Брайан Олдисс
Лето Гелликонии

Человек – всегда на удивленье симметричен,
Пропорции его – «Сеченье золотое»
И с миром, что вокруг него лежит,
Давно он сжился преотлично.
Любая часть его – творенье выше всех похвал,
И так же в дружбе с головой его рука,
Как сам приятельство он водит
С Луною и приливами морей.
Так много ожидает Человека слуг,
Что не о всех он слышал и не всех их знает.
В любом пути, который соизволит он начать,
Они дадут ему и силы и поддержку,
Тем паче, коль недуг злой обуяет вдруг его,
Согнав со щек румянец, слабостью дурной наполнив тело.
Могучая Любовь! С ней наш герой, имея мир внутри себя,
Бессчетное число миров обрел в придачу
И помощь в них нашел. 
Джордж Герберт. Человек
Глава 1
Берег Борлиена

Волны захлестывали полого нисходящий к морю песчаный пляж, откатывались и набегали снова. Наступающие бесконечной чередой из океанского простора гребни рассекала вздымающаяся из воды неподалеку от берега скала, поросшая на макушке растительностью. Сразу за скалой светлый цвет мели резко сменялся более темным оттенком глубины. Когда-то давно, в незапамятные времена, эта скала была частью могучей гряды, далеко врезавшейся в сушу, но подземные толчки и непогода разрушили камень, источили и ссыпали остатки в бухту.
У скалы было имя. Люди называли ее Линен. Имя скалы дало название бухте и близлежащему местечку – Гравабагалинен. Бескрайняя сверкающая водная голубизна, простиравшаяся за скалой, именовалась морем Орла. Волны, плещущиеся о берег, были мутны от мелкого песка, который вода слизывала с пляжа, обращаясь в белую пену. Извилистая полоска пенного следа, быстро исчезая, казалось, пыталась взобраться по гладкой закраине пляжа, но ее алчно впитывал жадный песок.
Пережив столкновение с бастионом скалы Линен, волны неслись дальше, к береговой полосе, всюду пологой, хоть и по-разному, и, выкладывая остатки сил в заключительном рывке, раз за разом вскипали вокруг ножек золотого трона, принесенного сюда и аккуратно установленного четырьмя фагорами. Накатывая и отступая, воды моря Орла охотно играли с пальчиками ножек королевы Борлиена, нежно-розовыми, как цветочные лепестки.
Агуманы с отпиленными, как положено, рогами стояли неподвижно, словно изваяния. Они смертельно боялись воды, но позволяли ей бурлить у ног, выдавая свой страх только едва заметным подрагиванием ушей. На берег фагоры пришли совсем недавно, а перед этим несли свою августейшую ношу от дворца не менее полумили, но не выказывали и следа усталости.
Жара, как могло показаться, тоже ничуть не беспокоила фагоров. Когда нагая королева поднялась наконец с трона и медленно ступила в море, они не проявили к этому ни малейшего интереса.
За спинами фагоров, на сухом песке, под надзором мажордома королевского дворца два человека-раба водружали легкий шатер, пол которого мажордом собирался собственноручно выстлать пестрыми ковриками мади.
Мелкие волны с задорными гребешками ласкали прекрасные колени королевы МирдемИнггалы. «Королева королев», называли ее борлиенские крестьяне. Вслед за королевой в воду вошла принцесса Татро, их с королем дочь, а следом потянулись и другие купальщики, обычные их спутники.
Взвизгнув от нетерпения, юная принцесса бросилась навстречу волне, подняв тучу брызг. Ей было два года и три теннера от роду, и к морю она относилась как к огромному, безответному и простоватому другу.
– Ах, мама, смотри, какая волна! Какая большая, разве не чудо? А вот еще одна… вот идет… ух! Какая огромная, прямо до неба, настоящая гора! Ого, да они все больше и больше! Все больше и больше, правда, мама? Смотри скорее, сейчас меня накроет с головой – ух, а за ней идет еще выше! Смотри, смотри, мама!
Невесело кивнув в ответ дочери, отчаянно барахтающейся в довольно мирных на вид волнах, королева устремила взгляд вдаль. С южной стороны неба уже тянулись слоистые серо-зеленые облака, вестники приближающегося сезона дождей. Цвет океанской глубины был таков, что определение «голубой» здесь годилось лишь с большой натяжкой. Королева различала в океанском безбрежье лазурь и аквамарин, бирюзу и свежую зелень. Вообще же наилучшим образом оттенок утреннего моря, вероятно, воспроизводил камень в кольце, которое она носила постоянно, не снимая, – камень столь редкостный, что королева за целую жизнь не встретила человека, который сумел бы назвать ей место происхождения подобных камней. Порой королеве, погруженной в печальные думы, казалось, что и она и ее любимые дети всего лишь песчинки в вечном круговороте жизни, как этот драгоценный камень – ничто в сравнении с бескрайним простором океана.
