Но последний король сплоховал. Из его потомства выжило лишь двое сыновей. Старший получил Баркхейм, Страну Кораблей на востоке, младший — Веллирхейм, Страну Полей, западное княжество. А между ними узким клином была зажата Лайя, земля асенов.
* * *
— И что же, у этого Вестейна есть шансы? — полюбопытствовала я.
— Очень может быть. Почему-то король предпочитает слушать его, а не своих советников-аристократов. Кроме того, хоть все дамы Аврувии уже трубят о рыцарских достоинствах княжеского посланника, если мы откажемся, он может спустить па нас своих маркграфов. Тарды специально сажают на границах самых отъявленных бандитов.
И юноши тщательно изобразили на своих лицах мрачную покорность судьбе. Это смотрелось очень трогательно.
— Вестейн Вестгейр, — сказала я задумчиво.
— Что сие означает?
— Вестгейр по-тардски — Копье Запада.
— Ну вот, — вздохнул молодой человек, — еще одна крепость выкинула белый флаг.
— Кстати, премудрая кузина, — вмешался второй, — вы так хорошо осведомлены об обычаях тардов. Скажите, правда ли, что у них не существует брачных законов? И что они женятся лишь по взаимной склонности?
— Не знаю. — Я пожала плечами. — Наверное, бывает и так и эдак. Просто тарды — народ воинов, и женщин среди них всегда больше, чем мужчин. Поэтому, чтобы удержать мужа при себе, тардка старается внушить ему любовную страсть.
— А мужчина?
— Мужчина, как всегда, верит женщине. Тот, кто поумнее, старается придумать какое-то обоснование этому. Например, один тардский поэт учит, что женщина должна стать для мужчины одновременно супругой, возлюбленной и Дамой Сердца. Куда потом от такой денешься?
— Другими словами, они не видят различия между любовью и браком, а потому им не удается ни то ни другое?
Тут я почувствовала, что разговор приобретает опасный оборот. Еще немного пообсуждаем обычаи хардов, а потом дойдем до моей собственной злосчастной свадьбы. Поэтому я поспешно сказала:
— Если вам верить, сами асенки прославляют благородство этого тарда. Видите, каких успехов добились тардки в воспитании своих мужчин.
И, оставив кузенов поразмышлять над этим умозаключением, под руку с отцом удалилась.
— Ох, болтуны проклятые! — вздохнул отец. — Вот я недавно выписал из деревни одного мальчика, так милое дело — все время помалкивает.
Ответить я не успела. У меня все мгновенно вылетело из головы. По аллее поднималась женщина, встречаться с которой мне совсем не хотелось.
«Ну вот, — подумала я мрачно, — с веселым тебя праздничком, Кай! То-то радости сегодня будет!»
Отец тоже увидел кого-то на ближайшей аллейке.
— Ты прости, девочка, — сказал он, — я тебя ненадолго брошу. Нужно кое с кем поговорить. Увидимся за столом.
С ним всегда так: заботы о Доме вытесняют все прочее. Я его милостиво отпустила.

ИВОР
Нормальному человеку лучше обходить стороной места, где веселятся аристократы.
Вино стряхивает с человека шелуху, позволяя разглядеть ядро. Говорят, что пьяные тарды шумны и драчливы, словно дети. Асены же, выпив, становятся мудрыми, как змеи.
Очень скоро я почувствовал, что очутился в гадючнике. Из-за каждого дерева на меня глядели темные, непроницаемые глаза, да и шипения слышалось предостаточно.
Аристократы отдыхали. Обменивались тонкими язвительными намеками, смеялись над какими-то замысловатыми шутками, а я молча шатался от одной компании к другой и до смерти хотел домой.
По счастью, на меня налетел Ник, мой старший брат. Он тоже был здорово под хмельком, но это его не портило.
— Ах, глотка тардская! Ив! Ты что здесь делаешь?
— Хожу на задних лапках, — буркнул я мрачно.
— Серьезно, как тебя сюда занесло?
Я коротко рассказал о своих злоключениях.
— Вот морды тардские! — прокомментировал Ник. — Слушай, я могу что-то сделать?
— Да боюсь, что нет. Лучше не лезь.
— Нет, ну надо же! — сказал он обиженно. — Как тардские корабли топить на море, так пожалуйте, господин Никлас, а как тут, на земле, так не нашего ума дело, старшие решат.
— Зачем это ты корабли топишь? — поинтересовался я.
— Брось, они же сами напрашиваются. Как отойдешь от берега, они уже тут как тут. На острова пропустят, конечно, дождутся, когда с грузом домой пойдем. А там и ловят. Ну вот и деремся немного. Груз-то дорогой.
— Сарема? — спросил я.
— Она, кормилица.
Ник указал на горящие в светильниках желтые шары, и в глазах его засветилась нежность. Каждый шар испускал свой тонкий, дразнящий аромат. Плантации деревьев, с которых собирали душистую смолу, были одной из сокровищниц Дома Дирмеда.
— Тарды без нее жить не могут, — пояснил Ник. — Притирания делают, представляешь? Бабы мужиков приманивают на запах, мужики — баб.
