Он вполне мог осмыслить перемены, коим подверглись его интересы,
образ жизни - даже образ мыслей - под давлением угнетающей атмосферы
тесного, переполненного здания.
Конечно, иногда он осознавал, что как раз этого и добивался, что
полное растворение в обществе являлось конечной целью, логическим
завершением. Порой мелькала мысль о том, что за потерю связи с реальностью
и полное - не просто в качестве стороннего наблюдателя - включение в
безвременье и перенаселенность он заплатит временной потерей способности к
рациональному мышлению, а, возможно, и физическим здоровьем...
Хотя Харрис не в силах был изложить свои выводы в словах, хотя
никаких доказательств происходящему с точки зрения разума он не видел, но
тем не менее отчетливо чувствовал принужденность: что-то руководило
большей частью его действий. Вероятно, лориана тоже чувствовала нечто в
этом роде. Точно так же люди принимают наркотики все в больших и больших
дозах, отчаянно пытаясь достичь своей цели - понимания и завершенности -
ради которой в жертву приносится все: пища, отдых, да и самая жизнь. Но в
этом случае существует хоть слабенькая надежда на то, что цель не
иллюзорна...
Итак, Харрис стоял в наблюдательской, полностью сосредоточившись на
переполненном крысином мирке внизу, перегнувшись через перила помоста,
глаза расширены и не мигают... Вне своих дежурств он также проводил в
обзорной столько времени, сколько мог. Крысиный социум продолжал
развиваться в новом, непостижимом направлении. Фанерные домики,
предназначавшиеся для удобства самок и их подрастающего потомства, были
заняты самцами, самки же растили детишек на любом случившемся под рукой
свободном пространстве и нервно скалились друг на друга. Самцы же время от
времени таскали в домики всякую всячину: кусочки металла, отгрызенные от
кормушек, щепки...
Ритуал, отмеченный впервые Харрисом и заключавшийся в том, что
полтора-два десятка крыс выстраивались в круг, повторялся все чаще и чаще
и стал уже привычным. Однажды Харрис наблюдал его вместе с Лорианой и
опять почувствовал то же непонятное единомыслие, и - как и в прошлый раз -
смог осознать весь исследовательский комплекс в целом. Однако на этот раз
импульс был не так силен - он, казалось, был просто кратковременной
остановкой на медленном пути к некоей неясной цели. Чувство не было таким
чуждым и пугающим, как прежде; оно стало естественной принадлежностью той
непривычной замкнутости, которую он осознавал в себе.
В ожидании результатов он продолжал терпеливо наблюдать. Иногда к
нему присоединялись другие исследователи. Чувство завороженности
нарастало; ясно было: эксперимент достиг той фазы, когда от него уже можно
ожидать конкретных результатов. Комплекс посещали представители других
областей науки и оставались в нем, надеясь, что предстоящая большая
научная победа вот-вот будет достигнута. Все больше и больше народу
скапливалось в здании.
- Мы все будто чего-то ждем, - заметила Лориана через несколько дней.
- Все обо всем, кроме эксперимента, позабыли.
- Теперь ждать уже недолго, - бесстрастно сказал Харрис.
Они сидели в его комнатушке, тесно прижавшись друг к другу. Вскоре
Харрису следовало заступать на дежурство.
- Я понимаю, что ты хочешь сказать. Это не может длиться долго - я
чувствую, что не может. Это - наподобие давления, но не разрушающего, а
наоборот, от него сплоченность еще больше. Я с каждым днем укрепляюсь в
чувстве, что все это в любую секунду может оборваться, и наступит такое
громадное облегчение...
- Ты была бы права даже с одной практической точки зрения, - сказал
Харрис. - Каждый фактор близок к своему максимуму. Мы уже не сможем еще
меньше спать, или собрать здесь еще больше народа, и - у меня такое
ощущение - не сможем сплотиться лучше, нежели в данный момент.
Он встал и принялся расхаживать взад и вперед - к дверям и обратно.
Лориана некоторое время молча смотрела на него.
- Хорошо, - наконец сказала она, - на этот раз я пойду с тобой.
В очередной раз дойдя до двери, Харрис не повернул обратно, а вышел в
коридор. Лориана последовала за ним.
Похоже, туда устремились сразу все: в коридорах не протолкнуться было
от людей, следовавших в том же направлении. Всюду Харрис видел людей,
знакомых настолько, будто он тесно общался с ними всю свою сознательную
жизнь. Все были сплочены так, что сам Харрис и все прочие уже попросту не
замечали присутствия посторонних. Сплоченность перешла на качественно
новый уровень.
Едва они достигли обзорной, откуда-то извне донесся тяжелый рокот.
