платить по счету.
-- Если бы я загребал монету на бирже, -- напомнил я ему, -- а ты был бы моим самым близким другом и без
27
работы, и ты привел бы двух вот таких классных девиц, я бы почел за честь заплатить по счету.
-- Прости, -- согласился он. -- Просто, по-моему, тебе не следовало говорить им, что я чувствую себя неуверенно в женском обществе.
-- Ах, вот, оказывается, в чем дело! Теперь понятно. Но ведь общая сверхзадача была -- чтобы все держались естественно и раскованно.
-- А мне кажется, ты не хочешь, чтобы у меня была девушка, -- мрачно заключил Стюарт.
Вот почему я так удивился, когда он откопал Джилиан. Кто бы мог в это поверить? И тем более кто бы мог поверить, что он подцепил ее в баре? Вообразите сцену: у стойки на табурете сидит Джилиан в атласной юбке с разрезом до бедра, Стюарт непринужденно поправляет узел галстука, подсчитывая на компьютере в своих часах виды на дальнейшее повышение курса иены, а бармен без слов знает, что "мистер Хьюз, сэр" желает сухой мадеры урожая 1918 года позднего сбора, и подает ее в рюмке специальной формы, обеспечивающей концентрацию запаха. Стюарт подса^ живается на соседний табурет, испуская тонкий мускусный дух мужской сексуальности, Джилиан просить огонька прикурить сигарету, Стюарт вынимает из кармана своего мешковатого пиджака от Армани зажигалку "Данхилл" в черепаховом корпусе и...
Словом, ладно врать. Обратимся к реальности. Я имел случай выслушать его подлинный рассказ со всеми трепетными, придыхательными деталями и, честно признаться, он производит именно такое впечатление, какого и можно было ожидать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
20
дают знающие люди. У меня все не так. Я не всегда умею складно выразить то, что думаю, -- кроме как на работе, понятное дело; я был в Европе и в Штатах, но в такие края, как Ниневия и Дальний Офир, не забирался; на искусство у меня почти совсем нет времени, хотя я, конечно, не против искусства (иной раз в машине послушаешь по радио хороший концерт; и во время отпуска, как все люди, могу прочесть книжку-другую); и я не уделяю особого внимания одежде, лишь бы прилично выглядеть на работе и удобно чувствовать себя дома. Но, по-моему, Оливеру нравится, что я такой, какой есть. Вздумай я подражать ему, все равно бы из этого ничего не вышло. Да, и потом, еще одна разница между нами: у меня есть кое-какие деньги, а у него вообще ничего, во всяком случае, ничего такого, что назвал бы деньгами человек, который деньгами занимается профессионально.
-- Одолжи соверен, а?
Это были первые слова, которые он мне сказал. Мы с ним сидели в классе рядом, Нам было по пятнадцать. Мы уже две четверти проучились вместе, но друг с дружкой толком не общались, у каждого были свои приятели, и потом, в Сент-Эдвардсе учеников рассаживали по результатам экзаменов за прошедшую четверть, так что где уж мне было рассчитывать на место с ним рядом. Но, видно, я ту четверть окончил удачно, или он занимался спустя рукава, или и то, и другое, во всяком случае, нас посадили рядом, и Найджел, как он тогда себя называл, попросил у меня соверен.
-- На что тебе?
-- Какая колоссальная бестактность. Тебе-то какое дело?
-- Ни один благоразумный финансист не выдаст кредита, если неизвестно его назначение, -- ответил я, и на мой взгляд -- вполне здраво, но Найджел почему-то рассмеялся. Бифф Воукинс за учительским столом поднял голову --. был час самостоятельных занятий -- и посмотрел на него
21
вопросительно. Даже более чем вопросительно. Найджел еще сильнее расхохотался и сначала не мог выговорить ни слова в свое оправдание. А потом говорит:
-- Прошу прощения, сэр. Я очень извиняюсь. Но Виктор Гюго иногда бывает так необыкновенно забавен.
И прямо зашелся от смеха. А я почувствовал себя ответственным за него.
