Нет, кроме шуток, именно отличный мальчик. Программист. Закончил институт в прошлом году, а уже специалист высшего разряда. Золотая голова. Ну и к этому внешность: рост — метр восемьдесят пять, манеры как у лорда, девицы падают замертво, их поднимают и складывают штабелями...
— Ты думаешь, это ему удастся? — говорю я.— Отобрать ее у Витьки?
Мика снисходительно улыбается.
— Отбивать ее не придется: он просто возьмет ее за руку, и она пойдет с ним на край света, начисто забыв про вашего прекрасного сына, а моего племянника... Насколько я понял, в этом состоит задача...
— А дальше? — спрашивает Борис.
— А дальше ваш прекрасный сын, а мой племянник, убедившись в ее неверности... Каким образом? Ну, это пустяки!.. Допустим, они сидят в кафе, а мы с ним случайно туда заходим выпить по чашке кофе... И вот, убедившись в ее неверности — сейчас он абсолютно убежден, что она любит его до потери сознания и на всю жизнь,— он берется за ум, пишет в деканат объяснительную записку, по вечерам сидит дома и, к радости Талочки, в одиннадцать вечера ложится бай-бай.
— Только в крайнем случае,— говорю я.— Ты понял, Мика? Я на это решусь лишь в крайнем случае! Я вижу, ты уже загорелся!
— Не делай большие глаза,— говорит Борис— Еще нужно договориться с лордом!..
— Ну, с Вовкой-то мы поладим. Он знаком с моими трудами по теории управления, и я для него авторитет. К тому же в какой-то степени я его начальство...
— Использование служебного положения в личных целях карается по статье...— Борис называет статью и параграф.
И я, как всегда, удивляюсь его памяти.
Ночью я долго не могу заснуть. Уже вернулся Витька, пошуровал на кухне и рухнул на свою тахту. Рядом со мной, подложив ладонь под щеку, сном праведника спит Борис. Мы с ним обсудили план Кибернетика во всех деталях. Борис доволен. Все, что исходит от Мики, гениально, так он считает...
— И тебе не жаль Витьку? — говорю я.— Ведь это твой сын!..
— Мне жаль тебя,— говорит Борис— Посмотри, на что ты стала похожа!.. А для него это будет только полезно... По крайней мере наглядно убедится, что парень с законченным высшим образованием...
— Так она и побежала в кафе! — взрываюсь я.— Сегодня у всех высшее образование! И каждый второй — «доцент наук»!.. Ну и что? Кто от этого стал счастливее?.. Ромео защитил диплом? Тристан был кандидатом наук? Я что-то не помню!.. И я еще далеко не уверена, что ей понравится этот лорд-мухомор!..
— Почему мухомор? — смеется Борис.
— Ну, Мика же говорил, что девицы от него мрут, как мухи!.. А возможно, он этого и не говорил. Но что-то в таком роде.
Ночью я думаю о Витьке. Если б он слышал, какие речи я толкаю в его защиту! Только этого недоставало — чтобы он их слышал!.. Я не сплю, и в голове у меня звучат строчки стихов, не написанных Пушкиным. Две таинственные строчки, словно вырванные нетерпеливой рукой из старого черновика.
Перед работой иду в парикмахерскую. Смотрю на себя в большое зеркало и вспоминаю слова Бориса: «На что ты стала похожа!» Моя Тоня на месте, сегодня ее смена. Знакомый парикмахер хорош уже тем, что ни о чем не спрашивает. Тоня знает, чего я хочу. Даже лучше знает, чем я сама. Это создает душевный комфорт, чувство расслабленности и покоя. В парикмахерской, как в церкви, можно углубиться в себя, помолчать или исповедаться. В зависимости от настроения. И даже послушать музыку: радио здесь не выключают...
— Может, слегка подстричь? — спрашиваю я.
— Рано,— говорит она.
Тоня категорична, и я подчиняюсь.
