Чёрный цвет древней скалы, помимо прочего, служил и вечным напоминанием молодым ученикам, подмастерьям и даже мастерам, что первичной субстанцией этого грешного, тварного мира была Тьма, вечная, неизменная, неистребимая и враждебная всем тем, кто дерзает потревожить Её покой. Никогда об этом не должен забывать ни один из носящих жезл Ученика, короткий посох Подмастерья или же полноразмерный – Мага.
На чёрной площади не устраивалось ни шумных торжищ, ни торжеств – люди обходили её стороной, и даже чародеи, даже профессора и приват-доценты Академии во всякое время года пользовались иными путями. На саму площадь выходил парадный фасад главного корпуса Академии, высокая трёхстворчатая арка входа с вечно запертыми железными воротами, изукрашенными причудливой чеканкой и литыми барельефами; ворота эти открывались только один раз в году, в первый день месяца сентября, когда наступал День учеников.
Ордос готовился к нему загодя. Готовились содержатели постоялых дворов, таверен, трактиров и «красных фонарей» и вообще весь торгующий люд города негоциантов, где, помимо магов, свили гнёзда многочисленные и тороватые купеческие гильдии, составившие богатства на торговле с дальними островами вроде Волчьих, что у самой границы вечных льдов. Крутобокие мореходные каравеллы купцов хаживали и далеко на полдень – за Врата Кинта, за Огненный архипелаг, через Великое Полуденное Море, к Студёным Землям на крайнем юге: плавали на восток, вдоль цветущих берегов Харра за Восточной Стеной, достигая сказочных земель Синь-И; и только на запад, за небольшой в сравнении с Правой и Левой Клешнями остров самого Утонувшего Краба путь негоциантам был заказан. И не потому, что там жили какие-нибудь свирепые боги или там чудовища – чудовища как раз обитали здесь, под самым боком, на давно обжитых землях – на западе обосновалась сама Смерть, и туда уходили только в одно-единственное плавание. То, что неизменно становилось последним. Но об этом в относительно благополучных землях вокруг Моря Надежд предпочитали не вспоминать. Все люди, в конце концов, смертны…
И, случалось, в ордосском порту все корабли внезапно приспускали флаги, а все до единого портовые кабаки неожиданно оказывались запертыми. Молчаливые моряки выстраивались на палубах, хотя ни капитаны, ни боцманы не отдавали им такой команды, Взгляды сотен людей провожали потрёпанный, невзрачного вида кораблик, на палубе у штурвала которого, как правило, стоила одна-единственная фигура. Капитаны редко доживают до старости. Но, даже дожив, они далеко не всегда стремятся умереть в собственной постели. Зачастую бывалый морской волк безошибочно чувствуя приближение, сам прощался с семьёй, покупал какую-нибудь небольшую посудинку, ставил парус, поднимал на мачте белоснежный, без каких-либо знаков и символов, флаг – после чего брал курс на запад. Иногда вместе с ним на шканцы всходила жена.
Назад никто никогда не возвращался.
Путь кораблика под белым флагом лежал на закат, через Море Надежд, мимо берегов Семиградья, мимо известного всем до единого мореходам маяка на северной оконечности Кинта Дальнего, Змеиного острова, и дальше, через открытые пространства Мори Клешней, сквозь тамошние вечные бури – к Утонувшему Крабу, полюбоваться с борта на его удивительные сады и дворцы – иноземцы на берег не допускались, – и ещё дальше, дальше, в неведомое Море Тьмы, не имевшее ни границ, ни пределов. Никто никогда так и не смог обогнуть мир, совершить кругосветное путешествие, хотя учёные звездочеты давно уже вычислили, что мир имеет форму громадного шара. На крайнем севере путь кораблям преграждали льды. На крайнем юге творилось то же самое.
Однако непохоже, чтобы это хоть в малейшей степени заботило бы Академию Высокого Волшебства. Маги имели свои собственные пути, недоступные не только простым смертным, но даже и надменным Тёмным эльфам Нарна. И занимались маги прежде всего своими собственными делами. В такой день, как первое сентября, они набирали себе учеников.
Те, кто рвался переступить заветный порог Академии, с раннего утра собрались на чёрном камне заветной площади. Около трёх сотен человек, совсем юных безусых мальчишек и девчонок с едва обозначившейся грудью – до тёртых, битых жизнью седовласых мужиков и почтенных матрон, за юбки которых цеплялись зачастую не то что дети, а даже и внуки.
Они съехались со всех концов земли: с равнин Мекампа, от острых пиков Железного Хребта, из непроницаемых теней Вечного леса, с привольных побережий Моря Призраков, что никак не оправдывало своё столь зловещее прозвание; сыновья и дочери королей и герцогов, князей и дружинников, ремесленников и купцов, пахарей и мореходов.
