Миша пробирался домой огородами. Подойдя ближе, он услышал музыку. В его доме творилось веселье. Миша присел в кустах. Жизнь научила его осторожности.Вскоре на крыльцо вывалился друг детства Вася. Вывалился, встал с кряком и отправился в кусты, гундося и расстегиваясь по дороге. У кустов он остановился, закачался, схватил себя посередине, и из него тут же забил длинненький фонтанчик.Когда фонтанчик свое почти отметал, навстречу ему из кустов вдруг поднялось странное создание.— Чего это здесь?.. А? Вася? — спросило создание голосом Мишки.— Вот надо же было так упиться! — сказал Вася. — Привидится же такое… — и, сунув недоделанный фонтанчик в штаны, повернул к дому.— Стой! — одним махом настиг его Миша, и Вася засучил ножками, утаскиваемый.Оказалось, что Мишу всем полустанком дней десять искали баграми на озере, а потом решили — хорош! — и справили поминки. Где вы были? — Где вы были?— Кто? Я?— Да, да, вы! Где вы были?— Где я был?Комдив-раз — командир первого дивизиона — пытает Колю Митрофанова, командира группы.— Я был на месте.— Не было вас на месте. Где вы были?Лодка только прибыла с контрольного выхода перед автономкой, и Колюня свалил с корабля прямо в ватнике и маркированных ботинках. Ещё вывод ГЭУ** ГЭУ — главная энергетическая установка. не начался, а его уже след простыл.— Где вы были?— Кто? Я?— Нет, вы на него посмотрите, дитя подзаборное, да, да, именно вы, где вы были?— Где я был?Колюша на перекладных был в Мурманске через три часа. Просто повезло юноше бледному. А в аэропорту он был через четыре часа. Сел в самолет и улетел в Ленинград. Ровно в семь утра он был уже в Ленинграде.— Где вы были?— Кто? Я?— Да, да! Вы, вы, голубь мой, вы — яхонт, где вы были?— Я был где все.— А где все были?Шинель у Коленьки висела в каюте; там же ботинки, фуражка. Его хватились часа через четыре. Все говорили, что он здесь где-то шляется или спит где-то тут.— Где вы были?!— Кто? Я?— ДА! ДА! ВЫ! — сука, где вы были?!— Ну, Владимир Семёнович, ну что вы в самом деле, ну где я мог быть?— Где вы были, я вас спрашиваю?!За десять часов в Ленинграде Коля успел: встретить незнакомую девушку, совершить с ней массу интересных дел и вылететь обратно в Мурманск. Отсутствовал он, в общей сложности, двадцать часов.— Где вы были, я вас спрашиваю?!!— КТО? Я?— Да, сука, вы! Вы, кларнет вам в жопу! Где вы были?— Я был в отсеке.Комдив чуть не захлебнулся.— В отсеке?! В отсеке?! Где вы были?!!!Я ушел из каюты, чтоб не слышать эти вопли венского леса. «Ботик Петра Первого» Закончился опрос жалоб и заявлений, но личный состав, разведенный по категориям, остался в строю.— Приступить к опросу функциональных обязанностей, знаний статей устава, осмотру формы одежды! — прокаркал начальник штаба.Огромный нос начальника штаба был главным виновником его клички, известной всем — от адмирала до рассыльного, — Долгоносик.Шел инспекторский строевой смотр. К нему долго готовились и тренировались: десятки раз разводили экипажи подводных лодок под барабан и строили их по категориям: то есть в одну шеренгу — командиры, в другую — замы со старпомами, потом — старшие офицеры, а затем уже — мелочь россыпью.В шеренге старших офицеров стоял огромный капитан второго ранга, командир БЧ-5, по кличке «Ботик Петра Первого», старый, как дерьмо мамонта, — на флоте так долго не живут. Он весь растрескался, как такыр, от времени и невзгод. В строю он мирно дремал, нагретый с загривка мазками весеннего солнца; кожа на лице у него задубела, как на ногах у слона. Он видел все. Он не имел ни жалоб, ни заявлений и не помнил, с какого конца начинаются его функциональные обязанности.Перед ним остановился проверяющий из Москвы, отглаженный и свежий капитан третьего ранга (два выходных в неделю), служащий центрального аппарата, или, как их ещё зовут на флоте, — «подшакальник».«Служащий» сделал строевую стойку и…— Товарищ капитан второго ранга, доложите мне… — проверяющий порылся в узелках своей памяти, нашел нужный и просветлел ответственностью, — …текст присяги!Произошел толчок, похожий на щелчок выключателя; веки у «Ботика» дрогнули, поползли в разные стороны, открылся один глаз, посмотрел на мир, за ним другой. Изображение проверяющего замутнело, качнулось и начало кристаллизоваться. И он его увидел и услышал. Внутри у «Ботика» что-то вспучилось, лопнуло, возмутилось. Он открыл рот и…— Пошшшел ты… — и в нескольких следующих буквах «Ботик» обозначил проверяющему направление движения. Ежесекундно на флоте несколько тысяч глоток произносят это направление.— Что?! — не понял проверяющий из Москвы (два выходных в неделю).— Пошёл ты… — специально для него повторил «Ботик Петра Первого» и закрыл глаза. Хорош! На сегодня он решил их больше не открывать.