Пикуль Валентин
Каторга

Владимир Пикуль
Каторга
* Часть первая. НЕГАТИВЫ *
Издалека вели сюда
Кого приказ,
Кого заслуга,
Кого мечта,
Кого беда...
Ал. Твардовский
Пролог первой части. ЗАОЧНО ПРИГОВОРЕН К СМЕРТИ
Я свободен, и в этом - мое великое счастье... Никто не принуждает автора выбирать себе героя - хорошего или плохого. Автор вправе сам сложить его, как мозаику, из красочных частиц добра и зла. На этот раз меня увлекает даже не герой, а то страшное переходное время, в котором он устраивал свое бытие, наполненное страданиями и радостями, внезапной любовью и звериной ненавистью.
Наверное, герой понадобился мне именно таким, каким однажды явился предо мною, и мне часто делалось жутко, когда он хищно вглядывался в меня через решетки тюрем своими желтыми глазами, то пугая меня, то очаровывая... Порою мне хотелось спросить его:
- Кто ты? Откуда пришел? И куда уводишь меня?
Но сначала нам придется побывать в Лодзи.
Это был "привислянский Манчестер", столица ткацкого дела, ниток, текстиля и тесемок, где в удушливой паутине фабричной пряжи люди часто болели и очень рано умирали. Недаром в пивницах Лодзи любили поминать мертвых:
Эх, пойду я к дедам в гости,
Жбанчик водки на погосте
Выпью, где лежат их кости,
И - поплачу там...
Лодзь входила в XX век как самый богатый и самый грязный город Российской империи: фабрики отравляли людей дымом и копотью, они изгадили воду в реках и окрестных озерах. Трудовой люд копошился в окраинных трущобах, где не было даже зачатков канализации, перед будками уборных выстраивались по вечерам дрожащие от холода очереди. Зато в этом городе сказочно богатели текстильные короли, а на Петроковской до утра шумели кафе-шантаны с доступными женщинами, полураздетые красотки брали по сотне рублей только за интимную беседу с клиентом. Здесь же, на Петроковской, в царстве золота и пороков, неслыханных прибылей и расточительства, высились монолитные форты банков, в которых размещали свои фонды капиталисты Варшавы, Берлина и Петербурга...
Стачки лодзинских ткачей уже вошли в историю революционной борьбы - как самые кровавые, полиция Царства Польского жестоко усмиряла бастующих. В подполье работала "Польская социалистическая партия" (ППС), к центру которой примыкал тогда и Юзеф Пилсудский, будущий диктатор Польши, который силился разорвать революционные связи русских и поляков. На самой грани нашего столетия в ППС появилось левацкое крыло "молодых", заявивших о себе отважными "боевками", где все решала пальба из браунингов, дерзкие экспроприации (сейчас таких людей называли бы "экстремистами").
Был холодный ветреный день, домовые водостоки низвергали на панели буруны дождевой воды. В цукерне пани Владковской почти на весь день задержался молодой человек. Под вечер он щедро расплатился с лакеем и, еще раз глянув в окно, в котором виднелась громадина Коммерческого банка, вышел на Петроковскую - под шумный ливень. Раскрыв над собою зонтик, он проследовал в соседнюю цирюльню пана Цезаря Гавенчика, где был телефон. Приглушенным голосом им было сказано:
- Инженер? Это я, Злубый... где Вацек?
- Ушел, - донеслось в ответ. - Я тут с Глогером.
- Так передай им, что я с утра не вылезал из цукерни. Но, кроме городового у входа, не заметил даже наружных филеров. А что ждет нас в банке - никто не знает.
- Хорошо, - отозвался Инженер. - Я надеюсь, все будет в порядке, а Вацека я успокою. Итак, до завтра.
Покинув цирюльню, Злубый исчез во мраке кривых переулков, изображая крепко подгулявшего конторщика:
Ты лейся, песня удалая.
Лети, кручина злая, прочь..
В полдень следующего дня, когда ливень, загнал городового в подворотню, возле Коммерческого банка остановились четыре коляски. Среди боевиков выделялся респектабельный господин лет тридцати, отлично выбритый - как актер перед генеральной репетицией. В руке он держал объемистый саквояж. Это был член "боевки", имевший подпольную кличку "Инженер".
- Все зависит от тебя, - шепнул ему Вацек, - и пан Юзеф обещал отсыпать тебе тысячу злотых в награду. Если кассир сам не откроет сейф, предстоит поковыряться! Мы будем удерживать банк, пока ты не возьмешь главную кассу.
Инженер встряхнул саквояжем, в котором железно брякнули слесарные инструменты. Он спокойно сказал:
- Не первый раз! Если не нарвусь на замок Манлихера, то с меллеровскими защелками управлюсь быстро...