Она пританцовывает вокруг меня на своих стройных ногах, обутых не по сезону в летние босоножки,— в них не так устаешь. Мягкими движениями она накручивает на бигуди прядь за прядью, от ее рук приятно пахнет миндальным молоком и ланолином.
— И когда уже вы начнете седеть? — спрашивает она.
Это приглашение к разговору. Своеобразный комплимент.
— Вы находите, что пора? — говорю я.— Скоро, Тонечка! Вот мой Витька женится!..
— Неужели вы переживаете? Я бы, например, очень хотела, чтобы мой Петька скорей женился!..
— Еще бы! Вашему шесть лет! Когда мой был таким, я тоже хотела, чтобы он скорей вырос...
— Ну, вот. А теперь недовольны!..
— Тонечка, если я покажу вам один-единственный волос... Вы сумеете определить — натуральный он или крашеный?..
— А то! — говорит она. И ловко стягивает мою голову шелковой сеткой.
Конечно, у меня его нет с собой. Но тогда я его почему-то спрятала. Как вещественное доказательство. И теперь мне приходит в голову идея — разоблачить с его помощью Нонку... Подумаешь, психолог!.. Ей активно не нравится!.. А по мнению Мики, девочка на уровне... Но и он хорош! Благородный дядюшка! А мой дурачок с ним делится!
В кого он такой, Витька? Доверчив в меня, а самонадеян в Бориса! Наградили сыночка чем могли! Опасное сочетание, он не раз в своей жизни поплатится!..
В последние дни у него хорошее настроение. По утрам он насвистывает. Новый свитер — наш с отцом подарок к его возвращению — он носит теперь как будничный. Вернее, у него сплошной праздник!.. Отрастил шкиперскую бородку. Она ему, надо сказать, идет. И все-таки мне смешно на него смотреть — с этой бородкой он как ряженый...
— Тебе место в транспорте не уступают? — спросила я как-то.
В ответ он скорчил обезьянью рожицу. У него это здорово получается — нижняя челюсть выдвигается вперед, как ящик комода, глаза моргают жалобно... Это он меня дразнит, напоминая мое прозвище «Обезьянка». Да, он еще совсем ребенок! Бородатый ребенок!..
До Нового года больше недели, но все уже суетятся. В магазинах не протолкнешься. Я заметила, что в дни торжеств, как и в дни бедствий, общительность людей резко возрастает. Плетеная сумка, изобретение нашего века, нежно именуемая авоськой, сама по себе — ценный источник информации. Сквозь этот плетеный невод отлично виден улов — болгарские банки с зеленым горошком, венгерские утки в целлофановой упаковке, немецкие елочные украшения, марокканские апельсины... Сведения желающим выдаются охотно, на ходу: «За углом», «Через дорогу», «Нет, только что привезли!»... Все приятно возбуждены и коммуникабельны, как никогда. В школе пахнет елкой — ее уже устанавливают в актовом зале. Разговоры в учительской тоже соответственно изменились: вместо двоек и прогулов здесь обсуждается праздничное меню.
— Вы ее солите, натираете чесноком, смазываете сметаной и кладете на противень...
— А поперчить нужно?
— Не обязательно...
Диалог преподавателя физики с ботаничкой.
Меня этот Новый год мало радует, и я завидую самой себе год назад. Тогда я ждала Витьку, теперь я жду, что он выкинет!..
Мои детишки рассеянны: запах елки из актового зала долетает сюда, в методический кабинет.
— Где Валера? — спрашиваю я.
— Он на продленке. Или в туалете сидит...
— А ты почему опоздал?
— Мама сварила желе...— Это Лева Минкин. Он считает, что таким ответом вполне мотивировал опоздание. То, что он ел желе и никак не мог от него оторваться, я должна додумать самостоятельно. На то я и дефектолог. Чтобы отвлечь их от мыслей о зимних каникулах, я читаю им вслух стихотворение «Соловей» и велю рассказать своими словами.