И добавил несколько слов, выражающих его полное презрение к тардским мужчинам, не могущим обольстить женщину без помощи саремы.
— Все мы тут повязаны, — ответил я невпопад.
В самом деле, зачем асенам сарема? У них жертва всегда сама залезает в силок. Как я сейчас. Похожу здесь, погрущу и пойму, что с аристократами мне делать нечего. Проще отдать им все и исчезнуть.
— Кстати о тардах. Ты еще не видел их вблизи?
— Не удостоился.
— Пошли, познакомлю с одним. Я его привез в Аврувию полгода назад. Он получше других будет — забавный. Особенно если напоить.
— Пошли, — согласился я радостно.
Мне сейчас нужно было мощное противоядие от асенов.
* * *
Тард был в самом деле замечательный, хоть и трезвый. Видно было, что его не слишком беспокоят душевные смуты, но к тем, кого они беспокоят, он относится с сочувствием.
Он очень вежливо восхищался нашим праздником.
Как его зовут, я уже не услышал. Потому что взглянул на его спутников и понял, что противоядие может оказаться страшнее самого яда.
Нет, конечно, ни облаченный в черные одежды господин, ни его почтенная супруга не привлекли моего внимания. Нет, конечно, не они…
(Почему так часто говорят о красоте асенских женщин? Потому лишь, что они знают тысячу и один способ привлечь к себе глаза мужчин? Или оттого, что они крепко вбили это мужчинам в головы? Но все знают, что асенки прекрасны, тардки лихие бабенки, а на цереток и смотреть нечего.)
Она была красива как… Как облако, которое сейчас унесет ветер. Как птица, вспорхнувшая с ветки. Как дерево в каплях дождя, на миг вспыхнувшее под солнечными лучами.
Я непонятно говорю?
Она была одета в безобразное серое платье, и я в первый раз в жизни пожалел, что вижу сквозь время, а не сквозь ткань. Какие-то кошмарные кружева скрывали ее шейку до самого подбородка. Она поджимала губы, как старуха. Она не знала, куда деть руки. И все же я в жизни не видел девушки прекраснее. Ее красота была чем-то случайным, ненужным, почти нелепым. А поскольку я все последние дни также чувствовал себя нелепым и случайным, она сразу же стала мне несказанно дорога.
— Ида, — сказал суровый церет, — моя племянница. Он плохо говорил по-асенски, и вместо «найхе» — племянница сказал «найксе» — русалка. «Ида, моя русалка».
Я что-то ответил. О том, как я рад знакомству.
У нее были густые русые с золотинкой волосы, к концам они светлели. Наверное, если распустить их, они чуть-чуть вьются. Кончики пальцев закололо — до того захотелось дотронуться. И серые глаза. Такие, что цвет не разобрать, пока не подойдешь ближе. Близко-близко.
Первая моя мысль была: «До чего же не вовремя!» Потому что я знал: это всерьез и надолго.
Тард расспрашивал меня о нашем поместье. Кажется, не разводим ли мы лошадей. Что-то я отвечал.
И тут запели флейты. Хозяева приглашали всех в дом на церемонию.
Прежде чем Ник или этот тард успели понять, что происходит, я протянул Иде руку:
— Разрешите сопровождать вас к столу, госпожа?
Она отступила и пробормотала что-то на своем языке.
Впрочем, без перевода было понятно, что перспектива идти со мной под руку внушает ей неодолимый ужас. Дядюшка ее стал мрачнее тучи.
Тард принялся извиняться, говорил что-то о церетских обычаях. Ида залилась краской.
Я выдавил из себя:
— Конечно, о чем речь, разумеется.
И поспешно откланялся.
Даже не предполагал, что могу так обидеться.
На что обижаться, если рассуждать трезво? Какое право я имею? И тем не менее спутница была мне нужна позарез. Если я войду в дом один, то подпишусь под своим отлучением от Дома Дирмеда. Я быстро шел по аллее, выискивая дам, у которых еще не было кавалеров. «Я с любой пойду плясать, которая отважится ».
Все девицы, однако, уже прекрасно знали, кто я такой и что у меня не все в порядке с головой, а потому спешили отвернуться и заняться разглядыванием какого-нибудь цветочка на клумбе. Глаз не отвела только одна. К ней я и направился, горя обидой.
— Добрый вечер, кузина.
— Добрый вечер, кузен, — ответила она удивленно. — Простите, мы виделись раньше?
— Нет, к моему величайшему сожалению.
— Тогда почему вы так уверены?
— В чем?
— Что я -ваша кузина.
— О, в каком-то колене — несомненно. Все аристократы родственники.
Она рассмеялась, и тут я наконец понял, почему она не отвернулась. На ее шее висел маленький серебряный кулон: фонарик со стеклами из дымчатых аметистов. Она надеялась, что этот знак отпугнет любого навязчивого кавалера.
Но у меня уже не оставалось времени.
— Я — Ивор, сын Аида. Вы разрешите сопровождать вас?
Она снова удивилась:
— Вы меня не узнали?
— Нет, ведь мы раньше не встречались.
— Я — Кайрен. Припоминаете?