Младший проверяющий бросился на розыски старшего проверяющего из Москвы.— А вот там… а вот он… — взбалмошно и жалобно доносилось где-то с краю.— Кто?! — слышался старший проверяющий. — Где?!И вот они стоят вдвоём у «Ботика Петра Первого».Старшему проверяющему достаточно было только взглянуть, чтобы все понять, он умел ценить вечность. «Ботик» откупорил глаза — в них была пропасть серой влаги.— Куда он тебя послал? — хрипло наклонился старший к младшему, не отрываясь от «Ботика». Младший почтительно потянулся к уху начальства.— Мда-а? — недоверчиво протянул старший и спокойно заметил: — Ну и иди, куда послали. Спрашиваешь всякую… — и тут старший проверяющий позволил себе выражение, несомненно относящееся к животному миру нашей родной планеты.— Закончить опрос функциональных обязанностей! — протяжно продолгоносил начальник штаба. — Приступить к строевым приемам на месте и в движении! Бабочка Офицер свихнуться не может. Он просто не должен свихнуться. По идее — не должен.Бывают, правда, отдельные случаи. Помню, был такой офицер, который на эсминце «Грозный» исполнял, кроме трех должностей одновременно, ещё и должность помощника командира.Его год не спускали на берег. Сначала он просился, как собака под дверью: все ходил, скулил все, а потом затих в углу и сошел с ума.Его сняли с борта, поместили в госпиталь, потом ещё куда-то, а потом уволили по-тихому в запас.Говорят, когда он шел с корабля, он смеялся, как ребёнок. Бывает, конечно, у нас такое, но чаще всего офицер, если окружающим что-то начинает казаться, все же дурочку валяет — это ему в запас уйти хочется, офицеру, вот он и лепит горбатого.Раньше в запас уйти сложно было; раньше нужно было или пить беспробудно, или, как уже говорилось, лепить горбатого.Но лепить горбатого можно только тогда, когда у тебя способности есть, когда талант имеется и в придачу, соответствующая физиономия, когда есть склонность к импровизации, к театру есть склонность или там — к пантомиме…Был у нас такой орел. Когда в магазине появились детские бабочки на колесиках, он купил одну на пробу.Бабочка приводилась в действие прикрепленной к ней палочкой: нужно было идти и катить перед собой бабочку, держась за палочку; бабочка при этом махала крыльями.Он водил её на службу. Каждый день. На службу и со службы. Долго водил: бабочка весело бежала рядом.С того момента, как он бабочку водить стал, он онемел: все время молчал и улыбался.С ним пытались говорить, беседовать, его проверяли: таскали по врачам. А он всюду ходил с бабочкой: открывалась дверь, и к врачу сначала впархивала бабочка, а потом уже он.И к командиру дивизии он пошёл с бабочкой, и к командующему…Врачи пожимали плечами и говорили, что он здоров… хотя…— Ну-ка, посмотрите вот сюда… нет… все вроде… до носа дотроньтесь…Врачи пожимали плечами и не давали ему годности. Скоро его уволили в запас. На пенсию ему хватило. До вагона его провожал заместитель командира по политической части: случай был исключительно тяжелый. Зам даже помог донести кое-что из вещей.Верная бабочка бежала рядом, порхая под ногами прохожих и уворачиваясь от чемоданов. Перед вагоном она взмахнула крыльями в последний раз: он вошёл в вагон, а её, неразлучную, оставил на перроне. Зам увидел и вспотел.— Вадим Сергеич! — закричал зам, подхватив бабочку: как бы там в вагоне без бабочки что-нибудь не случилось; выбросится ещё на ходу — не отпишешься потом. — Вадим Сергеич! — зам даже задохнулся. — Бабочку… бабочку забыли… — суетился зам, пытаясь найти дверь вагона и в неё попасть.— Не надо, — услышал он голос свыше, поднял голову и увидел его, спокойного, в окне, — не надо, — он смотрел на зама чудесными глазами, — оставь её себе, дорогой, я поводил, теперь ты поводи, теперь твоя очередь… — с тем и уехал, а зам с тем и остался.Или, вернее, с той: с бабочкой… Химик — Где этот моральный урод?!Слышите? Это меня старпом ищет. Сейчас он меня найдет и заорет:— Куда вы суетесь со своим ампутированным мозгом!?А теперь разрешите представиться: подводник флота Её Величества России, начальник химической службы атомной подводной лодки, или, проще, — химик.Одиннадцать лет Северный флот качал меня в своих ладонях и докачал до капитана третьего ранга.— Доросли тут до капитана третьего ранга!!! — периодически выл и визжал мой старпом, после того как у него включалась вторая сигнальная система и появлялась, извините, речь, и я знал, что если мой старпом забился в злобной пене, значит, все я сделал правильно — дорос!Умный на флоте дорастает до капитана первого ранга, мудрый — до третьего, а человек-легенда — только до старшего лейтенанта.Нужно выбирать между капитаном первого ранга, мудростью и легендой.