Трое из леса - 08


«Изгой»: ЭКСМО; 2003
ISBN 5-699-04356-X
Аннотация
Коварны боги. Гелон заключил с ним договор — проиграл, Скиф — проиграл. Олег на краю гибели вынужден принять от древнего бога помощь, но за это ему жить только `до последнего луча солнца! Правда, летом дни таки длинные…`
Как распутать узел, где сплелись интриги Семи Тайных, самых могучих чародеев вселенной, где страсть и гнев Скифа, стойкость Агафирса и горькое прозрение Богоборца?
Юрий Никитин.
Изгой.
Часть первая
Глава 1
Корчма как корчма, только потолок низковат, зато вширь раздалась так, что вместо стен только облака сизого дыма. Олег остановился на пороге, разом охватив взглядом и народ за столами, и закопченные стены, и тусклые светильники.
Воздух горячий, жарится мясо, рыба. За столами пьют и едят смуглокожие люди, прокаленные солнцем, пропахшие потом. Все в коже с головы до ног, в отличие от горожан, у которых даже штаны полотняные. Степняки пригоняют скот на продажу дважды в год, для них посещение корчмы — праздник...
Между столами шныряют подростки, разносят еду и питье. Да еще пробирается, выискивая место, плечистый, но сгорбленный парень с падающими на плечи волосами цвета темной беззвездной ночи. Серая протертая до дыр рубаха перехвачена в поясе старым ремешком. Судя по тонкому стану, парень молод, совсем молод, еще Олегу показалось, что парень смертельно устал, озлоблен, голоден и чем-то напуган. Больше, чем бывают напуганы жизнью такие вот бездомные бродяги.
Пока Олег шел к уединенному столу в дальнем углу, парень подсел на освободившееся место к четверым степнякам. Олег успел увидеть красивое мужественное лицо, квадратную челюсть, губы стиснуты, в каждом жесте и движении готовность дать в зубы всякому, кто расхохочется над его драной обувью или дырявой рубахой, явно с чужого плеча. Олег таких задир терпеть не мог, отвернулся.
Из окошка кухни выглянуло широкое лоснящееся лицо, красное и распаренное. Олег решил, что повар, но из боковой двери вышел массивный человек в кожаном переднике, глаза навыкате, волосатые руки на ходу вытирает о штаны, взгляд обыскивающий, так смотрят хозяева постоялых дворов, сразу стараясь определить, с кем имеют дело.
Этот мужик, явно хозяин, оказался перед столом Оле-га едва ли не раньше, чем гость опустился на лавку. Олег принял как должное, хотя он чуть ли ни в тряпье, не дело мудреца замечать, что на нем, но торговцы и хозяева постоялых дворов как-то угадывают в нем человека, который... который может расплатиться.
— Пообедать? — спросил хозяин. — Вина? Комнату?
— Рыбы, — велел Олег. — И слабого вина. Но — хорошего.
Он бросил на стол пару золотых монет. Глаза хозяина округлились, давно не видел ничего, кроме серебра и меди, поклонился, сказал почтительно:
— Принесу сам. Есть и рыба, и самое лучшее в этих краях вино!
Олег не ответил, голова опустилась на кулаки, локтями уперся в столешницу. Хозяин поспешно удалился, под личиной простолюдинов по земле ходят, как говорят старые люди, даже боги.
Остро пахло жареным мясом, луком, ноздри щекотали и дразнили ароматы горьких трав. Двое мальчишек сбиваются с ног, разнося кувшины с вином, толстая девка носится между столами, вытирает столешницы, со всех сторон гам, шум, пьяные песни, выкрики. ..
Перед его взором появилось широкое блюдо с огромной, только что испеченной рыбиной. Рядом бесшумно, чтобы не спугнуть думы богатого гостя, опустился широкий кувшин с узким горлышком. Смуглые руки сковырнули смоляную печать. Ноздри Олега дрогнули, запах в самом деле приятный, а вино старое, выдержанное.
