https://wodolei.ru/catalog/installation/dlya_unitaza/uzkie/
Может, нам здесь повезло, может, нет. Но наши дыхалки все еще работали — только случались чумные поветрия, и люди умирали. После того как умерло все старичье, воздуха стало гораздо больше.Но Лондон раньше был городом. Лондонский мост? Мост в другой город? Но как можно ступить с плиты на мост, который нельзя ни увидеть, ни пощупать? Серебро… Золото… У нас имелись золотые и серебряные вещи, мы брали их в старых лавках. Мои тикалки были золотые.Во всей песне вроде бы был какой-то смысл, только я его не улавливал. Но в другой, которую он пел, когда они выстроились на плитах… Я закрыл глаза, пытаясь вспомнить их движения, и двинулся к квадрату, где стояла Марси — последнему справа, ступая по разноцветным плитам, как это — я помнил — делала она.Ага, я едва из шкуры не вывернулся, потому что этим плитам не было до меня никакого дела. Я прыгал, прыгал — нет огней. Выходит, огни имели значение. Может, и песня тоже…Я был уже почти у плиты, где стоял Считалка, но прежде чем я ее достиг, он вернулся! Он весь сиял голубым и золотым, так что глазам было больно, и просто стоял, глядя на меня. У него не было ни станнера, ни пыхалки, ни даже заточки. Я мог прирезать его, как трубокрысу. Только если я это сделаю, то никогда не найду Марси, поэтому я должен узнать, что у него на уме.Затем он отвесил мне поклон и произнес нечто, в чем смысла было не больше чем у Ала, дошедшего до ручки.Гуси, гуси, га, га, га!Есть хотите? Да, да, да!Я оставил заточку за поясом, но это не значит, что я не мог ее достать. Я легкий, но быстрый, и могу уделать любого парня в нашей орде. Они слишком долго думают, прежде чем прыгнуть. Он все еще разглагольствовал, когда я на него бросился.Это было — словно врезаться головой прямо в стену. Я и пальцем до него не дотронулся, просто отлетел назад и свалился на пол с таким грохотом, что вокруг меня ветер поднялся. А он все так же стоял, хладнокровно, как сосулька, и покачивал головой, будто не верил, что какой-то парень может быть так глуп, чтобы наброситься на него. Хотел бы я теперь на худой конец иметь пыхалку, но у меня давно уже никакой не было.Раз, два, три. четыре,Три, четыре — чудеса.Все хорошие детишкиПопадут на небеса.Раз, два, три, четыре.Три четыре — дальше пять.Всем плохим детишкамПридется подождать.Мне не хотелось стукаться головой во второй раз. Так его не взять, во всяком случае, не голыми руками. Сидя на полу, я взглянул на него. Потом понял, что он старикан — взаправду старикан. Все лицо у него было в морщинах и, хотя вокруг головы у него имелась реденькая бахрома седых волос, макушка была совсем лысая. Все остальное тело у него было закрыто этими сверкающими одежками. Я никогда еще не видел таких старых, кроме как на записи — он словно вышел из движущихся картинок.— Где Марси?Если старикан — Ал, возможно, он сумеет мне ответить. Иногда от Алов этого можно добиться.Есть цвет один на светеИ есть другой, и третий.Их дальше можно счесть:Четыре, пять и шесть,Всего их будет семь,Мы их сочли совсем.Ответ за тобой,Который цвет твой?Он указал на меня. Похоже, он ожидал какого-то ответа. Он что, имел в виду плиту, на которой я сидел? Если так — она была красная, он и сам мог это видеть. Правда, если он налопался таблеток — тогда, конечно, никаких цветов не разбирает.— Красный, — сыграл я наудачу. Может, сумею задержать его разговором, пока не придут парни, хотя на это надежды мало — Шиму предстоит пройти долгий путь.Ты слишком большой,Дверь слишком мала.Путь этот — не твой.Такие дела.И снова покачал головой, словно по какой-то причине вправду жалел меня.— Слушай… — я старался быть терпеливым, как с Алом, когда от него обязательно нужно чего-нибудь добиться. — Марси была здесь. Ты указал на нее — она исчезла. Где она теперь?Он снова запел:Строй из камня, кирпича,Кирпича, кирпича.Вот опора — так крепка,Простоит она века…Как-то он дал мне понять, что все его песенки имели смысл, если я сумею его найти. И этот намек, что я уже слишком большой…— Почему я слишком большой? — спросил я.А и Б сидели на трубе.Скажи, который год тебе?Марси была малышкой. Маленькой, юной. Она подходила. Ему нужны были малыши. Я был слишком большой, слишком старый.— Не знаю… возможно, мне около шестнадцати… я так думаю. Но мне нужна Марси…Он начал приплясывать, будто собирался в танце закружиться по залу, но при этом продолжал смотреть все тем же странным выражением «как-мне-тебя-жаль».Увидев, поверить — не поймешь!Увидев, поверить — не пройдешь!Уверовать — это удача.Поверив, увидеть — вот в чем задача.Я попытался в этом разобраться.Увидев, поверить, поверив, увидеть…— Ты хочешь сказать… малыши… они могут поверить во что-то, даже не видя это? А я… я не могу поверить, пока не увижу?Он кивнул, но взгляд его стал нетерпеливым, как у кого-нибудь из малышей, когда он выкинет какую-нибудь штучку, и ждет, когда она до тебя дойдет. Не обидную штучку, а смешную, забавную.