Харрис огляделся, рассеянно отвлекшись на шум, и понял, что это - всего
лишь гроза. Снаружи, должно быть, штормит...
Народу в обзорной было - что сельдей в бочке. Уж не сейчас ли
произойдет ожидаемая развязка, подумал Харрис, хоть сам не ожидал этой
развязки так скоро. Такое множество людей, собравшихся здесь одновременно,
могло быть и простым совпадением, но Харрис надеялся, что это не так.
Раздался второй удар грома, дождь едва слышно шуршал по бетонной
крыше.
Всеобщее внимание было сфокусировано на переполненном крысином мирке.
В поведении крыс появилось еще кое-что новенькое: активность за последние
дни снизилась, и грызуны лежа дремали, либо сомнамбулически проползали
небольшие расстояния, будто это стоило им неимоверных усилий. Глаза их -
тусклые, немигающие - поблескивали в свете ламп, освещавших контрольный
участок.
Харрис закусил губу и насторожился: любое - малейшее! - движение крыс
устремлено было на формирование одного громадного круга!
Сзади и по бокам в обзорную втискивались люди. Они теснились на
помосте, огибавшем помещение по периметру, и никто не замечал ничего,
кроме крысиного мирка внизу. В конце концов приток людей сократился,
утихла и отвлекающая суета. Атмосфера напряженного ожидания ощущалась чуть
ли не физически; со стороны все происходящее очень напоминало
спиритический сеанс. Чувство обитания в полувоображаемой, полностью чуждой
среде стало непреодолимым; никто уже не мог бы сказать точно, что же такое
реальность. Ученые и прочие работники комплекса стояли на помосте и в
молчаливом ожидании взирали вниз, а крысы двигались все меньше и меньше и
наконец полностью сформировали круг.
Харрис ждал этого момента, однако был выведен из равновесия
единственно переполнившими его чувствами. Сознание его раскрылось, от
чувства всепонимания, всеведения перехватило дыхание. Он почувствовал
единство с каждым человеком в обзорной; его глаза были их глазами, его
разум - их разумом. Все, присутствовавшие в обзорной, превратились в
единое, взаимосвязанное целое. Сопротивляясь эйфории, готовой вот-вот
перебороть его сознание, Харрис посмотрел вниз. Крысы были заняты чем-то,
совершенно не поддающимся пониманию; один из домиков для потомства был
перевернут, из него высыпалась груда каких-то мелких предметов.
Он схватил Лориану за руку и показал вниз. Крысы действовали
слаженно, точно колонна муравьев или стая перелетных птиц, но слаженность
их была иного рода - в данном случае она говорила о наличии разума. Крысы
собрались в углу - там, куда, как Харрис отлично помнил, была подведена
труба для пополнения кормушек. В зубах и в лапках крысы держали маленькие,
блестящие предметы - совсем как инструменты. Они, насколько можно было
видеть, принялись ломать лючок, закрывающий трубу, одновременно
подкапываясь под него.
Чувство единения, причастности к подавляюще огромному коллективному
разуму, все еще заглушало прочие чувства. Многие потеряли сознание,
остальные вели себя, точно пьяные. На этот раз все присутствующие
подверглись влиянию чувства, испытанного ранее Харрисом. Теперь на крыс
обращали внимание лишь немногие. Люди шатались, падали, некоторые с
пораженным, озадаченным выражением на лицах, стискивали руками головы. То
тут, то там раздавался женский визг. Беспорядок быстро стремился к
состоянию "ада кромешного".
Харрис, ухватившись одной рукой за перила, поддерживал другой
Лориану. Снаружи - сильнее прежнего - раздался еще один удар грома,
добавивший в обзорной шума. Пригодного для дыхания воздуха, казалось, не
осталось вовсе - система вентиляции не справлялась с таким огромным
количеством дышащих существ. Харрис стоял, тяжело дыша, все еще
подвластный очарованию зрелища.
А крысы - с помощью своих примитивных инструментов, собранных за
последние несколько недель - уже взломали лючок в трубу для подкормки.
Скоро они смогут выйти наружу через простую откидную крышку в верхнем
конце трубы...
Они бегут, внезапно понял Харрис, они бегут, чтобы выжить!
Всепонимание, объединявшее их, подсказало им, что обездвиживающая,
ограниченная среда контрольного участка может привести лишь к медленной
смерти их социума - а, значит, и его членов...
- Что случилось?! - закричала Лориана сквозь шум в обзорной, эхом
отражавшийся от бетонных стен, в самое ухо Харриса. Грохнул и раскатился
еще один удар грома - и опять громче прежнего. - Что происходит?!