Татро была влюблена в волны, приходящие из этого необозримого резервуара жизни. Для нее, еще вкушающей извечные дары детства, каждая волна была отдельным, самодостаточным событием, никак не связанным с тем, что унесло прошлое или готовило грядущее. Каждая волна была для нее просто волной, не более.
Что же касается королевы, то для нее нескончаемая вереница волн олицетворяла неустанную деятельность, и не просто самого океана, а вообще мира, его коренное свойство, всеобщий процесс. Размолвка с мужем, уходящие к горизонту армии и безжалостно нарастающая жара – все виделось ей частицами этого общего безостановочного процесса. Ни от того, ни от другого, ни от третьего она не могла ни убежать, ни скрыться, это было бы бесполезно. Все в этом мире, и его прошлое и будущее, все принадлежало ее тревожному настоящему.
Крикнув Татро «Пока!», она бросилась вперед и нырнула в волны. Преображенная, словно сбросила нерешительность, оставила ее на мелководье позади, она бесстрашно устремилась в объятия океана. Разрезав сложенными ладонями поверхность, с плеском вырвавшись наружу и блеснув кольцом, королева поплыла вперед, быстро работая сильными руками.
Вода нежно омывала ее тело, щедро делясь роскошью прохлады. Океан отдавал королеве свою силу, и она ощущала это очень отчетливо. Линия белых барашков далеко впереди отмечала границу столкновения спокойной воды бухты и исконных океанских владений, где играло могучими мышцами западное океанское течение, отделяющее жаркие земли Кампаннлата от прохладного Геспагората и огибающее в своем неудержимом стремлении весь свет. За эту белую полоску бурунов МирдемИнггала заплывала очень редко и только тогда, когда «добрые друзья» соглашались сопровождать ее.
Эти знакомцы, ее добрые друзья, сразу же появились и теперь, не успела она как следует размяться – сладкий дух ее женственности притягивал их, как магнит железо. Показывая ей спины, они закружились рядом с ней со всех сторон. Она принялась нырять с ними, прислушиваясь к мелодичному щебету, заменяющему им язык, понять который она до сих пор была не в силах. Одно не вызывало сомнений – существа пытались предупредить ее о какой-то опасности, возможно уже близкой или неуклонно приближающейся. Опасность угрожала ей из моря, ее родного дома.
Здесь, в этом забытом богами уголке на южной оконечности Борлиена, в Гравабагалинене, в древнем Гравабагалинене, населенном призрачной армией воинов, легших костьми в стародавние времена, она оказалась по воле короля, отправившего ее в изгнание. Тут, на узкой полоске побережья, была ее вотчина, ее родное гнездо. В последние дни ее владения некоторым образом распространились также и в море, что она обнаружила совершенно случайно. Открытие это совпало с первым днем ее месячных, когда она не смогла отказать себе в омовении в аквамариновой прохладе. Ее добрые друзья услышали в воде ее запах и не преминули появиться. С тех пор они каждый день составляли ей чудесную свиту в утешение за все ее потери и страхи.
Перевернувшись на спину и подставив ласковым лучам Беталикса нежнейшие части тела, она некоторое время лежала так, окруженная безустанно плавающими морскими созданиями. Вода гудела в ушах. Маленькие изящные груди королевы увенчали темные соски цвета корицы, губы были широкими и мягкими, а талия узкой. Вода на ее коже сверкала под солнцем. Придворные плавали неподалеку, стараясь не тревожить ее. Кто-то доплыл до самой скалы Линен и забрался на камни, другие уже возвратились к берегу и грелись, бродили по пляжу или сидели на песке; все они сделали центром своего внимания ее и только ее, хотя вежливость и такт заставляли их держаться как можно более ненавязчиво. Придворные негромко перекликались друг с другом, и их голоса состязались с монотонным шумом прибоя.
Далеко за холмами, за рвом, заполненным морской водой, блистали золотые и белые стены Гравабагалиненского дворца, ее дома, куда она, королева, была изгнана и где пребывала в ожидании развода – или смерти. Купальщикам на пляже дворец казался роскошной позолоченной игрушкой.
Неподвижные фагоры словно вросли ногами в песок. Далеко в море треугольным лоскутом застыл неизвестный парус. Тянущиеся с юга облака не продвинулись ни на йоту и казались нарисованными. Все замерло в ожидании.
Одно только находилось в движении – время. «Сумеречный» день клонился к закату. Ни одно здравомыслящее существо в этих широтах не рисковало выходить из тени на свет двух солнц сразу. По мере того как угасал сумеречный день, начинали надвигаться облака, а парус смещался к востоку, держа курс к порту Оттассол.