— И я слишком старый?Глядя на меня, он покачал головой.Небо голубоеВсе, но не с тобою.Голубое небо… Снаружи! Но небо давно уже не было голубым — оно было грязным, отравленным. Весь мир Снаружи был отравлен. Мы слышали предупреждения из говорителей каждый раз, как доходили до старых запечатанных ворот. Голубого неба нет — и никогда не будет. И если Марси Снаружи… умирает…Я указал на него, как он указывал на малышей. Я не знал его игры, но мог попытаться сыграть в нее, и если это единственный способ найти Марси — я в нее сыграю!— Я слишком большой — может быть, и я слишком старый — может быть. Но я могу стараться до тех пор, пока не получится! Даже если тогда я превращусь уже в такое старичье, как ты! Поэтому…Я отвернулся от него и пошел прямо к той линии цветных плит, по которой шли они, и встал там, а он смотрел, слегка склонив голову набок, словно прислушивался, но не ко мне. Под моими ногами вспыхнули огни. Он все время смотрел. Я собирался показать ему, что буду делать то, что сказал — ходить взад-вперед, пока не провалюсь через дыру в полу.Однако я прошел, и ничего не случилось. Поэтому я развернулся, вернулся назад, готовый начать сызнова.— В этот раз, — произнес я, — ты скажешь громко и ясно — ты скажешь все, как в прошлый, когда ушли малыши.Сначала он затряс головой, отступил назад и замахал руками, отгоняя меня. Но я стоял, не двигаясь. Я почти боялся, что он исчезнет, что меня бросят одного в этом огромном пустом зале, где не откроется для меня никаких ворот. Но теперь он не выкинул этого фокуса с исчезновением.— Орри… — подсказал я.Наконец он вздрогнул. Видно было, что он понимал — я в растерянности. Да, так оно и было. Поверить — значит увидеть, правда? Я старался думать, что это поможет мне так же, как малышам, и пошел по этим мигающим плитам. Считалка наставил на меня палец.— Эрри, орри, дин и дон.Я закрыл глаза. Это должно привести меня к Марси. Я должен — поверить — и отчаянно цеплялся за это.Тише, мыши, Николас Джон.Пушистый кот,Английский флот,Раз, два, три…Я верю! Марси… я иду!…Выходи!Это было ужасно. Все крутилось и вертелось, но не снаружи, а внутри меня. Я держал глаза зажмуренными и думал о Марси и что обязан найти ее. Потом я упал, рухнул плашмя. А когда открыл глаза, города не было!Зато было голубое небо и вещи, которые я видел в телезаписях — трава, когда она была еще зеленой, а не чахлой и бурой, как на последних записях перед тем, как город закрылся навсегда. Были цветы, а над головой летали птицы… Настоящие живые птицы.— Чудесно!Стоя на коленях, я обернулся. Рядом стоял Считалка, но сияние, окружавшее нас в зале, исчезло. Он выглядел просто как обычный старик, настоящий усталый старик. Но он улыбался и махал мне рукой.— Мальчик, ты даешь мне новую надежду. Ты — первый своего возраста и пола. Несколько девушек сумели пройти, но у них от природы больше воображения.— Где мы? И где Марси?— Ты Снаружи. Посмотри вон туда, — он показал, а я посмотрел. Там было большое серое пятно мрачного вида, портящее яркость травы и синеву неба. Мне не хотелось задерживать на нем взгляд.— Вот он — твой город, последняя надежда человечества, как думали эти бедные упрямые дураки, загадившие свой мир. Золото и серебро, железо и сталь, бревна и доски… города строились и перестраивались тысячи лет. Их мосты рухнули и лежат в развалинах. А что до Марси и других малышей, они знают, что такое истинный камень, как строить правильно. Ты найдешь их за этим холмом.— А куда пойдешь ты?Он вздохнул и огляделся с еще более усталым видом.— Обратно. Играть в новые игры, охотиться за новыми строителями.— Послушай! — остановил я его. — Позволь мне только повидать Марси, и я тоже вернусь. Меня послушают. Мы сможем вывести всю орду, и орду Барта тоже…Однако он замотал головой, прежде чем я договорил.Раз, два, три, четыре, пять,Не дано вернуться вспять,Потом он добавил:— Раз ты вышел, не пытайся вернуться.— Но ты можешь.Он вздохнул.— Я так запрограммирован. И я могу вывести только тех, кто готов, поверив, увидеть…— Ты хочешь сказать — Шим, Джек и другие не смогут сюда попасть никогда?— Не раньше чем они, поверив, увидят. Это и выделяет строителей, готовых начать сначала, из городских слепцов.Затем он исчез, словно старый фонарь мигнул в последний раз. А я стал спускаться с холма. Марси увидела, как я подхожу. В волосы она вплела цветы, а на руках у нее сидела пушистая зверюшка. Она спрыгнула на землю, когда Марси побежала мне навстречу.Теперь мы ждем тех, кого приводит Считалка (два дня назад вместе явились Фэнна и Сэм). Я не знаю, ни кто он, ни как он проделывает свою трюки. Когда мы его видим, он никогда не задерживается надолго и не отвечает на вопросы. Мы называем его Николас Джон, а живем мы на Лондонском мосту, хотя это не Лондон и не мост — а просто начало.
1 2
1 2