Разумеется, сюда пришли не просто так, от одного лишь явившегося желания сделаться могущественным чародеем или волшебницей. Надо было иметь способности; и немало магов, живших по берегам Моря Надежд, в Семиградье, Кинте или, скажем, в Империи Эбин, занималось как раз поиском среди всего множества обитателей Старого Света тех, что способны были уловить незримую и неслышимую пульсацию Великих Сил, пронзающих тварную плоть этого мира. С вожделенными Кольцами учеников счастливчики отправлялись в Ордос… с тем чтобы остаться там или же, понурив голову, вернуться назад. Справедливости ради следует заметить, что Академия всё-таки принимала большинство явившихся. Отсеивалась едва ли треть.
Здесь, на чёрном Изначальном Камне древней скалы, на какое-то время отменялись сословные и даже родовые различия. Тёмный эльф из дремучих болотистых лесов северного Нарна мог вполне мирно беседовать с гномом-рудокопом Железных гор, хотя на границе своих владений эти народы то и дело пускали друг другу кровь. Приписной пахарь Империи мог запанибрата хлопнуть по плечу надменного эбинского аристократа. Темнокожие обитатели Салладора, земли природных магов и колдунов, заводили беседу с трапперами Змеиных лесов Ближнего Кинта – опять же несмотря на то, что салладорцы издавна считали себя отмеченной Древними Богами расой, почитая всех остальных достойными лишь рабской доли.
Толпа собралась на площади Чёрного камня задолго до рассвета. С первым лучом солнца белые врата Академии распахнутся, появится торжественная процессия – маги и чародеи, адъюнкты, приват-доценты, профессора, деканы; по традиции замкнёт процессию ректор. Занимавший эту должность почитался остальным Старым Светом как сильнейший маг этого мира – исключая старуху-Смерть, разумеется.
Свято соблюдая обряд, люди на площади говорили о чём угодно, но не о предстоящих испытаниях и, для тех, кому повезёт, – Выборе. Обсуждались погоды и урожаи, военные новости: Кинт опять сцепился с полудикими Древними из Змеиных лесов, салладорцы отправили очередную карательную экспедицию за Восточную Стену, мстя обитателям пустыни за набег; теократы Аркина пригрозили войной независимым баронствам Эгеста, если баронам опять вздумается наложить лапу на церковные земли и десятину, а равным образом помешать Святой Инквизиции должным образом исполнять свои обязанности по искоренению греха: Светлые эльфы, жители Вечного леса, по слухам, в который уже раз поссорились с Тёмными эльфами Нарна, и дело, говорили, уже дошло до крови.
Толпа мало-помалу разбивалась на группки. Кое-кто искал земляков или – неосознанно – ровню по рождению; кто-то, напротив, опьянённый царившим на площади равенством или, на худой конец, неплохой его имитацией, рвался поглазеть и поболтать с теми, о ком он раньше мог слышать только страшные сказки; однако среди пришедших на площадь нашёлся один, кому всё происходящее казалось совершенно безразличным.
Высокий седой парень с худым, обветренным и бесстрастным лицом молча стоял, завернувшись в плащ и опершись на простой сосновый посох, сделанный из ошкуренной прямой ветви. На парне был плащ явно с чужого плеча, старые стоптанные сапоги и простые холщовые порты. Оружия при нём не было – хозяева Ордоса строго следили за тем, чтобы даже особы королевской крови являлись на площадь Чёрного камня без своих излюбленных игрушек.
На безымянном пальце левой руки парни тускло поблёскивало серебряное кольцо старого мага Парри.
Юноша бесстрастно ждал. Так умеют ждать только привычные ко всему степняки-номады; правда, сам парень на кочевника нимало не походил. Те – невысокие, коренастые, широкоплечие; юноша же был хоть и высок, но строен, даже тонок; правда, ни у кого не повернулся бы язык назвать его «слабаком»: чем-то неуловимым он напоминал длинную смертоносную рапиру, от которой не спасёт никакая кольчуга. На него косились; но никто так и не подошёл заговорить.
Церемония, как и положено, началась с рассветом. За высокой стеной Академии нежно и певуче зазвучал горн. Ему отозвались трубы, и в такт нарастающей мелодии над зубцами стены начало разгораться многоцветное зарево. Люди на площади замерли; густая толпа в примыкающих переулках разразилась воплями восторга – несмотря на то что церемония проходила каждый год, маги ещё ни разу не повторились, ни в цветовой гамме, ни в торжественной мелодии.
