Фридрих Вильгельм Ницше
Антихристианин


Ницше Фридрих Вильгельм
Антихристианин

Фридрих Ницше
АНТИХРИСТИАНИН
Опыт критики христианства
ПРОКЛЯТИЕ ХРИСТИАНСТВУ
ПРЕДИСЛОВИЕ
Это книга для совсем немногих. Возможно, ни одного из них еще вовсе нет на свете. Быть может, они - те, что понимают моего Заратустру; так как же смешивать мне себя с теми, кого и сегодня уже слышат уши?.. Мой день послезавтрашний; некоторые люди рождаются на свет "посмертно".
Условия, при которых меня можно понимать,- а тогда уж понимать с неизбежностью,- мне они известны досконально, доподлинно. Необходима в делах духа честность и неподкупность, и необходимо закалиться в них,- иначе не выдержишь суровый накал моей страсти. Нужно свыкнуться с жизнью на вершинах гор,- чтобы глубоко под тобой разносилась жалкая болтовня о политике, об эгоизме народов. Нужно сделаться равнодушным и не задаваться вопросом о том, есть ли польза от истины, не окажется ли она роковой для тебя... Нужно, как то свойственно сильному, отдавать предпочтение вопросам, которые в наши дни никто не осмеливается ставить, необходимо мужество, чтобы вступать в область запретного; необходима предопределенность - к тому, чтобы существовать в лабиринте. И семикратный опыт одиночества. И новые уши для новой музыки. И новые глаза - способные разглядеть наиотдаленнейшее. Новая совесть, чтобы расслышать истины, прежде немотствовавшие. И готовность вести свое дело в монументальном стиле держать в узде энергию вдохновения... Почитать себя самого; любить себя самого; быть безусловно свободным в отношении себя самого.
Вот кто мои читатели, читатели настоящие, читатели согласно предопределению; что проку от остальных?.. Остальные - всего лишь человечество... Нужно превзойти человечество силой, высотой души превзойти его презрением...
1
Взглянем в лицо самим себе. Мы гиперборейцы - мы хорошо знаем, как далеко в стороне живем. "Ни по земле, ни по воде не найдешь ты пути к гиперборейцам" - это еще Пиндару было известно о нас. По ту сторону Севера, льда, смерти - там живем, там наше счастье... Мы открыли счастье, мы ведаем путь, мы вышли из лабиринта тысячелетий. Кто еще-то его нашел? Уж не "современный" ли человек?.. "Я в безысходности, я - это Все, что пребывает в полнейшей безысходности",- вздыхает современный человек... Такой "современностью" мы переболели - худым миром, трусливыми компромиссами, добродетельной нечистотой современных утверждений и отрицаний, Да и Нет. Терпимость, largeur * сердца - все "понимать", все "прощать" - это для нас сирокко. Лучше жить во льдах, чем среди современных добродетелей и прочих южных ветров!.. Мы были весьма мужественны, не щадили ни себя, ни других но мы вовсе не знали, куда податься с нашим мужеством. Нами овладела мрачность, нас стали называть фаталистами. Наш фатум - он был полнотою сил, их напряжением, их напором. Мы жаждали молний и подвигов, куда как далеко от нас было счастье немощных - "покорность"... В воздухе запахло грозой, природа,- а это мы сами,- покрылась тьмою - ибо не было у нас пути. Формула нашего счастья: Да, Нет, прямая линия, цель...
* Широта, великодушие (фр.).
2
Что хорошо? - Все, от чего возрастает в человеке чувство силы, воля к власти, могущество.
Что дурно? - Все, что идет от слабости.
Что счастье? - Чувство возрастающей силы, власти, чувство, что преодолено новое препятствие.
Не удовлетворяться, нет,- больше силы, больше власти! Не мир - война; не добродетель, а доблесть (добродетель в стиле Ренессанса, virtu - без примеси моралина).
Пусть гибнут слабые и уродливые - первая заповедь нашего человеколюбия. Надо еще помогать им гибнуть.
Что вреднее любого порока? - Сострадать слабым и калекам - христианство...
3
Проблема, что я ставлю, не в том, кто сменит человека в ряду живых существ (человек-конец), а в том, какой тип человека надлежит взращивать, какой наиболее высокоценен, более других достоин жизни, какому принадлежит будущее.
Такой высокоценный тип в прошлом нередко существовал на земле - но как счастливый, исключительный случай и никогда - согласно воле. Напротив, его более всего боялись, он, скорее, внушал ужас, и страх заставлял желать, взращивать и выводить обратное ему - домашнее, стадное животное, больное человеческое животное - христианина...