Мысли вспорхнули, как испуганные воробьи. Приходят с трудом, а улетают с такой легкостью, что скрипел зубами от злости: уже почти что додумался до чего-то важного, уже ухватил за хвостик... но запах самой простой еды как ударом оглобли вышибает высокие и даже возвышенные мысли о Великом. Иногда даже запах женщины... А уж если пройдет близко, двигая бедрами из стороны в сторону... Что он за скот такой?
Насытился быстро, дальше вяло ковырялся в рыбине. Мясо на редкость нежное, но костей напихано столько, что вся радость от смакования ушла, осталось только глухое раздражение, что никогда радость не бывает чистой, незамутненной.
В голове звон, звучат обрывки мудрых фраз, одна другой закрученнее, замысловатее, мелькают свитки с письменами, в глазах рябит от значков и символов, что остались от древних народов...
Он чувствовал, что на ощупь пробирается через зыбкий туман, мокрый и вязкий, под ногами то гнило чавкает, то невыносимо и отвратительно шелестят, лопаясь, пересохшие панцири перелинявших тварей. Он зависал в паутине, натыкался на каменные стены, тонул в гнилых болотах, под ногами обрушивалась земля, он в смертельном страхе падал, падал, падал в бездну... и все эти страхи — лишь туман его мыслей, хитиновые шкурки его перелинявших идей, это его собственная жажда сказать все четко и ясно увязает в ощущениях, которые не может вместить в слова! И когда под ногами вдруг пустота, он в самом деле терял опору не только мыслям и себе, но и чему-то более важному, чем он сам.
Из-за стены тумана все громче звучали раздраженные злые голоса. Перед глазами нехотя проступило просторное помещение, заполненное народом, появились столы с едой и плохим вином. Пьют, едят, бахвалятся, бранятся, горланят песни...
А, вон там затевается драка. Молодой парень, который в простой холщовой рубашке и похож на бродягу, вскочил, лавка с грохотом упала. Напротив поднялись двое, но парень толкнул одного в грудь, тот рухнул навзничь, словно его ударило бревном, тоже опрокинул лавку, ударился о стену. Второй благоразумно кулаки в ход не пустил, но орал, бешено выкатив глаза, указывал на черноволосого, обращаясь к присутствующим.
Ссора вообще-то пустяшная, таких в каждой корчме по десятку за вечер, и когда молодой бродяга вдруг могучим ударом кулака отшвырнул и второго спорщика, Олег поморщился, отвернулся. Всегда одно и то же, осточертело. Дальше кусок рыбы оказался несколько чище, без костей, снова проснулся аппетит, елось с некоторым даже удовольствием, запивал вином.
Однако что-то беспокоило, он чуть повернулся, краем глаза ловил движения этих потных сопящих существ, к роду которых принадлежит и сам. Один из степняков за два стола от места ссоры поднялся, пошел к выходу. Что-то в его движениях насторожило, послало дрожь вдоль спинного хребта. Степняк двигается к двери, на лице подчеркнутое отвращение к пьяной драке, но одна рука что-то щупает под полой.
Олег взял кувшин, привстал. Перед степняком открылся проход к двери, но он почему-то шагнул в ту сторону, где драка. Олег торопливо швырнул кувшин. Молодой бродяга дрался люто, от его ударов спорщики разлетались как орехи. Почти никто не успел увидеть, как подошедший выхватил длинный узкий нож. Рука начала подниматься в замахе...
Кувшин ударил ручкой в висок. Черепки разлетелись как сухие листья. Пара красных капель упала на голое плечо бродяги. Тот на миг оглянулся, в глазах свирепая радость: наконец-то настоящая драка, с оружием, теперь можно бить, крушить, ломать, а там плевать, что дальше его самого убьют, растопчут, разорвут на части!