У каждого боевика было по два браунинга, по четыре пачки патронов. Главные ценности банка хранились в сейфе секретной кассы, куда обязан проникнуть Инженер, а "боевка" тем временем возьмет выручку с общего зала. Не спеша поднимались по лестнице, внешне чуждые один другому. Швейцар все-таки насторожился:
- Вы, Панове, зачем и к кому идете? Вацек показал ему поддельный вексель:
- Получить бы кое-что с вашего банка...
Боевики проникли в общий зал, где публики было человек сорок, не больше. Они заняли места в очередях к кассирам, ожидая сигнала от Вацека. Следом за ними, позвонив куда-то по телефону, вошел в зал швейцар, и только тут Вацек понял, что он из внутренней охраны Коммерческого банка.
- Позвольте ваш вексель, - сказал он Вацеку.
- Получи! - выкрикнул тот, стреляя.
Старая еврейка метнулась к дверям - с воплем:
- Ой-ой, газлуним гвалт... воры пришли!
В дверях банка Глогер всех убегавших сажал на диван. Городовой, появясь с улицы, был убит его метким выстрелом.
- Всем посторонним лечь на пол! - орал Вацек.
Злубый, размахивая браунингом, звал его:
- Берем что есть, и пора отрываться.
- Не забывай об Инженере, который драконит сейф...
Со стороны директорских кабинетов вдруг разом откинулись окошки в дверях, как иллюминаторы в борту корабля. Оттуда выставились руки в ослепительных манжетах, украшенные пересверком драгоценных перстней. В этих изнеженных руках оказались револьверы - директора банка отстреливались!
- Ax, ax, ax, - трижды произнес Злубый, падая...
- Бей по дирекции! - не растерялся Вацек.
Но если боевики стреляли отлично, то служащие банка палили наугад, поражая публику. Началась паника. Люди, уже израненные, падали в очереди у касс, заползали под столы и стулья.
Банк наполнился криками, стонами, грохотом. Вацек вложил в браунинг уже третью обойму.
- Глогер! - позвал он помощника. - Я прикрою ребят, а ты беги в кассу... поторопи Инженера, чтобы не копался! Напомни, что коляска ждет его на Вульчанской, а встречаемся, как всегда, на Контной - за костелом святого Яцека...
Глогер с разбегу споткнулся о мертвого кассира. Перед громадным сейфом стоял Инженер, почти невозмутимый. На стуле были разложены его инструменты, а свой элегантный пиджак он повесил на спинку стула. Глогер осатанел:
- Чего ты здесь ковыряешься? Нельзя ли скорее? Злубый уже истекает кровью, а Вацек давно с пулей в ноге.
- Держитесь, - с улыбкой отвечал Инженер и поправил на голове котелок. - Мне попался "меллер", но страховые "цугалтунги" держат замок крепко, как собака мозговую кость.
- Твоя коляска на Вульчанской, - напомнил Глогер.
- До встречи на Контной, - отвечал Инженер, и сейф тихо растворил перед ним свое нутро, набитое золотом.
Глогер вернулся в общий зал банка, где мертвые лежали уже навалом, а через окошки директорских кабинетов продолжали сыпаться пули. Вацек едва заметил Глогера:
- Ну, что? Взял он сейф?
- Взял.
- Тогда отходим. Берем Злубого... тащи! Отстреливаясь, подхватили Злубого, потом бросили его:
- Да он уже готов... Скорее на выход!
Где-то вдали заливались свистки полиции и дворников, но все кончилось благополучно: через полчаса гонки на колясках запыхавшиеся боевики собрались на Контной улице.
- А где Инженер? - первым делом спросил Вацек.
- Его и не было, - ответил хозяин "явки".
Инженер не пришел на Контную - ни вечером, ни ночью. Напрасно ждали его несколько дней. Побочными каналами Глогер выяснил, что он не был схвачен полицией - ни живым, ни мертвым. Он попросту пропал - вместе с саквояжем.
- Глогер, ты сам видел, что сейф был уже открыт?
- Да, Вацек... в нем полно было золота.
Вацек с бранью распечатал бутыль с водкою:
- Помянем Злубого его любимой песней: "Ты лейся, песня удалая, лети, кручина злая, прочь..." Теперь все нам ясно, - сказал Вацек. - Пока мы там отстреливались, прикрывая раненых, Инженер увел с банка всю главную сумму и спокойно скрылся. Я счел нужным оповестить об этом Юзефа Пилсудского, который сказал, что отныне Инженер заочно приговорен к смертной казни. Кто бы из нас и где бы его ни встретил, должен привести приговор партии в исполнение...
Глогер ознакомил Вацека с берлинской газетой:
- Читай, что пишут немцы из Познани...
Познань тогда принадлежала Германской империи. Пресса оповещала читателей, что в одну из ночей ограблен познанский банк, причем - как подчеркивалось в газете - взломщик опытной рукой нейтрализовал предохранительные "цугалтунги".
- Это он... конечно, наш Инженер! - решил Вацек. - Теперь, законспирированный и вооруженный, обладающий изворотливым умом, он способен принести немало вреда. А потому приговор остается в силе - смерть ему! Только смерть.