4
Человечество не развивается в направлении лучшего, высшего, более сильного - в том смысле, как думают сегодня. "Прогресс" - это просто современная, то есть ложная, идея. Европеец наших дней по своей ценности несравненно ниже европейца Ренессанса; поступательное развитие отнюдь не влечет за собой непременно возрастания, возвышения, умножения сил.
В ином отношении отдельные удачные феномены беспрестанно появляются - в разных частях света и на почве самых различных культур; в них действительно воплощен высший тип человека - своего рода сверхчеловек в пропорции к человечеству в целом. Такие счастливые случаи были возможны и, вероятно, будут возможны всегда. Даже целые поколения, племена, народы могут быть при известных обстоятельствах таким точным попаданием.
5
Нечего приукрашивать христианство оно вело борьбу не на жизнь, а на смерть с высшим типом человека, оно предало анафеме все основные его инстинкты и извлекло из них зло лукавого в чистом виде: сильный человек типичный отверженец, "порочный" человек. Христианство принимало сторону всего слабого, низкого, уродливого; свои идеал оно составило по противоположности инстинктам сохранения жизни, жизни в силе; христианство погубило разум даже самых сильных духом натур, научив чувствовать заблуждение, искушение, греховность в самых высших ценностях духовного. Самый прискорбный случай - Паскаль, испорченный верой в то, что разум его испорчен первородным грехом, тогда как испорчен он был лишь христианством!..
6
Предо мною ужасное, тягостное зрелище: я откинул занавес, скрывав- ший человеческую порчу. Слово это, когда произношу его я, не заподозрят хотя бы в одном - в том, что оно содержит моральное обвинение человечества. Еще раз подчеркну: в моих словах нет моралина, до такой степени нет, что порчу сильнее всего чувствую я там, где до сих пор сознательнее всего чают "добродетельного" и "богоугодного". Порча - вы уже догадываетесь - это для меня decadence. Мое утверждение состоит в том, что ценности, в какие современное человечество вкладывает максимум желательного для себя,- это ценности decadence'а.
Животное, целый животный вид, отдельная особь в моих глазах испорчены, если утратили свои инстинкты, если вредное для себя предпочитают полезному. История "высших чувств", "идеалов человечества",- возможно, мне придется рассказать ее,- вероятно, почти все объяснила бы в том, почему человек так испорчен. Жизнь для меня - тождественна инстинкту роста, власти, накопления сил, упрямого существования; если отсутствует воля к власти, существо деградирует. Утверждаю, что воля к власти отсутствует во всех высших ценностях человечества, - узурпировав самые святые имена, господствуют ценности гибельной деградации, ценности нигилистические.
7
Христианство называют религией сострадания... Сострадание противоположно аффектам тонуса, повышающим энергию жизненного чувства,- оно воздействует угнетающе. Сострадая, слабеешь. Сострадание во много крат увеличивает потери в силе, страдания и без того дорого обходятся. Сострадание разносит заразу страдания - при известных обстоятельствах состраданием может достигаться такая совокупная потеря жизни, жизненной энергии, что она становится абсурдно диспропорциональной кванту причины (пример: смерть назарянина). Вот одно соображение, а есть и другое, более важное. Если предположить, что сострадание измеряется ценностью вызываемых им реакций, то жизнеопасный характер его выступает с еще большей ясностью. В целом сострадание парализует закон развития - закон селекции. Оно поддерживает жизнь в том, что созрело для гибели, оно борется с жизнью в пользу обездоленных и осужденных ею, а множество всевозможных уродств, в каких длит оно жизнь, придает мрачную двусмысленность самой жизни. Люди отважились назвать сострадание добродетелью (для любой благородной морали сострадание - слабость), однако пошли и дальше, превратив сострадание в главную добродетель, в почву и источник всех иных,- правда, нельзя забывать, что так это выглядит с позиции нигилистической философии, начертавшей на своем щите отрицание жизни. Шопенгауэр был по-своему прав: сострадание отрицает жизнь, делает ее достойной отрицания, сострадание это практический нигилизм. Скажу еще раз: этот депрессивный, заразный инстинкт парализует инстинкты, направленные на сохранение жизни, на повышение ее ценности,- он бережет и множит всяческое убожество, а потому выступает как главное орудие, ускоряющее decadence. Сострадание - это проповедь Ничто!.. Но только не говорят - "Ничто", а вместо этого говорят "мир иной", "бог", "подлинная жизнь", или нирвана, искупление, блаженство... Эта невинная риторика из сферы религиозно-моральной идиосинкразии выглядит далеко не столь невинной, когда начинаешь понимать, какая тенденция маскируется возвышенными словами - враждебность жизни. Шопенгауэр был врагом жизни, а потому сострадание сдела- лось для него добродетелью... Аристотель, как известно, видел в сострадании болезненное, опасное состояние, когда время от времени полезно прибегать к слабительному: трагедию он понимал как такое слабительное. Ради инстинкта жизни следовало бы на деле искать средство нанести удар по такому опасному, болезнетворному скоплению сострадания, как в случае Шопенгауэра (и, к сожалению, всего нашего литературно-художественного decadence'а от Санкт-Петербурга до Парижа, от Толстого до Вагнера),-нанести удар, чтоб оно лопнуло... Нет ничего менее здорового во всей нашей нездоровой современности, чем христианское сострадание. Тут-то послужить врачом, неуступчивым, со скальпелем в руках,- наша обязанность, наш способ любить людей, благодаря этому мы, гиперборейцы, становимся философами!..