После урока Найджел объяснил мне, что деньги ему нужны на покупку какой-то замечательной рубашки, которую он себе где-то присмотрел. Я поинтересовался ликвидным потенциалом товара на случай банкротства, что опять вызвало его смех. Но я сформулировал свои условия: пять простых процентов с капитала еженедельно и срок возврата -- четыре недели, в противном случае процентная ставка удваивается. Он обозвал меня лихоимцем -я тогда впервые услышал это слово -- возвратил мне через четыре недели один фунт и двадцать шиллингов, щеголял по выходным в новой рубахе, и с этого времени мы стали друзьями. Решили дружить, и дело с концом. В пятнадцать лет не обсуждают, дружить или не дружить, а просто становятся друзьями. Необратимый процесс. Некоторые удивлялись, и помню, мы тут немного подыгрывали. Найджел делал вид, будто относится ко мне свысока, а я притворялся, будто по глупости этого не замечаю; он стал еще больше умничать, а я прикидывался еще большим тупицей. Но мы-то знали, что это игра, мы были друзья.
И остались друзьями, даже несмотря на то, что он поступил в университет, а я нет, что он ездил в Ниневию и Дальний Офир, а я нет, что я получил постоянную работу в банке, а он перескакивал с одной временной работы на другую и кончил тем, что стал преподавать английский как иностранный в одной школе, что в переулке, как свернуть за угол с Эджуэр-роуд. Эта школа называется "имени Шекспира", там над входом неоновый британский флаг, он то зажигается, то гаснет, и Оливер говорит, что
22
пошел туда работать из-за этого флага, ему нравится, как он все время мигает; но на самом деле он просто нуждает^-с я в заработке.
А потом появилась Джилиан, и нас стало трое.
Мы с Джил условились, что никому не расскажем, как мы познакомились. Говорим, что один мой сослуживец по фамилии Дженкинс повел меня после работы в винный погребок по соседству, и там оказалась его старая приятельница, а с нею ее знакомая. Это и была Джилиан, и мы с ней сразу вроде как приглянулись друг дружке и условились встретиться снова.
-- Дженкинс? -- переспросил Оливер, когда я ему изложил все это и притом немного волновался, хотя мне кажется, что волновался я потому, что рассказывал про Джилиан. -- Это который из Арбитража?
Оливер любит делать вид, будто он в курсе моих дел, и время от времени авторитетным тоном ввернуть специальное словечко-другое. Я теперь пропускаю их мимо ушей.
-- Да нет, -- отвечаю. -- Он тогда был у нас новенький. А теперь уже бывший. Недолго у нас проработал. Не потянул.
И это чистая правда. Я нарочно решил сослаться на Дженкинса, потому что его уволили, теперь иди его ищи.
-- Что ж. По крайней мере он успел подкинуть тебе tranch de bonheur*.
-- Чего, чего? -- спросил я, строя из себя Тупицу Стю. А он самодовольно ухмыльнулся, изображая Умника Олли.
На самом-то деле я всегда плоховато умел знакомиться. Одним людям это от природы дается легко, а другим нет. У нас была совсем не такая семья, где полно разной родни и постоянно кто-нибудь да "забежит на огонек". К нам во все время, что я жил в родительском доме, никто на огонек не забегал. Родители мои умерли, когда мне было двадцать,
* "порция счастья" -- французское выражение.
23
сестра перебралась в Ланкашир, поступила в медсестры и вышла замуж, на том и кончилась наша семья.
Я жил один в маленькой квартирке в Сток-Ньюингто-не, ездил на работу, иногда задерживался там допоздна и понемногу тосковал. Характер у меня нельзя сказать чтобы общительный. Если я знакомлюсь с кем-то, кто мне симпатичен, то не говорю этого и не показываю и особенно не расспрашиваю, а наоборот, замыкаюсь и помалкиваю, как будто сам понравиться даже не хочу и знаю, что никакого интереса не представляю. Ну и понятно, ко мне особого интереса и не испытывают. В другой раз я помню об этом, но вместо того, чтобы учиться на ошибках, замыкаюсь еще больше. Похоже, половина человечества -- люди, уверенные в себе, другая половина -- неуверенные, и непонятно, как перепрыгнуть из этой половины в ту. Чтобы быть уверенным в себе, надо иметь уверенность в себе -- порочный круг.