- Клянусь: я убью его, - отвечал Глогер...
1. СТАВЛЮ НА ТРИДЦАТЬ ШЕСТЬ
Вечерний экспресс прибыл во французские Канны, оставив на перроне пассажиров, жаждущих исцеления от хронических катаров, подагры, бледной немочи и прочих злополучных чудес. Среди них оказался и некто Глеб Викторович Полынов, прибывший из Берна, где он состоял при русском посольстве. О причастности его к дипломатии первой известилась Жанна Лефебр, случайно оказавшаяся его соседкою по купе. Впоследствии она показала, что у нее сложилось мнение о господине Полынове как об очень порядочном и религиозном человеке:
- Он говорил, что едет в Канны не ради процедур от малокровия, а лишь затем, чтобы насладиться голосами капеллы, поющей в православном храме великомученицы Александры...
Полынов нанял у вокзала извозчика и, кажется, был уже достаточно хорошо знаком с местными условиями:
- Отвезешь меня сразу на "Виллу Дельфин", что на Рю-де-Фрежюс, дом шестьдесят восемь. Кстати, что там профессор Баратат? Работает ли у него машина для электротерапии, которую он обещал в прошлом году выписать из Берлина?
Как выяснилось позже, немецкий клиницист Баратат, содержавший для богачей лечебный отель, не запомнил среди своих пациентов Полынова - по той причине, что тот к нему не обращался. Ничего не могли добавить и русские служители храма великомученицы Александры, ибо не видели дипломата среди молящихся. Зато прислуга отеля утверждала, что Полынов всеми повадками напоминал варшавского жуира и пижона, они даже слышали, как однажды он забавно мурлыкал по-польски:
Не играл бы ты, дружок,
Не ходил бы без порток,
Сохранил бы ты портки,
Не залез бы ты в долги...
Правда, вышеназванная Жанна Лефебр потом вспомнила, что видела Полынова еще раз, когда он проводил партию в теннис с одним англичанином на санаторном корте:
- Меня не удивило, что он легко беседовал по-английски, ибо все дипломаты хорошо владеют языками...
Очевидно, господина Полынова привлекло в курортные Канны нечто другое, более важное, нежели чистота голосов православной капеллы или новейшие достижения электротерапии. В этом не ошибся и солидный портье "Виллы Дельфин", подобострастно выслушавший от Полынова первый заказ:
- Завтра приготовьте билет на вечерний поезд, я решил навестить Монте-Карло... Сколько тут ехать?
- Поезд идет один час и сорок минут.
- Вот и хорошо...
Портье с поклоном проводил богатого русского дипломата, а затем позвонил куда-то по телефону:
- Завтра. Вечерним поездом. Да. Будет играть.
Сейчас трудно решить криминальный вопрос - глуп или умен человек, который, ничего не делая, желает иметь больше других. Наверное, именно для таких людей, для глупых или для умных, заманчиво жужжит в Европе зловещая каналья - рулетка. Сколько было охотников выявить "систему" выигрыша, какие только "теории" ни излагали ученые по вопросу "вероятности", чтобы обдурить скачущий по кругу дешевый костяной шарик, однако ничего путного из этих потуг не вышло... Читателю я напомню: с тех пор как Германия в 1873 году закрыла свою рулетку в Баден-Бадене, столицей международного азарта сделалось мизерное княжество Монако - с рулеткою в Монте-Карло, и тысячи авантюристов устремились к лучезарным пляжам Средиземного моря. Монако - это государство, в котором любой ресторанный оркестр гораздо больше всех вооруженных сил княжества. Впрочем, того нельзя сказать о тайной полиции Монте-Карло, всегда считавшейся самой виртуозной полицией Европы, и это вполне понятно, ибо где звенят большие деньги, там всегда можно сыскать преступника...
Полынов, появясь в Монте-Карло, не глазел по сторонам, как заезжий турист, напротив, он шагал уверенной походкой человека, который уже бывал здесь. Вот и казино! Дипломат равнодушно миновал его первые залы, где за столиками тряслась от алчности всякая мелкотравчатая "мелюзга", озабоченная жалким выигрышем в два-три франка, и сразу же устремился в центральный зал. Здесь шла такая большая игра, при которой можно задохнуться от счастья или застрелиться от неудачи.
Подойдя к рулетке, он произнес одно лишь слово:
- Banko'!
- Вы сказали: banko? - переспросил Полынова крупье.
- Да. Играю на все, что у вас есть в кассе.
- Тогда назовите номер, мсье.
- Ставлю на тридцать шесть...
Среди публики возник невнятный шепот, прошуршали платья дам, спешащих к столу. На No 36 никто ведь не ставит, ибо на этой цифре рулетка кончается, а дальше - бездна отчаяния. Но в случае выигрыша удачника выплата ему составит колоссальную прибыль - тридцать шесть к одному!
Крупье внимательно всмотрелся в лицо Полынова:
- Пять лет назад вы были моложе, - вдруг сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9