-- Наместник...-- ответил мужчина дрожащим голосом.-- Боярин
Вырвидуб... меня ставил сам великий князь Ярополк! Вам отрубят головы...
Владимир с силой ударил его кулаком в лицо:
-- Нет больше такого князя!
Наместник рухнул на пол, корчился, выплевывая кровь и завывая от
ужаса. Ингельд хищно прыгнул на ложе выпачканными в грязи сапогами.
Женщина пыталась забиться в угол, но сильная рука викинга ухватила ее за
волосы. Ей было не больше семнадцати, распущенные волосы падали до пояса.
Она сразу ударилась в слезы, пыталась руками закрыть наготу.
Владимир следовал за наместником, переворачивая его пинками. Сапоги
уже ступали по крови, а Ингельд с хохотом накручивал на кулак роскошные
волосы, повернул девку так и эдак, наслаждаясь властью, когда в его руках
не только ее тело, но и жизнь. Наконец, распаляясь, нагнул ее, заставив
упереться руками о край ложа, хищно ухватил сзади.
Сапог Владимира достал наместника под ребро. Хрустнуло, тот хрипел,
выплевывал крошево зубов в красной слюне. В коридоре послышался топот,
звон железа. Наместник с надеждой повернул голову.
Ворвались два викинга с обагренными мечами. Владимир указал на
Вырвидуба:
-- Этого привязать, чтобы он видел свою женщину... Надеюсь, это его
жена, а не полюбовница. Потом можете поиметь ее за своим ярлом.
Один кивнул с готовностью, другой засмеялся:
-- Конунг! Мои уши больше ласкают хрипы умирающих, чем сладкие стоны
женщины!
Он выбежал вслед за Владимиром. Уже по всему терему слышались
душераздирающие крики, вопли, звенело оружие. Снизу потянуло гарью,
Владимир бросил коротко:
-- Беги вниз! Всякого, кто начнет жечь, карай на горло. Это теперь
наше, понял?
Викинг опрометью бросился вниз. Кроме хрипов умирающих он хотел
слышать и звон монет! Придется останавливать, а то и убивать своих же
берсерков, у которых звериная жажда разрушения сильнее благородной страсти
к обогащению.

К полудню город был в руках Владимира. Вместе с посадником схватили с
десяток его помощников, тиунов, челядь. В Новгороде, по мере того, как
ширилась весть о возвращении их князя, поднимался радостный крик.
Новгородцы, без нужды схватив ножи и топоры, бежали к княжескому терему.
Владимир велел выкатить из подвалов на улицу бочки с вином. Город был
захвачен без единого убитого новгородца, а за теремом на холме местные
плотники спешно ставили помост, укрепляли колья. Волхвам Владимир отдал
двух младших детей посадника, а жену и малолетних дочерей викинги утащили
в свой лагерь.
На взмыленном коне во двор ворвался всадник. Соскочил на землю,
побежал в развевающемся плаще на крыльцо. Двое викингов обнажили меч,
заступили дорогу. Владимир распахнул руки:
-- Это свой... Войдан, что тебя задержало так долго?
Он улыбался, но глаза были холодными. Войдан, не заметив отчуждения,
обнял, хлопнул по плечу:
-- Я знал! Я знал, что ты вернешься! Задержало? А я жил в селе
Панаса, у меня ж люди Ярополка отобрали здесь все. Почему не сообщил, что
идешь?
-- Я поспел бы раньше гонца,-- объяснил Владимир.-- А где Тавр?
-- Он еще дальше, в бегах. Ярополк звал его на службу, но Тавр его не
признал великим князем. Теперь прячется в лесах. Я уже послал за ним.
Владимир ощутил, как с сердца свалился камень. Есть же еще настоящие
люди! Верные слову, долгу, чести... Правда, может быть они не столько
верные слову, как хитрые? Пока не увидят его трупа, не поверят, что он
побежден? Хотят быть с более сильным... Но не это главное. Важнее, что
есть люди, которые и в тяжкую годину оставались верны. А уж почему верны,
это важно для простого человека, но не для политика.
-- Значит, и Панас...
-- И Кремень, и другие изгои. Не говоря уже о волхвах, боярах
новгородских. Это твой город, Владимир. Даже те, кто называл тебя робичем,
теперь пойдут за тобой. Люди Ярополка слишком много обид чинили
новгородцам.
-- Ну, это нам на пользу,-- Владимир раздвинул губы в знакомой
Войдану волчьей усмешке.-- А Добрыня?
-- Тот с малой дружиной, аки печенег, кочует по весям. Ярополк с ним
справиться не может, тот больно хитер, все воинские уловки знает, полжизни
провел в Диком Поле. Но и Добрыня на людей Ярополка не нападает, не
дразнит. Так у них и застыло: ни мир, ни война. Похоже, тоже ждет твоего
возвращения. Иначе пошел бы к Ярополку, тот звал на службу: обещал и
боярство оставить, раз уж отец пожаловал, и земель прирезать.