И Дима Иванов говорит: «Соловей пахнет в воздухе...» А в стихотворении «Соловей» в воздухе пахнет весной, а у нас в школе пахнет елкой...
— Почему у тебя воротничок с бахромой? Ты его грызешь, что ли?
— Да, я его грызу на уроках.
(Неужели опять будем встречать втроем? Мы с Борисом и Тетя?!)
— Весной распускаются почки... Слово «почки» всем понятно?..
— У моего деда в пояснице они есть...
(Все же какой эгоизм! Два года не видел родителей и готов променять на любую девчонку! Мика прав! Надо бы его проучить!..)
Я велю им достать лото на «р» и «л», а сама занимаюсь с толстушкой Олей. С ней приходится работать отдельно — боковой сигматизм. «Хебака», «хюмка» вместо «собака», «сумка»... Виноваты опять же родители — слишком долго совали соску, прямо по Маяковскому: «готов сосать до старости лет»...
Мы заканчиваем, как всегда, гимнастикой языка. Язык трубочкой, язык чашечкой, язык жалом...
Еще один урок — и да здравствуют каникулы!..
Странный все же праздник — Новый год! Он не похож на все другие хотя бы тем, что ровно в полночь по местному времени все люди одновременно поднимают бокалы и поздравляют друг друга. Новый год, как поезд, приходит минута в минуту. Отсюда общее волнение, похожее на предотъездное. Все так спешат, как будто боятся остаться в старом году, не вскочить хотя бы на подножку последнего вагона.
Я тоже невольно поддаюсь общей панике. У меня все готово для встречи: настольная елочка — натуральная, а не пластмассовая, полусладкое шампанское — его любит Тетя. Она любит также мой фирменный «Наполеон» с заварным кремом, и в канун Нового года я уже с утра бью поклоны духовке — пеку коржи. Если б не Тетя, у меня бы совсем опустились руки. Все-таки в доме гость!.. Мика с Женей уходят куда-то, где бывают художники и артисты. Они нам уже звонили, поздравили с наступающим и сказали, что теперь позвонят только через год,— их обычная шутка. Это значит, что они позвонят нам завтра.
— Тебе помочь? — спрашивает Витька. Он отбирает у меня щипцы и начинает колоть орехи.— Вы будете встречать втроем? — говорит он.
— А что нам еще остается? Ты вырос, а мы постарели...
— Мама!..
— Да, постарели!.. И во многом ты виноват! Ну что ж! Будем, как в прошлом году, встречать в обществе Тети...
— Но это замечательно!.. То есть я хочу сказать, что Тетя — замечательный человек!.. Она вырастила моего отца и дядю Мику, и это в порядке вещей...
— А мы вырастили тебя! И это в порядке вещей, что ты уходишь в новогоднюю ночь неизвестно куда и к кому?.. И это когда все люди мечтают попасть домой!..
— Мать! Будем друзьями!..
Он обхватывает меня своими ручищами, я вырываюсь, но все же ему удается меня поцеловать. Куда-то между щекой и ухом...
— Привет отцу! — говорит он и уходит.
Я стою у окна. В арке он оглядывается и машет мне рукой.
Борис спит. Когда есть такая возможность, он всегда старается ее использовать. По воскресеньям он всегда ложится днем поспать. Дневной сон необходим ему, как островок, на котором он отдыхает, переплывая с берега на берег широкую реку дня.
Тем более сегодня. Ведь придется нарушить режим! Не ложиться же в самом деле в ноль часов тридцать минут, как солдаты в армии.
У меня все готово. Можно сделать несколько звонков. Я звоню двум сослуживцам, потом соседке по дому — той, у которой такса. Мы с ней в приятельских отношениях. Нужно позвонить Нонне, но что-то не хочется. Станет хвалить своего Илью и ругать Витьку. И мне будет тем тяжелей, что она права...
