Судя по крикам, там, внизу, заканчивался очередной поединок.
Белобрысый наблюдал - очень внимательно.
- Плохо, барышня, плохо! - вполне по-человечески вздохнул благодетель-провожатый. - Эмоции, эмоции… Бумбараш (ну и кличку вы придумали!) этим в отличие от вас не страдает. Для него противник - мясо. Которое надо разделать.
Она кивнула - верно. Теперь ее убийца выглядел совсем иначе, чем тогда, у лестницы. Расправились плечи, выпрямилась спина. Упругой и резкой стала походка. Почему - ясно. Мерзавец уверен в победе. Он узнал ее, вспомнил. И теперь не боится. Ни ее, ни остальных.
- Если на таких соревнованиях кого-то убивают, ему больше не выбраться из-под земли. Во всех смыслах. Но это - если. Между прочим, ставки на Вышибалу по-прежнему три к одному. Но я надеюсь на вас. Не подведите!
Отвечать Анка раздумала.
Третий и четвертый туры прошли очень быстро, без осложнений. «В основном любители», как выразился кашемировый, дрались не лучше обычной уличной шпаны. А вот обещанные профессионалы, даже если считать таковым бритоголового качка из первого тура, сошли с дистанции один за другим. Разве что в третьем туре вышла заминка, когда памятный крепыш в белой рубашке долго не мог завалить угрюмого небритого детину в рваном ватнике. Оба явно видали виды, и зрители - хозяева жизни-смерти - поспешили взвинтить ставки. Крепыш победил, но и сам не устоял на ногах. Точнее, на ноге - правую детина ему сломал. Анка успела выяснить: травмы, полученные на ринге, исчезали - вместе с жизнью, - едва боец выбирался из ямы. Но драться калекам было уже нельзя.
Финал намечался скучный.
В противниках Анки оказался лысый толстяк лет сорока с безумными бычьими глазами. Все его бои она пропустила и теперь могла лишь догадываться, как тот сумел победить. Наверное, удача - попались еще большие неумехи. Перед схваткой тип с сигаркой - Велиар, если верить всезнающему «тюфяку» - подошел к обоим бойцам. Ничего не сказал, но посмотрел очень внимательно.
И вновь шершавое, старое дерево под пальцами.
Перекладина лестницы.
Анка не волновалась. Противник представлялся ей пустым местом, сквозь которое надо бить, целясь в настоящего врага. Так прошибают кулаком дюймовые доски.
Не волновалась - и чуть не погибла. Во второй, стало быть, раз.
Толстяк решил не ждать. Скатившись с насыпи, он бросился прямо на Анку, и слишком поздно она заметила в его руке длинную острую спицу.
Бои без правил.
Чудом успела уклониться - спасли многолетние тренировки, когда на опасность начинаешь реагировать, не думая. Сэнсей называл это «хара-гэй» - «глаз в животе». Спица скользнула по рукаву кружевной блузки, оставив на предплечье длинную царапину. Толстяк не удержался на ногах, упал, ткнувшись ладонями в черную мерзлую землю…
Остальное было легче легкого. Убивать его Анка раздумала, просто сломала все пальцы - на обеих руках.
Чтобы помнил. Вечно.
На сей раз ей даже аплодировали. Не очень громко, правда.
7
Зрителей стало больше. К кашемировым, дружно обступившим яму, присоединился какой-то непонятный люд - не иначе с соседних аллей, из-под крестов и надгробий. Похоже, святой Касьян и вправду слегка подзабыл службу.
Долговязого контролера нигде не было, но Анке все время чудилось: он близко. В ушах ржавым гвоздем застряла нелепая песня про Касьяновы именины.
Гости старые приказные,
Отставные, безобразные…
А еще она слышала крик Макса. Словно ее парень был по-прежнему рядом.
- Поздравлять с победой обожду. Не подведите, Анна Анатольевна! Иначе вам придется очень пожалеть. Ясно?