Белые ворота распахнулись. Однако, против ожиданий, из них вышла не торжественная процессия, а с десяток одетых в ослепительно белые одежды мальчишек. На шее у каждого висел обширный, открытый сверху короб. Каждый пришедший на площадь запускал в короб руку, вытаскивая оттуда небольшой, с пол-ладони, шарик – алого, голубого, перламутрового и вообще всех цветов, какие только можно себе представить. И, едва шарик оказывался в чьей-то ладони, на гладком блестящем боку его тотчас проступало имя человека, которому этот шарик достался.
Седой парень в свой черёд тоже запустил руку в короб. Парри во всех подробностях рассказывал ему о церемонии – каждый неофит должен был отдать свой шарик декану того факультета, где хотел бы учиться. Однако в этом состояла только половина выбора – второй занимались сами деканы или, точнее, созданное ими магическое устройство каким-то образом само распределяло новых аколитов по факультетам, сообразно с их достоинствами и даром. И только если выбор ученика совпадал с выбором Академии, неофит мог переступить заветный порог. Как правило, выбор этот совпадал – собственно говоря, та отсеивающаяся треть как раз и состояла из людей, у кого выборы не совпали, что означало – сама Великая Сила против их обучения.
Юноша с кольцом старого Парри на пальце взглянул на доставшийся ему шарик и, несмотря на всё своё бесстрастие, удивлённо поднял брови. Шарик на его ладони оказался каким-то блеклым, белёсым, с грязно-серыми разводами – словом, совершенно не походил на доставшиеся другим на площади. И еще – на нём не было имени. Никакого. Ни того самого, настоящего, едва не забытого – Фесс, ни данного старым Парри прозвища – Неясыть, по имени громадной белой совы, грозы пернатых обитателей Северного Клыка.
Юноша молча повертел шарик в пальцах и, недолго думая, сунул в карман портов. Ну вытащил такой вот странный, что же тут такого? Правда, другим попадались всё больше шарики ласковых и тёплых цветов, от спелой ржи до небесной голубизны; редко где мелькали искры алого или ярко-оранжевого; так же мало попадалось тёмно-синих или фиолетовых. Чёрных и вовсе не было видно.
Спрятав шарик, Фесс – или, вернее. Неясыть, потому что от старого Фесса в нём осталось не так уж много – вновь застыл, точно изваяние, – это его умение ставило в тупик ещё старика Парри. Замерев, не мигая и, похоже, даже не дыша, юноша мог стоять часами, и понять, что он живой, возможно было, только коснувшись его руки, тёплой, а не заледеневшей, как у мертвеца.
Неясыть умел ждать. Правда, он и сам не знал, где и как он этому научился.
Но сейчас – дело особое. Он должен пройти за эти белые ворота. И узнать во всех подробностях, кто он такой и откуда взялся. Одного только имени да слабого призрака прошлого – некоей благословенной Долины – ему было мало. Если он оттуда родом, то он хочет вернуться домой. Если нет – узнать, почему уцелели только эти воспоминания. Ещё Неясыть хотел знать, отчего умеет то, что умеет, и кем он был в своей прошлой, начисто отрезанной жизни. Трёх коротких слов – воин, маг, шпион – было недостаточно. Это он знал и так. Он знал, что способен был сплести заклятие не хуже заправского волшебника, но это умение потерялось, пропало в катастрофе – значит, нужно учиться магии заново. Сила, по утверждению всё того же Парри, у него была, научить управлять ею могли только здесь – значит, так тому и быть.
Неясыть не думал о том, что, возможно, Академии не единственное место, где можно выучиться магии. Старый Парри спас ему жизнь, выходил, кормил, отрывая от себя скудный кусок, учил языку – так зачем ему было обманывать?
Фесс без колебаний отбросил все посторонние мысли и молча продолжал ждать.
Наконец за белыми стенами вновь заиграли горны.
По широким ступеням первым вниз двинулся клир той церкви, что находилась в Академии, – диаконы, настоятель, певчие; следом, за слугами Спасителя, неторопливо, соблюдая достоинство, шли наставники и профессора. Замыкали шествие деканы факультетов – солидные, бородатые, осанистые, они не шли, а шествовали, опираясь на длинные резные посохи, изукрашенные самоцветами, жемчугами и перламутром. Неясыть знал их всех по именам, знал, какой факультет кто возглавляет, – Парри постарался. Невольно Неясыть вспомнил их разговор, один из последних, уже перед самым своим уходом. Парри тоже собирался покинуть надоевшую ему башню, он получил свою награду, разрешение поселиться в Семиградье и немалую сумму в золоте; теперь ему оставалось только дождаться сменщика.
«Всего факультетов двенадцать, – неспешно говорил Парри, прихлёбывая пустой кипяток – заправить его было уже нечем, в кладовой осталось только немного муки. – Первый, самый древний – общего волшебства. Через него проходят все студиозусы, кроме – ну, ты это и сам узнаешь. Второй, третий, четвёртый и пятый – само собой, стихийное волшебство:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10