Из-за стола, что рядом, вскочили двое. Уже не скрываясь, с ножами в руках бросились на бродягу. Олег поднялся, вмешаться и разнять уже не успеет... массивная лавка на самом деле оказалась не такой уж и тяжелой, как выглядит. Он без размаха швырнул ее над головами пирующих.
Бродяга успел оглянуться, глаза расширились, видя двух с ножами. Тут же тяжелая дубовая лавка обрушилась им на плечи, как бревно, падающее с горы. Бродяга успел на лету выдернуть у одного из руки нож, отпрыгнул.
Оглушенные неожиданным ударом в спины, оба ворочались, сопели и ругались, пробовали подняться, а черноволосый с наслаждением попинал их, все оглядывался, искал глазами того, кто так неожиданно пришел на помощь.
Хозяин примчался со стулом в обеих руках. Стул выглядел почти новым, спинка и сиденье красиво обиты медвежьей шкурой.
— Еще вина? — спросил он.
— У тебя хорошее вино, — одобрил Олег. — Вот возьми... Принеси еще кувшин такого же.
Он придвинул ногой стул ближе к столу, хороший стул, настоящее кресло для почетных гостей, неспокойно сел. На него поглядывали из-за каждого стола. Он чувствовал недоброжелательство и настороженность. На столе появился кувшин, широкий медный кубок с чеканкой по ободку, но теперь не шли даже прежние мысли, в черепе запоздало шумела кровь, а мышцы подергивались, не получив ожидаемой драки.
Это вино не хуже, если даже не лучше, но отпил чуть, поднялся. На него смотрели от столов настороженно, как степняки, так и местные. Он улыбнулся, кивнул на оставленный кувшин. Дескать, кто желает хорошего вина на дармовщину, налетай.
Когда шел к выходу, чувствовал на спине эти злые и растерянные взгляды. С падающими на плечи красными, как огонь, волосами, он и так всегда привлекает внимание, а встречные не раз останавливались, пораженные сочетанием этих красных волос и пронзительно зеленых глаз, ярко-зеленых, светлых, от которых, казалось, идет странный колдовской свет.
Теплый вечерний воздух легонько взъерошил влажные волосы. Запахи конюшни текут медленно, успокаивающе. На том конце двора легонько стучит металлом, в щели крыши пробивается легкий сизый дымок.
С колоды, где поили коней, поднялся молодой бродяга. На Олега взглянули синие глаза, непривычно яркие на смуглом лице с черными соболиными бровями. Волосы он смочил у колодца, теперь падают на плечи ровными прядями, блестящие, как застывшая на холоде смола.
— Спасибо, — сказал он сиплым, совсем не юношес-ким голосом. — Если бы не ты... Олег отмахнулся:
— Забудь. Все равно тебя скоро зарежут. Бродяга насторожился:
— Почему?
— Сам лезешь в ссоры, — объяснил Олег. — А такие долго не живут. К тому же ты кого-то рассердил достаточно могущественного. По крайней мере трое жаждали тебя убить не за сегодняшние резкие слова.
Бродяга кивнул:
— Вот за них я и хотел сказать спасибо. Считаешь, их кто-то нанял?
Олег пожал плечами:
— Возможно.
Двери конюшни распахнуты, в тишине слышно, как сопят и чешутся кони. Налетел легкий ветерок, зашелестел ветками высокого старого клена в пяти шагах от конюшни. В одном месте ветки качались и после того, как ветерок улетел далече.
Олег прошел мимо, слегка отодвинув богатыря плечом. Тот был весь как из дерева, но Олег знал, что он и сам как из камня. Он был почти у ворот конюшни, ког-да сзади догнал стук шагов.
Все тот же сиплый голос воскликнул:
— Я знаю, тебе это не нужно! Но ты единственный, кто помог мне в этом проклятом городе.
— Ну и что?
Юноша сказал с явным раздражением:
— Я должен был сказать хотя бы спасибо.