8
Необходимо сказать, кого мы считаем своей противоположностью, богословов и всех, в ком течет богословская кровь,- всю нашу философию... Надо вблизи увидеть эту фатальность, а лучше пережить ее самому и разве что не погибнуть от нее, чтобы уж вовсе не понимать тут шуток (вольнодумство господ естествоиспытателей и физиологов в моих глазах только шутка, им в этих материях недостает страсти, им недостает страдания). Зараза распространилась дальше, чем думают: богословский инстинкт "высокомерия" я обнаруживал везде, где люди в наши дни ощущают себя "идеалистами" и в силу высшего своего происхождения присваивают себе право глядеть на действительность неприязненно и свысока. Идеалист что жрец, все высокие понятия у него на руках (да и не только на руках!), он с благожелательным презрением кроет ими и "рассудок", и "чувства", и "почести", и "благополучие", и "науку": все это ниже его, все это вред и соблазн, над которыми в неприступном для-себя-бытии парит "дух"... Как если бы смирение, целомудренность, бедность, одним словом, святость не причинили жизни вреда куда большего, чем самые ужасные извращения и пороки... Чистый дух - чистая ложь... Пока признается существом высшего порядка жрец, этот клеветник, отрицатель и отравитель жизни по долгу службы, не будет ответа на вопрос: что есть истина? Если истину защищает адвокат отрицания и небытия, она уже вывернута наизнанку...
9
Объявляю войну инстинкту теолога: след его обнаруживаю повсюду. У кого в жилах течет богословская кровь, тот ни на что не способен смотреть прямо и честно. На такой почве развивается пафос, именуемый верой: раз и навсегда зажмурил глаза, не видишь себя и уже не смущаешься своей неизлечимой лживостью. Из дефектов зрения выводят мораль, добродетель, святость; чистую совесть ставят в зависимость от ложного видения, требуют, чтобы никакой иной способ видения не признавался,- свой же собственный назвали "искуплением", "вечностью", "богом" и объявили священным. Но я везде докапывался до богословского инстинкта - до этой самой распространенной, по-настоящему "подпольной" формы лживости, какая только есть на свете. Если для богослова что-то истинно, значит, это ложь - вот вам, пожалуйста, критерий истины. Самый глубокий инстинкт самосохранения воспрещает богослову чтить или хотя бы учитывать реальность - и в самом малом. Куда только простирается его влияние, всюду извращены ценностные суждения, а понятия "истинного" и "ложного" непременно вывернуты наизнанку: самое вредное для жизни называется "истинным", то же, что приподнимает, возвышает, утверждает, оправдывает жизнь, что ведет к ее торжеству, считается "ложным"... Если, случается, богословы протягивают руку к власти, воздействуя на "совесть" государей (или народов), мы можем не сомневаться в том, что, собственно, происходит: рвется к власти воля к концу, нигилизм воли...
10
Немцы сразу поймут меня, если я скажу: философия испорчена богословской кровью. Протестантский пастор - прадед немецкой фи- лософии, сам протестантизм - ее peccatum originale *. Вот определение протестантизма это односторонний паралич христианства - и разума... Достаточно сказать "Тюбингенский институт", чтобы понять, что такое немецкая философия по своей сути - коварная, скрытная теология... Никто в Германии не лжет лучше швабов - те лгут с невинностью... Откуда это ликование, охватившее ученый мир Германии (на три четверти состоящий из пасторских и учительских сынков), когда выступил Кант? Откуда эта убежденность немцев, еще и теперь находящая отклик, будто с Канта начался поворот к лучшему? Богословский инстинкт немецкого ученого угадал, что отныне вновь возможно... Вновь открылась потайная тропа, ведущая к прежнему идеалу, вновь объявились понятие "истинного мира", понятие морали как самой сути мира (два самых злокачественных заблуждения, какие только есть!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11