Тавр прибыл часом позже, на пару шагов опередив Панаса и Кремня. С
той радостью как обнимали, Владимир ощутил, что его воспринимают не как
князя, новгородского или великого, а что пока дороже -- как потерянного и
найденного сына.
Тавр всегда одевался скромно, но сейчас Владимир ощутил, что на этот
раз простота идет от бедности. Как и исхудавшее лицо, голодный блеск глаз,
темные пятна обморожения на щеках.
-- Разбирайте свои дома и земли обратно,-- сказал он со щемом в
сердце,-- и еще угодья предателей...
Войдан равнодушно кивнул, Тавр отмахнулся:
-- Заберем. Ты говори быстрее, какие у тебя силы? Что можем успеть,
пока Ярополк дознается?
Войдан остро взглянул на Владимира:
-- Я заметил, что варяги никого из города не пускают.
-- Твои уроки,-- кивнул Владимир.-- Пусть Ярополк пока видит сладкие
сны. А мы окропим победу, посадник накопил хорошего вина, и до утра решим,
на что хватит сил...
Тавр перехватил понимающий взгляд Войдана, кивнул. Даже возмужав и
взматерев, князь не говорит, как Ярополк, "я", а только "мы".

Солнце пошло к закату, ветерок стих, воздух был теплый, чистый,
напоенный запахами пробуждающейся земли. Народ, празднично одетый,
стягивался на площадь, где все еще стучали топоры. Новгородские умельцы
помост поставили прочный, а колья вбили оструганные мастерски, с правильно
заостренными кончиками.
От терема послышались крики, ругань. Тащили посадника, его
помощников. Один кол поставили выше других, как раз для того человека, кто
волею Ярополка был выше всех в Новгороде.
Добровольные помощники принесли лестницы. Десятки рук схватили
пленных, потащили наверх. Двое орали и отчаянно сопротивлялись, а посадник
повис в грубых руках, глаза его закатывались.
-- Погляди сверху на свой город,-- приговаривали ему почти ласково.--
Ты ж был выше всех, нас за людев не чел! Вот и будь выше.
Острие кола сверху было тонким на длину среднего пальца, разве что
малость толще, затем медленно расширялось. Какое-то время можно держаться,
напрягая мышцы задницы и сжимая ногами гладко обструганный ствол, но никто
не продержится вечно. Усталость побеждает любого богатыря, но даже тогда у
немногих хватает мужества расслабить мышцы и помочь себе умереть быстро.
Наместник начал кричать и дергаться на колу первым. Его грузное тело
просело, кол обагрился кровью и слизью. Завыл еще один, в смертной муке
запрокинул голову, кровь потекла темная, будто и не человека казнили
вовсе, а вурдалака.
В толпе смеялись, хлопали в ладоши, подбадривали, советовали как
продержаться дольше. В воздухе стоял теплый запах свежей крови и свежих
внутренностей вперемешку с содержимым порванного кишечника. В толпе
собравшихся мальчишки-разносчики бойко торговали ячменными лепешками,
булками и пирогами.
Потом часть народа отхлынула к капищу, там жрецы приносили в жертву
детей посадника. По подсказке новгородцев пымали несколько ярых
сторонников Ярополка, коим пожаловал дома и земли воевод Владимира. Для
них спешно начали ставить еще колья, а кому не нашлось места, тех Владимир
велел повесить на крюках за ребра возле городских ворот.
Жен и старших дочерей предателей отдал викингам и просто охочим на
потеху, младших -- в жертву Перуну, а дома -- на поток и разграбление.
Земли вернул прежним хозяевам, не взяв себе ни щепочки.

Глава 3

Войдан еще в первый день собрал сотников, велел проверить кто и
насколько в их старшей и младшей дружинах готов к бою, а кто и к походу на
Киев. Все кузницы работали, удивляя и настораживая викингов, круглые
сутки. Оттуда выносили охапками еще горячие мечи, топоры, кривые сабли.
Заново перековывали коней, готовили к дальней дороге.
Главному войску викингов оставалось два дня хода, чтобы добраться до
Новгорода. Владимир спешил за эти два дня переделать все дела, чтобы
увести эту жадную до крови толпу в глубину Руси.
Задерганный, усталый, он валился с ног, а в седле проводил времени
больше, чем на ложе. Когда приехал в терем, осушил большую чашу крепчайшей
кавы, сердце застучало чаще, но сил почти не прибавилось. Кава тоже не
придает сил, как объяснил волхв, а берет из его же запасов. Но откуда их
брать, если уже все выметено, по сусекам поскреб и вычистил?
Обедал стоя как конь, так еще можно было противиться сну. Когда дверь
распахнулась, Владимир ожидал Тавра, но на пороге возник перекошенный
силуэт Сувора.
-- Княже, к тебе послы!
-- Кто? -- переспросил Владимир. Сувор двоился и расплывался в его
глазах, будто в его личину поселилась Мара.
-- Послы!
-- От кого? -- он ощутил, как сон начал отступать, а сердце
похолодело.-- От Ярополка? Или от Рогволода?