— Пустое, — отмахнулся Олег. — Не стоит за такую малость.
Из конюшни выскочил мальчишка, в глазах удивление.
— Уезжаете? Я бы оставил вашего коня у коновязи... Красивый конь, я таких еще не видел!
— Оседлай, — разрешил Олег благосклонно. — Он не укусит.
Снова догнали быстрые и вместе с тем тяжелые шаги. В молодом сильном голосе прозвучало уже не раздражение, а злость:
— Это я — малость?
Олег отмахнулся, не оборачиваясь:
Только не затевай драку еще и со мной.
Почему? — спросил бродяга задиристо.
Мне очень не хочется быть битым в такой чудесный вечер, — объяснил Олег.
Бродяга несколько мгновений всматривался в его лицо. В синих глазах злость переплавилась в ярость.
— Так говорят только очень уверенные в себе... Олег услышал тихий шелест. Рука его метнулась в сторону, пальцы начали смыкаться еще в пустоте, но, когда сжались, в ладони уже была зажата рукоять швыряльного ножа. Рука по инерции качнулась в сторону горла богатыря, тут же Олег швырнул нож обратно. В темноте послышался сдавленный вскрик.
В листве клена зашелестело. На землю вывалился, цепляясь за ветки, крупный человек в темной одежде. Бродяга инстинктивно сделал к нему шаг, Олег остановил:
— Что тебе?.. Это его нож.
— Что? — спросил бродяга ошарашенно.
— Я говорю, — объяснил Олег как глухому, — нож вернулся к хозяину. Или тебе пограбить зудит?
Из ворот выбежал мальчишка, ведя в поводу могучего жеребца, легкого, с сухими мышцами и горящими как жар глазами. Олег пошел навстречу, конь призывно заржал, подбежал к хозяину и потерся мордой о плечо. Олег похлопал по огромной голове, чмокнул в бархатные конские губы. Конь фыркнул и отодвинулся, телячьи нежности это не для взрослого коня.
Со спины послышались торопливые шаги. Бродяга подходил, как чувствовал по его походке Олег, раздираемый сомнениями. Шаги нетвердые, а ведь человек он, несмотря на крайнюю молодость, уже умелый в боях, знающий, как ставить ноги.
— Прости, — донесся его голос, — ты мне спас жизнь уже дважды.
— Трижды, — поправил Олег, он всегда любил точность.
— Что?
— Трижды, — пояснил Олег. Он уже чувствовал, как губы расползаются в улыбке. — Но это такая малость, что даже спасиба не стоит.
Сзади засопело, он уже ожидал новую вспышку злости но бродяга за спиной зло рассмеялся:
— Прости, я только сейчас понял, что под малостью понимаешь не меня, а то, что ты сделал. Я еще не видел, чтобы вот так могли поймать нож... да еще в темноте! Так что бросить кувшин или лавку — это в самом деле для тебя малость.
Олег положил одну руку на седло, но что-то заставило обернуться. Этот молодой бродяга стоит перед ним почти такой же рослый, как и он сам, широкий, с длинными черными волосами до плеч и неправдоподобно синими глазами. Снова в сердце Олега кольнуло неясное узнавание. И почудилось, что желание именно сегодня зайти в корчму и просидеть там целый вечер среди пьяных мужиков было совсем не случайным.
— Кто ты есть? — спросил он. — Впрочем, не хочешь — не говори. Но только простых бродяг не подстерегают такие. И ножи в этом городе не умеют метать... так умело. Тебе надо хотя бы одеться по-другому, волосы спрятать. А уходить из города лучше всего тайно, ночью.
Бродяга открыл и закрыл рот. На скулах выступили красные пятна. Олег уже полагал, что смолчит, уйдет, сохраняя тайну, но тот вдруг заговорил быстро, захлебываясь словами:
1 2 3 4 5 6 7 8