В детстве они дружили, Илья и Витька. И потом, в школьные годы, встречались иногда, бывали на днях рождения друг у друга. Это была уже не дружба, но доброе знакомство, основанное на дружбе матерей. Но потом что-то расклеилось. Витька писал ему из армии, и тот отвечал — «для поддержания боевого духа», как Илья однажды изволил выразиться. Но вот Витька вернулся, и они почти не встречаются. Конечно, Илья — умный парень, у него своя студенческая компания!.. Не то что братва из мастерской! «Скинулись и посидели!..» Правда, Витька этим не грешит. Ему сейчас никто не нужен. Никто, кроме этой...
За окнами темно, снежно. Скоро явится Тетя — маленькое, доброе существо с беличьей муфтой. Она достанет из муфты два сверточка, новогодние подарки мне и Борису. Ему перчатки, а мне кошелек. Или наоборот — кошелек Борису, а мне перчатки. В подарках Тетя отличается редкостным постоянством. И Витька получит неизменную шоколадку. Я даже не решилась сказать ей, что он встречает не с нами. Представляю, какое старушку ждет разочарование!..
Пора будить Бориса, но я медлю. А что, если сейчас?.. «Здравствуй. Это Наташа. Какая Наташа?.. Та самая, которую вы с Колей когда-то раскрасили акварельными красками и вам попало от взрослых. Я хочу поздравить тебя с Новым годом и пожелать...»
Я поднимаю трубку и чувствую, как у меня от волнения вспотели ладони. Его номер я помню наизусть. Я слушаю длинные гудки и смотрю на его окна. Освещено лишь одно, то, где торшер.
—- С Новым годом! — говорю я.— Это Наташа...
— Здравствуй, Наташа! — говорит он. И не спрашивает какая.
— Леха, милый! Я хочу пожелать тебе счастья...
— Спасибо. Я в этом сильно нуждаюсь... Что-то в его голосе меня настораживает.
— Ты нездоров? В этом году у тебя нет елки...
— И не только елки. Но это все ерунда. Под Новый год надо быть веселым... Позвони как-нибудь...
— Я всегда смотрю на твои окна,— говорю я зачем-то.
— А ты никогда не думала, что за два года с людьми может всякое произойти?..— говорит он. И добавляет: — Я всегда ждал твоего звонка!..
У него совсем не изменился голос. Какая я дура, что не звонила два года! Милый Леха Колесников! Друг моего Коли! Единственный свидетель детских лет! На душе у меня тревожно и одновременно какое-то чувство приподнятости — так бывало только в ранней молодости... Неужели я все еще в него влюблена?.. Нет, просто когда-то была в него влюблена. «Так храм оставленный — все храм»...
оде
...Я бужу Бориса. У него свежее, младенчески-розовое после сна лицо. Он мнителен и говорит, что такой цвет лица в его возрасте бывает лишь у сердечников. «За час до смерти»,— добавляю я обычно. Мнительность сама по себе тяжелая болезнь, и если есть от нее средство, то это юмор.
— Где ефрейтор? — спрашивает он, зевая.
— Ефрейтор Звонцов отбыл в неизвестном направлении,— рапортую я.— Он велел передать тебе привет...
— Все из-за тебя,— говорит он и берет с блюда пирожок с капустой.— Ты же запретила Мике действовать...
— Да, запретила! Это крайняя мера...
— Такого определения степени наказания не существует! Есть высшая мера!
Он отдохнул, к тому же Борис, как и его брат Мика, любит поесть. Вид празднично накрытого стола приводит его в благодушное состояние.
— Можно, я буду в тапочках? — спрашивает он.
— Ни в коем случае!
— Тетя не заметит...
— При чем тут Тетя? Нельзя пить шампанское из хрустальных бокалов и при этом быть в тапочках!..
Я надеваю свое лучшее платье — голубое с белым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11