— Простите, что? Я всего неделю назад приехал из поместья.
— И вам еще не успели рассказать всех новостей?
— Я почти ни с кем здесь не знаком.
Она засмеялась:
— Вы славный. Странный немного, но мне это, пожалуй, нравится. Пойдемте.
И подала мне руку.
— Кстати, кузина, — сказал я, — о чем мне разговаривать с вами по дороге и за столом, чтоб не попасть впросак?
— Только не о свадьбе, — ответила она поспешно. — Вы чем обычно занимаетесь? Я имею в виду, у себя в поместье. Лошади? Карты? Хозяйство?
— Хожу по лесу. — И, сообразив, что ответ звучит странно, добавил: — Охочусь.
— Вот и отлично! Будете мне рассказывать про ваш лес. А я обещаю внимательно слушать.
Впереди шли церет с женой и тард с Идой. Я заметил, что ни та ни другая пара не держалась за руки.
* * *
Свадебная церемония была проста до предела. Считается, что аристократы не нуждаются ни в чьем благословении. И если какие-то ритуалы еще выполняются, то лишь ради почтения к их древности. Словом, аристократы обращаются с богами как с выжившими из ума стариками и старушками: снисходительно потакают их мелким капризам и вежливо уклоняются от их советов в серьезных делах.
Отец невесты передал жениху белого голубя. Фергус, показывая, что согласен на брак, выпустил птицу в ночное небо. Потом он вдел в уши Алов опаловые серьги Дома Дирмеда, и все было закончено. Аристократы вернулись к своим разговорам и шуточкам, новобрачные накинулись на еду.
Боюсь, я оказался плохим кавалером. Весь ужин я бессовестно пожирал глазами Иду, а когда повернулся наконец к своей даме, ее уже след простыл.
Я твердо приказал себе не смотреть больше на церетку, а то она, бедняжка, не сможет проглотить ни кусочка. Приказ я выполнил, но настроение тут же испортилось.
Я сидел и распалял в себе злобу на аристократов. Мне вдруг сделалась омерзительна их манера играть свадьбы — будто сводили вместе двух породистых лошадей. А еще смеют называть крестьян грубыми и разнузданными. Посмотрели бы на себя сейчас. Каждый обязательно смерит новую пару похотливым взглядом. И никому в голову не придет, что в таком соединении заключена какая-то тайна, непостижимая для разума сила, заставляющая их на миг подняться от обычного человеческого скотства к всемогуществу. Что только это в нас и ценно, а не наши корабли, плантации и поместья.
Похоже, я здорово захмелел. За столом уже почти никого не осталось. Молодежь устроила танцы в большой гостиной, те, кто постарше, разложили карты. Я понял, что пора уносить ноги. Сейчас меня никто не заметит.
Я спустился в сад и услышал голоса. Внизу, у мраморного фонтана, изображавшего некое морское чудовище, стояли две женщины.
В одной из них я с удивлением узнал свою даму. Вторая — сухопарая девица не первой молодости — выговаривала ей визгливым голосом.
— И года не прошло, а ты уже снова веселишься тут! Всем подряд глазки строишь! Мало у тебя, видно, развлечений в Храме.
Кайрен ответила тихо, но внятно:
— Тейя, прошу тебя, нас могут услышать. Ради памяти Энгуса, не устраивай снова скандала.
— Ты еще имя его смеешь произносить, грязная ты…
И с размаху залепила моей даме звонкую пощечину.
И что самое невероятное, моя гордячка аристократка не сказала ни слова, а лишь опустила голову, как провинившаяся служанка.
Я хотел было прийти ей на помощь, но потом подумал, что лучше не спешить. Защищать женщину от женщины — дело неблагодарное. Тем более что увидел спускавшихся по лестнице церетов и тарда. Я нырнул в ближайшие кусты, добежал, перепрыгивая через клумбы, до ограды и успел увидеть еще раз бледное личико и золотистые волосы Иды прежде, чем она села в коляску. Садились женщины также сами, без чьей-либо помощи, и могу засвидетельствовать, что Ида справилась со своими юбками с неподражаемой грацией.
Вернувшись назад, я застал Кайрен в одиночестве все у того же фонтана. В глубокой задумчивости она «пекла блинчики»: бросала золотые монеты так, что они плашмя стукались о воду и снова подскакивали.
— Доброй ночи, кузина, — сказал я как можно мягче, чтоб не напугать ее.
Но она не испугалась.
— Доброй ночи, кузен, — ответила она спокойно. — Вы что, видели?
— К сожалению. Я оказался от вас слишком близко.
— Не мудрено. Бедняжка визжала на весь сад. Это сестра моего покойного жениха. Считает, что я повинна в его смерти.
Только тут я заметил, что она все еще дрожит то ли от холода, то ли от обиды, и накинул ей на плечи свой плащ.
— Кузина, вы поступаете неразумно, сидя здесь. Давай те я провожу вас домой.
Она покачала головой:
— Спасибо, но я тоже живу за городской стеной.
— Может быть, вы переночуете у родни?
— После того, что сегодня случилось?
1 2 3 4 5 6 7