-- Нет, княже. Заморские! Правда, гутарят по-нашему, только язык
малость чудной.
-- Не до послов,-- ответил Владимир.-- Накорми, пусть ждут до утра.
Утро, мол, вечера мудренее.
-- Как скажешь, княже,-- ответил Сувор, но остался на месте.--
Подождут, так подождут. Только они вроде бы помощи просят!
Владимир горько засмеялся:
-- Помощи? У нас? Самому впору вешаться или топиться. Зови!
Интересно, кому это еще хуже, чем нам... Нет, приведи их в малую палату.
Там сейчас Добрыня с боярами, Тавр. Я сейчас приду.
Сувор удалился. Владимир осушил еще чарку кавы, набросил княжеское
платье и спустился в малую палату. Пир там угасал, но пиры Владимира были
теми кострами, которые только ждут новой охапки хвороста. Едва Владимир
вошел, за столом раздался довольный гомон, отроки забегали чаще, сменили
скатерти. Пировали все свои: Добрыня, Тавр, Стойгнев, Панас, Твердохлеб,
молодые бояре и двое тысяцких.
Гостей еще не было, но едва Владимир сел, как за дверью послышались
голоса. Дверь распахнулась, в палату вошли люди, от которых сразу повеяло
железом и кровью. Рослые, крутоплечие, суроволицые, все в доспехах: не
парадных, а бранных, погнутых и рябых, словно их клевали птицы с железными
носами.
Владимир невольно взглянул на сапоги прибывших. Стоптанные подошвы и
сбитые каблуки, пыль заполнила трещины. У одного потертости от стремян,
остальные явно бились пешими.
Вперед выступил седоусый мужчина, шлем держал на согнутом локте.
Белые волосы свободно падали на плечи. Коричневое лицо настолько иссечено
морщинами, что шрамы почти прятались среди них. Глаза у него были
светло-голубые, цвета северной морской волны.
-- Челом бьем тебе, князь,-- густой сильный голос наподнил палату.--
Желаем здравствовать в мирном граде Новгороде!
-- Благодарствую,-- ответил Владимир настороженно, почудилась издевка
в слове "мирный".-- И вам... желаю того же. С чем прибыли, дорогие гости?
Он широким жестом пригласил их за стол. Пока рассаживались, изучал их
внимательно. Это в Царьграде императором может быть слабый старик, а
здесь, на украинах мира, вождями становятся лишь те, кто умеет крепко
держать меч и с его помощью сплотить вокруг себя дружину себе подобных.
Эти гости именно такие. Держатся с достоинством, не простые воины, но в
доспехах и при мечах. И видно, что оружием пользоваться умеют.
-- Мы прибыли издалека,-- сказал седоусый.-- Меня зовут Горислав, а
это доблестные Ратмир, Всебой и Вышеслав. Мы добирались с западных границ
славянского мира... Мы -- велеты, а в других странах нас кличут лютичами.
Испокон веков мы занимаем земли от реки Лаба и реки Сала на западе до реки
Одра или Одер на востоке, от Рудных гор на юге и до самого Балтийского
моря на севере...
-- Великую землю держите,-- заметил Владимир уважительно.
-- Увы, земли славянского мира уменьшаются, княже! Да так быстро, что
могут исчезнуть вовсе. Германская империя с ее "Дранг нах Остен" давит со
страшной силой вот уже двести лет. Еще раньше от ее ударов рассыпалась
Римская империя, от мечей германцев пали целые страны. Теперь она
обрушилась на нас... Ей нас не сломить, ведь мы -- велеты, тевтонов били и
бьем. Ни одно войско захватчиков, что приходят к нам, не уходит целым...
Он перевел дыхание, а воин, которого он назвал Ратмиром, вклинился
горячо:
-- Мы бы справились с Германией сами, ведь мы -- велеты, а то и
послали бы своих героев в их земли, чтобы там разрушили все и сожгли, а
детей увели, дабы навсегда стереть с лица земли этот подлый род... если бы
не бодричи! Этот подлейший союз, что всегда враждовал и воевал с нами. Он
пошел с Германией, чтобы одолеть нас или хотя бы ослабить!
Владимир обвел взглядом внимательно слушающих бояр. Добрыня
сочувствующе кивал, на его широком лице было само сострадание.
-- Но ведь бодричи,-- сказал Владимир осторожно,-- гм... у них те же
боги, тот же язык, та же одежка... Сколько их в союзе?
-- Всего лишь десятка два крупных племен и полсотни мелких.
-- А у вас?
-- Наш благородный союз лютичей объединяет двадцать больших племен,--
ответил Горислав с достоинством,-- где живут исполненные доблести мужи и
целомудренные женщины! У нас ищет защиты множество независимых племен,
которые взамен дают нам своих храбрых воинов! Их не менее пяти десятков.
Его бояре закивали, глаза их горели гордостью. Горислав продолжил
после отмеренной паузы, что придавала его словам больше веса:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10