Проводник-благодетель назвал ее по отчеству - не «барышней» и тем более не «милочкой», что само по себе что-то значило. Не стала спорить, кивнула.
- Вашему Бумбарашу терять нечего, учтите. Он - вне Закона. Кстати, если вы проиграете, то скорее всего умрете. Вторично - и окончательно.
И вновь Анка дернула подбородком. Ясно объяснил, куда уж ясней.
У ямы-ринга ее встретили аплодисменты, много гуще, чем предыдущие. Не одну Анку привечали - Бумбараш стоял на противоположном краю. Отвернуться Анка не успела - стеклянные глаза безошибочно нащупали цель. Внезапно проснулось сердце, ударило височной болью.
Не победить. Не выжить.
Боя не будет. Ни «журавля» со «змеей», ни кинжального в пах, ни «ивовых листьев», ни яростной уличной драки без красивых названий. Белобрысый шагнет вперед - просто и страшно, - чтобы убить одним ударом несостоявшегося Вышибалу, худую девку со вставными зубами. Он уже убивал ее.
Ничего сложного!
Она умрет. Сейчас - и навсегда. Не узнает, что случилось с Максом, не увидит цветущих майских каштанов. Собственного надгробия и то больше не увидит. А ведь патруль стоял за углом!.. «Двадцать девять дней бывает в феврале, в день последний спят Касьяны на земле…» Реквием по Анне Стратичук.
Колокол!
Только бы успеть спрыгнуть первой!..
8
- Нарушение! Нарушение Закона!
Трель свистка до сих пор висела в ледяном недвижном воздухе. Сам свисток был намертво зажат в ладони.
- Нарушение! Самоубийце обещали жизнь! Сюда, скорее! Нарушение!..
Так Анка никогда еще не кричала. Да где там кричала - орала, вопила, визжала, словно резаная. Бедняга Максик, вот бы у кого тебе поучиться!
- Нарушение!!!
Наверху отреагировали мгновенно. Крик, еще крик - и резкая ответная трель. Услыхали! Но не это главное. Бумбараш! Он ведь тоже слышит!
- Всем оставаться на месте! - проревел над оградами мегафон. - Стреляем без предупреждения! Повторяю: всем оставаться…
Слышит!
Стекло треснуло. Не получилось твердого шага - и никакого не получилось. Белобрысый замер, согнулся, как от удара. Знакомо поникли плечи под полосатым тельником.
- Незаконный поединок прекратить! - подтвердил неумолимый мегафон. - Выходить с поднятыми руками!
Бумбараш покорно шагнул к лестнице, поднимая вверх руки, не думая, насколько нелеп этот приказ. На миг Анка представила, как белокурый гад пытается карабкаться по ступенькам с вытянутыми руками. Улыбнулась по-волчьи…
Бои без правил!
Прыгнула.
…Первый удар - ребром ладони в основание черепа. И рывок на себя, прогибая обмякшее тело так, чтобы хребтом - об колено.
Контрольного добивания не понадобилось.
- Я победила! - Анка смотрела наверх, надеясь, что там ее слышат. - Я победила, победила, победила!..
9
- Начальство ждет! - «Тюфяк» кивнул в сторону огромной черной машины, нелепо смотревшейся между могильных оградок. - Мой вам совет: соглашайтесь сразу. На все, что бы ни предложили.
Анка кивнула, сдерживая вспотевшей ладошкой отчаянно бившееся сердце. Живое сердце. Холодно не было - на ее плечах каким-то образом оказалось широкое кашемировое пальто.
- Сейчас, минутку…
Дверца открылась. Тот, кого называли Велиаром, неторопливо выбрался на снег. Раскрыл портсигар, долго щелкал зажигалкой.
- Кажется, договорились, - констатировал контролер не без интереса. - Тем лучше для вас, Анна Анатольевна.
Анка не стала спрашивать почему. Неважно. Потом, все потом!