Труп человека волны выбросили на берег в соответствующее время. Как потом поняла королева, именно об этой беде пытались предупредить ее добрые друзья. Их свист полон отвращения.
Задев край скалы Линен, тело обогнуло ее, как будто все еще обладало способностью сознательно двигаться, подплыло к берегу и, наконец, закачалось на мелководье в маленьком прибрежном прудке. Ко всему безразличное, оно лежало на воде, обратив лицо к морскому дну. Плечи и спину мертвеца исклевали морские птицы.
Заметив в волнах что-то белое, МирдемИнггала подплыла ближе, посмотреть. Одна из фрейлин опередила королеву и, остановившись в нескольких шагах от странной рыбы, теперь с ужасом взирала на нее. От соленой морской воды густые черные волосы мертвеца слиплись и торчали во все стороны. Рука, очевидно сломанная, потерянно прижималась к горлу. Солнце уже начало подсушивать сморщенную кожу.
Разложение зашло довольно далеко, и внутренние газы сильно расперли тело. Крошечные креветки, обычно мельтешащие около берега, почуяв поживу, вовсю пировали, добираясь до лакомства сквозь разорванную на колене штанину. Брезгливо вытянув ножку, фрейлина толкнула труп и заставила его перевернуться на спину. Испустив облако вони, тело безвольно опрокинулось навзничь.
Масса мелких извивающихся рыб-прилипал, деловито пожирающих глаза и слизистые части рта, свисала бахромой с мертвого лица. Любители падали были настолько увлечены своим занятием, что даже свет и тепло Беталикса не заставили их остановиться.
Заслышав за спиной торопливый приближающийся топоток маленьких ножек, королева поспешно обернулась. Перехватив Татро, первым же делом заставила девочку отвернуться, потом, придерживая ей головку, поцеловала, улыбнулась и, сказав что-то ласковое, повела по пляжу прочь от отвратительного зрелища. Добравшись до шатра, она окликнула мажордома.
– СкафБар! Вели рабам убрать это с пляжа и как можно скорее похоронить. Где-нибудь за старым земляным валом.
Заслышав ее голос, старый слуга торопливо выбрался из тени шатра, отряхивая песок со своего чарфрула.
– Будет исполнено, ваше величество, – отозвался он.
Воспоминания о мертвеце, прибитом волнами к берегу, целый день не давали покоя и без того измученной неприятностями последнего времени королеве. В конце концов, поломав голову, она придумала лучший, по ее мнению, способ избавиться от тела, чем простое погребение.
– Отвези его к одному человеку в Оттассоле, анатому, имя которого я тебе назову, – приказала она коротышке-мажордому, пригвоздив его к месту чистым и ясным взором. – Этот человек иногда покупает тела усопших для научных целей. Кроме того, ты доставишь для меня письмо, которое не предназначается анатому. Имей в виду, что говорить ему, откуда взялось тело и кто послал тебя, нельзя ни под каким видом, понимаешь?
– Как зовут человека, которому я должен отвезти тело? – спросил королеву СкафБар, воплощенная покорность чужой воле.
– Его зовут КараБансити. Упоминать при нем мое имя я запрещаю. Он хитер и заслужил этим известную репутацию.
Королеве, старательно скрывающей свое беспокойство от слуги, конечно же, было невдомек, что не за горами то время, когда в руках хитреца КараБансити окажется ее честь.
Под скрипучим остовом деревянного дворца скрывались подвалы, вырытые наподобие гнезда медоносного шмеля. Часть подвальных помещений заполняли уложенные ровными рядами ледяные блоки, выпиленные из ледника в далеком Геспагорате. Дождавшись захода обоих солнц, мажордом СкафБар спустился мимо ледяных штабелей на самое дно подвала, предусмотрительно держа лампу высоко над головой. Вслед за ним, уцепившись на всякий случай за полу его чарфрула, спускался мальчик-раб. Отлично научившись оберегать себя и сделавшись за годы скучной работы мастером мимикрии, СкафБар превратился в узкогрудого, сутулого, пузатенького человечка, чья незначительность была сразу же видна и понятна всем и каждому, отчего никому не приходило в голову возлагать на него тяжкие и обременительные обязанности. К сожалению, его защитное притворство не сработало. Королева поручила ему сложную задачу.
Добравшись до пола подвала, он надел лежавший там кожаный фартук и кожаные перчатки. Сбросив циновку, прикрывавшую один из штабелей льда, и перепоручив лампу мальчику-рабу, он вооружился тяжелым топором для колки льда. В два удара отделил один из ледяных брусков от его соседей.
Подхватив брусок обеими руками и прижав его к груди, мажордом вернулся к лестнице и, не переставая тихо бранить своего юного спутника, обвиняя его во всех смертных грехах, поднялся наверх и проследил, чтобы двери подвала снова тщательно заперли на ключ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15