В объявлении было сказано: ВЫ -- МОЛОДОЙ РАБОТНИК УМСТВЕННОГО ТРУДА? ВАМ ОТ 25 ДО 35? ВЫ СЛИШКОМ МНОГО СИЛ ВКЛАДЫВАЕТЕ В РАБОТУ, И ИЗ-ЗА ЭТОГО У ВАС ПРОБЛЕМЫ С ДРУЖЕСКИМ ОБЩЕНИЕМ И ОТДЫХОМ? Хорошо составленное объявление. Не похоже на обычную тусовку, где подбирают себе пару на выходные дни. И без намека, что, мол, сам виноват, если тебе некуда податься после работы. Наоборот, как видишь, это обычная вещь, случается со всеми, даже с самыми приличными людьми, и единственно разумное, что тут можно предпринять, это просто заплатить 25 фунтов и явиться в некий лондонский отель, где тебе поднесут стаканчик хереса, а уж что из этого получится, посмотришь, даже если ничего, то все равно ничего унизительного в этом не будет.
Я думал, раздадут карточки с именами -- прикалывать, как на конференциях; но они, наверно, хотели доказать нам, что уж собственное-то имя мы все-таки способны
24
выговорить. Там имелся распорядитель, как бы за хозяина, он встречал каждого вновь прибывшего, наливал хереса и водил от группы к группе, представлял, но нас было так много, всех не упомнишь, так что волей-неволей приходилось называться самим. А может, он нарочно делал вид, что не помнит имен.
Я разговаривал с одним заикой, который учился на риэлтера, и тут распорядитель подводит к нам Джилиан. То, что мой собеседник заикался, придало мне, я думаю, храбрости. Нехорошо, конечно, но со мной это тоже много раз бывало: говоришь что-нибудь занудное, и вдруг человек, стоящий рядом, превращается в остроумца. Это я давно заметил. Элементарный закон выживания -- найди кого-нибудь, кому хуже, чем тебе, и рядом с таким человеком ты расцветаешь.
Ну, может быть, "расцветаешь" -- преувеличение, но я стравил Джилиан пару-тройку Оливеровых шуточек, мы потолковали про то, как стеснялись сюда прийти, тут выясняется, что она наполовину француженка, я что-то подходящее по этому поводу ввернул, риэлтер пытался рассказать нам про Германию, но мы не стали слушать, и я сам оглянуться не успел, как уже отодвинул его плечом, чтоб не лез, и говорю ей: "Слушайте, вы только-только пришли, я понимаю, но может, нам поехать куда-нибудь поужинать? Можно и не сегодня, если у вас вечер занят, а?" Говорю вам, я сам себя не узнавал.
-- А вы думаете, тут позволяется так скоро уезжать?
-- Отчего же нет?
-- Разве мы не должны сначала со всеми перезнакомиться?
-- Это не обязательно. Никто нас не заставляет.
-- Тогда ладно.
Она улыбнулась мне и потупилась от смущения. Мне это понравилось. Мы поужинали вдвоем в итальянском ресторане. А через три недели возвратился Оливер из ка
25
ких-то экзотических стран, и нас стало трое. Все лето мы повсюду бывали втроем. Как в том французском фильме, где они вместе ездят на велосипедах,
ДЖИЛИАН: Я не смущалась. Я нервничала, это да. Но не смущалась. Большая разница. Смущался Стюарт. Он застенчивый, это у него на лице было написано. Он стоял со стаканом хереса в руке, на висках бисеринки пота, видно, что человек не в своей тарелке и мучительно старается преодолеть смущение. Правда, там никто не был-- или не была -- в своей тарелке. Я еще, помню, подумала, что мы пришли сюда с целью купить себе кого-нибудь, но не знаем, как за это взяться, в нашем обществе не учат, как покупать людей.
Стюарт для начала попробовал рассказать несколько анекдотов. Получилось не очень удачно, так как он был скован, да и анекдоты оказались плоские. Затем упомянули Францию, он сказал что-то банальное, вроде того, что, мол, всегда можно узнать по запаху, что находишься во Франции, даже с завязанными глазами. Но главное -- он старался, старался подействовать не только на меня, но и на себя самого, и это было очень трогательно. На самом деле очень трогательно.