Не успел Харрис начать объяснения, как прогремел последний раскат
грома, и здание содрогнулось. Посмотрев вверх, Харрис не поверил своим
глазам. Бетонная крыша раскололась пополам; громадный обломок рухнул вниз,
разбив стеклянную крышу крысиного мирка.
Лампы погасли.
Прижав к себе Лориану, Харрис начал ощупью, сквозь толпу
обескураженных, сбитых с толку людей, пробиваться к выходу. Неожиданно он
понял, что чувство гештальта понизилось настолько, что он только смутно
осознавал его.
Раздался еще один удар грома, от которого, казалось, дрогнул пол.
Харрис представил себе раскалывающуюся скалу и отходящий от нее край
обрыва, и принялся еще отчаяннее проталкиваться к выходу. Металлический
помост заскрипел и медленно просел под тяжестью человеческих тел; наружная
стена раскололась и в помещение хлынули струи дождя. Во внешнем мире была
ночь; тусклый свет луны просочился в обзорную и осветил людей, дерущихся
за то, чтоб найти, наконец, точку опоры и пробраться к выходу.
Крысы без всякого смысла сновали вокруг; одна из них вонзила зубы в
лодыжку Харриса. Отшвырнув крысу пинком, он пролез в дыру, зияющую в
стене, таща за собой Лориану.
Дождь снаружи лил, как из громадного, бездонного ведра, и в несколько
секунд они промокли до нитки. По небу бежали многочисленные грозовые тучи,
временами закрывавшие луну.
Они остановились поодаль от исследовательского комплекса и встали,
глядя, как сквозь дыру выбираются остальные. Грунт в одном месте осел, и
от этого здание почти раскололось пополам.
Мысли в голове Харриса безнадежно перепутались. Глубоко вдохнув
холодный, сырой воздух, он едва не задохнулся. Сколько же времени прошло с
тех пор, как он последний раз выбирался наружу? Внутри комплекса время
перестало что-либо значить, и теперь сложно было вот так, сразу,
переключиться на внешний мир.
Он попытался выбросить из головы беспорядочные эмоции и разобраться в
том, что случилось за последние минуты хаоса в обзорной.
Лориана крепко прижалась к нему; волосы ее намокли и липли к коже.
- Все равно не понимаю, что произошло, - сказала она. - Я вообще с
громадным трудом только смогла бы теперь описать все это, или даже просто
представить... Вроде воспоминаний о другом мире.
- Крысы открыли коллективный разум, - пояснил Харрис. - Вот такой
точно гештальт, какой мы чувствовали. Вероятнее всего, это у них
получилось вполне естественным путем. Когда перенаселенность достигла
предела, когда все вокруг стало до предела близким и хорошо знакомым,
когда ни один день ничуть не отличается от всех остальных, а пространство
ограничено, причем демографическое давление ощущается постоянно, между
особями внутри социума формируются вот такие связи. А, собираясь в круг,
крысы, должно быть, инстинктивно стремились достичь того, что чувствовали
мы. Они открыли простейшее средство общения - коллективный разум. Совсем
как у пчелиного роя...
- А почему мы тоже почувствовали?
Харрис обнаружил, что его бьет дрожь - частью из-за
пронизывающе-холодного ветра, частью из-за внезапности обрушившихся на
него перемен. Он будто заново родился; после многонедельной тесноты
исследовательского комплекса открытое пространство сбивало с толку.
- Люди, - проговорил он, - так и не поняли, что наш человеческий
социум развивался абсолютно параллельно изучаемому нами крысиному.
Прогрессирующая перенаселенность вкупе с ограниченностью жизненного
пространства; образ жизни, совершенно чуждый и даже никакой связи с
привычным не имеющий... Все - то же самое.
- Эти обстоятельства и породили гештальт, который мы чувствовали в
обзорной камере. Только вот - почему же раньше это распространялось лишь
на нас двоих?
Он помолчал, размышляя.
- Если я не ошибаюсь, и все, что с нами случилось, суть прямое
следствие прогрессирующей перенаселенности и продолжительного близкого
контакта с окружающими - то в том факте, что вначале гештальт чувствовали
только мы, ничего странного нет. Мы к тому времени уже достигли
взаимопонимания с каждым из обитателей комплекса.
- И это чувство, создаваемое крысами, проявлялось и у нас?
- Да. Вероятно, наличествовала какая-то связь их сознания с нашим...
Равновероятно и наличие каких-либо других факторов. Я только теперь смог
все случившееся описать словами, а в комплексе мог лишь интуитивно
чувствовать и и подсознательно осмысливать свои переживания.
1 2 3 4