Ладонь стиснула ледяную ручку дверцы…
- …Нельзя туда! Нельзя! - Решительный голос прозвучал над самым ухом. - Сейчас вы ему ничем не поможете.
Пальцы, сжимавшие ручку дверцы, разжались. «Скорая» рыкнула, тронулась с места.
- Инфаркт, - горестно вздохнули рядом. - А ведь такой молодой!
«Макс!» - беззвучно прошептала она, не в силах двинуться с места.
- Через час вы позвоните в больницу, в реанимационное отделение. - Решительный голос стал тише, в нем мелькнуло что-то отдаленно напоминающее сочувствие. - Вам скажут перезвонить позже, но вы не успеете. Его мать сама свяжется с вами…
Анка глубоко вдохнула теплый майский воздух. Майский воздух февральского кладбища.
- На тренерскую работу пойдете?
Она пыталась представить лицо Макса. Но перед глазами плавало пятно - черное, как Касьянова ночь.
- Даровать вам вторую жизнь мы не имеем права. - Голос теперь звенел сталью. - Закон есть Закон, Анна Анатольевна! Но отпуск - почему бы и нет? На целых четыре года - до 29 февраля 2004-го. С последующим продлением, ее если договоримся… Между прочим, вашего друга мы охотно включим в команду. Каждый день сможете видеться на тренировках. Э-э-э… Точнее, каждую ночь.
- Макс, - повторила она вслух. - Максик…
10
- Ставки два к одному. - Велиар усмехнулся, протянул портсигар. - В нашу пользу, в нашу пользу, Анна Анатольевна! Прошу!
- Курить вредно! Даже для нас с вами, - отрезала Анка и поспешила уточнить: - Для нежити.
Стоявший рядом «тюфяк»-контролер хмыкнул. Она поняла: два к одному было час назад, но теперь, когда обе команды выстроились возле знакомой ямы… Четыре года работы - не шутка. Сразу ясно, достаточно лишь поглядеть на ее бойцов. Конечно, Велиар тоже не терял время попусту, но…
Увидим! И скоро.
На этот раз бои без правил проводились строго по правилам. Две команды, судья, даже медбригада. Анка до сих пор недоумевала, какими пряниками Велиар сумел заманить сюда знаменитого хирурга Величко по прозвищу Добрый Доктор, специалиста по реанимации оборотней. Помощником Величко, кстати, назначили бритого качка с цепью. Три курса медицинского, кто бы мог подумать!
- Первая пара!
Макс неуверенно оглянулся, и Анка постаралась вложить в улыбку все, что нельзя высказать словами. Она гордилась своим Максиком - таким, каким он стал за эти четыре года. Победить будет трудно, очень трудно, но если удастся… Отпуск - ей очередной, ему - первый. До следующего Касьяна…
Колокол! Макс ловко спустился в яму. Сейчас забьется его сердце… Он должен победить! Они победят! Обязательно!..
Анке нравилось, как он дерется.

ЧЕРТОВА ЭКЗИСТЕНЦИЯ
Жизнь чертячья - она известно какая. Отовсюду беды жди: то крестом припечатают, то молодица справная ухватом достанет. Но такая напасть - не напасть вовсе. Это в старину хуже справной молодицы для племени чертячьего беды не было. А как перемены пошли, все стало с ног на голову… И не думайте, что если у людей карусель с рулеткой началась, так у чертей все по-старому, как при царе Паньке или при самой царице Катерине. Где там! Издавна заведено: когда у нас, потомков Адамовых, жизнь иной становится, то у чертей, считай, вдвое. Правда, что чему причиной - не скажу. По-всякому, видать, бывает: когда черти набедокурят, когда и люди свое учудят. А потом, кому жаловаться? Вот и вертятся и те и другие, словно грешники на сковороде.