Интересно, что сталось с тем заикой, который хотел рассказать про Германию? Надеюсь, он нашел себе кого-нибудь.
И что сталось с Дженкинсом?
ОЛИВЕР: Не говорите. Дайте мне самому догадаться. Сейчас наведу телепатию на мирную, взъершенную и слегка стеатопигую фигуру моего друга Спо. Стеатопигий? Это такой термин, означает-- с оттопыренной задницей; готтентотский derriere*.
"Жюль и Джим". Правильно? Я попал в точку. Он одно время часто говорил про этот фильм, но только со мной. А
* зад (фр.). 26
с Джилиан -- никогда. Оскар Вернер, невысокий такой блондин, возможно даже -- рискну сказать, -- стеатопигий, Жанна Моро, и долговязый, темноволосый, элегантный -- как бишь его? забыл фамилию -- красавчик. Словом, подбор исполнителей не вызывает вопросов. Вопрос только в том, какой там сюжет. Вроде бы все едут вместе на велосипедах, переезжают по мосткам, всячески резвятся, так? Ну, вот. Но как характерно для Стюарта припомнить для сравнения именно этот фильм -- неплохой, но далеко не центральный в истории послевоенного кинематографа. Стюарт, я должен вас заранее предупредить, принадлежит к тем людям, для которых моцартовский концерт К 467 -- это "концерт Эльвиры Мадиган". А вершина классической музыки -- это когда струнный оркестр изображает птичье пение, или бой часов, или забирающийся в гору пыхтящий паровозик. Какое милое простодушие, не правда ли?
Возможно, он прослушал курс лекций по французскому кино в расчете на то, что оно ему поможет знакомиться с девушками. В этом он был не силен. Иногда я ему помогал: устраивал двойные свидания, но каждый раз кончалось тем, что обе девушки дрались за вашего покорного слугу, а Стюарт куксился в углу, демонстрируя обаяние улитки. Бог ты мой, что это были за вечера! Боюсь, после них наш Стюарт проявлял склонность валить с больной головы на здоровую.
-- Ты бы должен был больше мне помогать, -- с чувством корил он меня.
-- Я? Помогать тебе? Я нашел девушек, я познакомил с ними тебя, я организовал вечер по нарастающей, а ты сидел в сторонке и сверкал глазами, как карлик Хаген из "Гибели богов", прошу меня простить за интеллигентное сравнение.
-- Я иногда думаю, что ты берешь меня с собой, только чтобы было кому платить по счету.
-- Если бы я загребал монету на бирже, -- напомнил я ему, -- а ты был бы моим самым близким другом и без
27
работы, и ты привел бы двух вот таких классных девиц, я бы почел за честь заплатить по счету.
-- Прости, -- согласился он. -- Просто, по-моему, тебе не следовало говорить им, что я чувствую себя неуверенно в женском обществе.
-- Ах, вот, оказывается, в чем дело! Теперь понятно. Но ведь общая сверхзадача была -- чтобы все держались естественно и раскованно.
-- А мне кажется, ты не хочешь, чтобы у меня была девушка, -- мрачно заключил Стюарт.
Вот почему я так удивился, когда он откопал Джилиан. Кто бы мог в это поверить? И тем более кто бы мог поверить, что он подцепил ее в баре? Вообразите сцену: у стойки на табурете сидит Джилиан в атласной юбке с разрезом до бедра, Стюарт непринужденно поправляет узел галстука, подсчитывая на компьютере в своих часах виды на дальнейшее повышение курса иены, а бармен без слов знает, что "мистер Хьюз, сэр" желает сухой мадеры урожая 1918 года позднего сбора, и подает ее в рюмке специальной формы, обеспечивающей концентрацию запаха. Стюарт подса^ живается на соседний табурет, испуская тонкий мускусный дух мужской сексуальности, Джилиан просить огонька прикурить сигарету, Стюарт вынимает из кармана своего мешковатого пиджака от Армани зажигалку "Данхилл" в черепаховом корпусе и...
Словом, ладно врать. Обратимся к реальности. Я имел случай выслушать его подлинный рассказ со всеми трепетными, придыхательными деталями и, честно признаться, он производит именно такое впечатление, какого и можно было ожидать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11