«Кто бы ты ни был, радуйся солнцу!» — учили меня древние греки, и я радовался солнцу. Только солнцу и больше ничему.Химия на флоте всегда помещалась где-то в районе гальюна и ящиков для противогазов.— Нахимичили тут! — говорило эпизодически мое начальство, и я всегда удивлялся, почему при этом оно не зажимает себе нос.Химик на флоте — это не профессиональный промысел, не этническая принадлежность и даже не окончательный диагноз.Химик на флоте — это кличка. «Отзывается на кличку „химик“.— Хы-мик! — кричали мне, и я бежал со всех ног, разлаписто мелькая, как цыпленок за ускользающим конвейером с пищей; и мне не надо было подавать дополнительных команд «Беги сюда» или «Беги отсюда». Свою кличку «химик» лично я воспринимал только с низкого старта.— Наглец! — говорили мне.— Виноват! — говорил я.— Накажите его, — говорили уже не мне — и меня наказывали.«НХС» — значилось у меня на карманной бирке и расшифровывалось друзьями как — «нахальный, хамовитый, скандальный».— С вашим куриным пониманием всей сущности офицерской службы!!! — кричали мне в края моей ушной раковины, на что я хлопал себя своими собственными крыльями по бедрам и кричал:— Ку-ка-ре-ку!!! — и бывал тут же уестествлен.«Кластерный метод» — как говорят математики. Берется «кластер» — и по роже! И по роже!На флоте меня проверяли на «вшивость», на «отсутствие», на «проходимость» и «непроходимость», на «яйценоскость» и на «укупорку», и везде стояло — «вып.» с оценкой «хорошо».— Наклоните сюда свой рукомойник!!! (Голову, наверное.)— Я сделаю вам вливание! Я вас физически накажу!— Есть, наклонил.— Перестаньте являть собой полное отсутствие!!!Есть, перестал.— И закусите для себя вопрос!!!Уже закусил.А что вы вообще можете, товарищ капитан третьего ранга, подводник флота Её Величества России? Я могу все:От тамады до дворника,От лопаты до космоса,От канавы до флота!Могу — носить, возить, копать, выливать, вставлять!Могу — протереть влажной ветошью!Могу — ещё раз!А Родину защищать?А это и есть — «Родину защищать». Родина начинается с половой тряпки… для подводника флота Её Величества России… и химика, извините за выражение… Картина навсегда В глазах застыла картина навсегда: центральный пост атомного ракетоносца; размеренно и тихо; все по углам; лодка у пирса; послеобеденное время; все переваривают; в едином временном измерении; дремотно.Вдруг в центральный — ни с того ни с сего — влетает старпом и, наклонившись, орет:— Суки! Суки! Суки! Все — суки!!! У-у-у, ё-ёлки! — и убегает.Все застывают. Замирают. Соображают. Думают про себя. Онемело. Остекленело. Минуту, наверное.Наконец, мимо, внося с собой жизнь, проходит вахтенный: он пришёл из другого отсека, не присутствовал.Словно подуло. Потихоньку отпускает. Дышится. Движения свободней. Дежурный говорит матросу:— Ты в трюме был? Давай рысью туда.Тот в трюм.Все оживает, восстанавливается и — потекло; размеренно; чинно; послеобеденное время; хорошо; опять все переваривают… Дезертир Командиру в/ч 34567.ОбъяснительнаяЯ, лейтенант Козинцев Сергей Николаевич, настоящим докладываю, что 19-го числа сего месяца я самовольно сошел с корабля и убыл в город Владивосток. Ушел я в 15.00, отсутствовал двое суток и прибыл на корабль 21-го сентября в 24. 00.У меня не было не терпящих отлагательства обстоятельств, ушел с целью, трудно это передать на бумаге, с целью обратить на себя внимание.Правильнее было бы сразу поговорить с командованием корабля и доложить ему о своих настроениях. Но мне показалось, что после моей поездки, разговор будет серьезнее и конкретнее.Дело в том, что я не хочу служить в Вооруженных Силах СССР. Об этом я думал ещё в училище. Но там я думал: стерпится-слюбится. Теперь, после того как я уже месяц прослужил в части, я пришёл к выводу, что нет больше смысла мучиться самому и отвлекать командование от прямых обязанностей. Я допускаю мысль, что через два-три года я могу свыкнуться со службой, но я не хочу так служить. Может быть, я в подсознании где-то испугался, но поймите, так служить не хочу. Вероятно, это будет не нужно ни мне, ни флоту.На флоте есть свои трудности, свои определенные условия, но вся эта система, система начальника и подчиненного, многое, как мне кажется, в ней не нужно, бессмысленно. Я подчеркиваю — мне кажется. Скорее всего, я не прав, но я имею свой взгляд и хочу его придерживаться, не хочу его ломать.В заключение могу добавить, что мне не нравится отвратительное слово «дезертир», но ещё хуже прожить всю жизнь, в чем-то каясь. Я не жалуюсь. Я готов отвечать за свои поступки, но мне не хочется идти по службе через пьянки, самовольные отлучки и разыгрывать из себя какого-то падшего человека.
1 2 3 4 5 6 7