Как-то перед самым Рождеством выгнали Черта из пекла. Не впервой выгнали, случалась и прежде подобная беда, да уж больно времена стояли суровые. И Черт оплошал - так провинился, что у самого Люцифера в его пекельной конторе зубы заныли. Грянул он, всем чертям начальник, кулачищем волосатым по столу, взревел медной трубой, грешников распугивая: «Ах, Черт, такой-разэтакий! А гнать его взашей! И не просто гнать!..»
Вот и выгнали. И не просто выгнали.
Сошел Черт с автобуса на районной автостанции, воротник пальтишка поправил, от ветра ледяного спасаясь, оглянулся, да и понял: плохо!
А надо сказать, что пострадал Черт аккурат из-за Жан-Поля Сартра, философа французского - того, что экзистенцию выдумал. Выпала Черту служба в самом городе Париже. Не из самых худших служба. Это лишь показаться может, что нашему православному черту в заморской земле делать нечего. Совсем не так, напротив! Тогда в Париже православных собралось, что душ грешных в Пекле. Известное дело: паны да подпанки от беды подальше из России подались, а с ними просто случайный люд толпой немалой. И все злые, все голодные, все друг к другу хуже, чем черт к черту. Собирай души грешные, не наклоняйся даже! Черт наш сыром полтавским в масле катался, на серебре ел да премии каждый квартал из Пекла получал.
А вот взяли - и выгнали!
Сартра этого Черт на Монпарнасе встретил, в шинке тамошнем, что у них, французов, «кафе» именуется. Сели за стол, абсента зеленого выпили, словцом перекинулись, снова выпили - уже до изумления. Вот и понравились один другому, общаться принялись. В том тоже беды не было бы, потому как по Сартру давно свои, французские бесы плакали; но только охмурил иноземный философ нашего Черта.
- Растолкуй мне, пане Сартр, что есть твоя экзистенция? - спросит, бывало, у него Черт. А тот и рад, ему бы только про экзистенцию толковать. Объясняет Жан-Поль Сартр приятелю новому, чего он там выдумал, а Черт кивает, слушает внимательно. Но вот лихо! О делах подобных они под абсент зеленый говорили, потому что без абсента философские мысли никак не рождаются. А где абсент, там граппа итальянская, где граппа, там и родимая горилка. Так что не понял Черт из всех пояснений почти ничего. Почти - потому как одну мысль Сартрову все же ухватил.
- Что ни твори, добро ли, зло, - разницы никакой нет, - повторял утром Черт, кофе черный с граппой смешивая (и этому Сартр его обучил!). - А разницы нет, потому как добро абсолютным не бывает, значит, для кого оно добро, а для кого - совсем наоборот. И со злом такая же история.
Допивал Черт кофе с граппой, заваривал по новой.
- А если так, что толку в моей чертячьей службе? Вот, к примеру, приказано мне зло творить, православный люд смущать да искушать. А как понять, что оно есть? Искушу, скажем, а душа православная оттого, напротив, спасется - и прочих спасет? Нет, непонятно выходит! С другой же стороны, даже если не делать вообще ничего, все равно что-нибудь да случится. Может, доброе, может, и нет. Но ведь случится, причем без всяких наших стараний! Тогда зачем мы, черти, вообще нужны?
И такая забрала нашего Черта экзистенция, что забросил он службу. Все равно, мол, и без меня зла вокруг полно - и добра тоже полно. Сами люди себе все и устроят, причем в лучшем виде. Так к чему подметки стирать?
Ясно, что премии в следующем квартале Черт не получил. Может, выкрутился бы, за ум свой чертячий взяться успел, но только граппа подвела. Принялся Черт по кафе парижским про экзистенцию толковать. И со знакомыми, и с теми, что не очень. А дальше - ясность полная. У чертей с этим делом хуже, чем у нас. Легла бумага, бесовскими каракулями исписанная, прямо на стол Люциперов, грянул он кулачищем…
В одном повезло Черту, хоть и не слишком. Был он Черт уважаемый, не из новых, которые от грязных брызг народились или из яйца пасхального неосвященного вылупились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12