Что осталось неохваченным? Юг. По логике вещей, там самая старая часть свалки. Экспедиция желательна, но, учитывая физическое состояние личного состава (я покосился на сладко дрыхнущего на солнышке Солдата), на настоящий момент нереальна.
Так, товарищ майор в прошлой жизни, а что мы имеем из целей на настоящий момент? А имеем мы необходимость плотной разведки и сбора информации, что полностью с утра прое… профукано. Пример? Разгребание сто раз проверенных до нас куч у пищевой помойки. Где жратва — там и бомжики ковыряющиеся, от еды далеко не ползающие. А ты, идиот старый… поправка — малолетний, ни хрена не подумал, сил на бесполезное выискивание потратил немеряно. Дальше. А дальше у нас сортировка. Будет норма в непосильном размере и темп под дубинками уголовных уродов. Сортировка мусора. Как справится с ней Солдат? Не знаю. Хотя стоп. Он явно поздоровее и посильнее меня, на момент моего… прибытия уже нормально двигался, места знает. Урюк бандитский его одинаково называл, видно, уже приметил. Будем надеяться, что одно такое мероприятие парень одолел. Как улучшить прохождение? Надо защитить тело и руки. Руки — особенно. Точно, нужны перчатки. А искать их надо здесь, в строительных отходах.
Размышления прервал звук колокола. Не понял…
Встрепенувшийся Солдат вытащил из-за шалаша два пластиковых ведерка.
— Ета, Сеант, ета.
— Еда? А, обед!
Очередь в открытые ворота ангара тянулась солидная. Рискнув дойти без привычной палки, я, придерживаемый напарником, оглядывал контингент, стараясь это делать естественно и незаметно. Да, зрелище печальное. Потухшие лица, неопрятные грязные космы волос, многочисленные болячки на коже. Соответствующий облику запашок перебивал даже вонь свалки, здесь, впрочем, более слабую. А почему? А потому что ветерок вдоль дороги, а там мусор убирают. Сколько же здесь народа? Примерный подсчет — человек триста, и всё подходят новые. Мы с Солдатом были уже в первой трети, размеренно двигающейся к распахнутым воротам очереди. Внутри обалденно пахло горячим варевом. Под потолком тускло горели несколько ламп (цивилизация!), очередь принимала влево. Справа стояли, как в дешевом кафе, разнокалиберные, частью самодельные столики. За ними восседали урки. Так, сколько их? Опустив голову, я исподлобья, короткими взглядами вел подсчет. Человек сорок. Кто-то подходит, кто-то уходит. Даже официант мечется, порции выставляет. Посуда у них керамика и стекло, ложки металлические, чашки, стаканы, даже хлеб в больших тарелках. Твари, «хозяева жизни». Жрут, курят, пьют что-то очень похожее на пиво. А вот и раздача — железный, мятый, с пятнами плохо очищенной ржавчины на боках бак на тележке, два мужика ловко машут черпаками. Один незнаком, а второй — тот самый дядька.
— Доброго Вам дня, уважаемый.
Не переставая разливать, знакомый покосился и, не меняя кислого выражения лица, зачерпнул ощутимо поглубже и побольше. Его напарник так же не обделил Солдата.
— Благодарю, уважаемый.
Показалось, или дядька действительно подмигнул? Но уточнять некогда — Солдат резко потянул к выходу и сразу за угол ангара. А почему такая спешка? Еле удержал баланду от расплескивания. Напарник, тревожно оглядываясь, вытащил из-за пазухи крышки и закупорил наши ведерки. Так, я, кажется, понял причину — за углом, возле выхода разгоралось действие. Двое пинали валяющегося на земле третьего, он цеплялся за ноги и тянулся за отобранной посудой. За сценой с сытыми ухмылками наблюдала пара урок.
— Понятно, делаем ноги, Солдат.
Первые пять минут напарник тянул, как паровоз. Я весь запыхался, висел на нем и старался быстрее перебирать ногами. И только когда ангары скрылись за кучами, он сбавил темп, остановился, прислушался и заулыбался. Лежа в мусоре, я подрагивающими руками крепко сжимал горячий обед и никак не мог отдышаться.
— Поём, Сеант, поём.
— Я понял, что подъём. Только совсем не поднимается.
Сам встать сумел на карачки. Друг привычно подхватил за талию, поднял, подал ведёрко. Пошли. По дороге я думал об увиденном. Поесть на пищевой помойке имеется, идти относительно недалеко. Зачем отнимать обед? Явно не ради еды. А вот для самоутверждения уродов — вполне. Уже теплее. Значит, и среди низовой категории неравенство. Кстати, а уроды могут быть из разжалованных урок. Как там Кент сказал: «Для тебя закон — я»? Да, по воровским укладам моего мира так и выходит. Опустили, заставили отработать на сортировке — все, в парашниках. Понятно, почему Солдат так рванул — паренька, наверное, обижали не один раз.
С трудом доев обед (молодец, дядька, гуща и щедро), хотел было проверить окаменевшие на солнышке носки, но сил хватило только на заползти в шалаш и отрубиться. Хрен с ними: наверняка присохли — не оторвешь.
С носками разобрался часа через три (часов, однозначно, не хватает). Несмотря на пакостный привкус во рту, самочувствие было нормальное. А когда размял и выхлопал носки с полотенцем, понял, что снова с удовольствием вспоминаю об обеде. Ничего себе проглотище. Верный признак, что началось восстановление организма.
С пятого раза научив напарника управляться со шнурками — моторная память работает, молодец, братишка, я предложил:
— Пошли, Солдат, носки обкатаем, надо офисными мешками ещё пошуршать.
Он непонимающе улыбался. Я махнул в нужную сторону:
— Еда, Солдат. Искать, пошли.
— Пои, Сеант.
Есть понимание. Достаточно уверенно шагая, думал о своем преданном друге. Моторная память есть, зрительная — аналогично, ориентируется хорошо. Повреждена речь на звонкие согласные, убита ассоциативная и сложная память, иногда слетает координация, но, кажется, не так уже и часто, или я привык и не замечаю. Шишки вот только меня тревожат — воспалены и опять вроде сочатся.
Пара часов упорного организованного (Солдат таскал мешки, я вываливал и занимался сортировкой.) труда дала хороший результат. Жменя шариковых ручек и карандашей, почти новая папка для бумаг из кожзаменителя со сломанной молнией, четыре одинаковых неисправных калькулятора, нож для резки картона с обломанным лезвием (остатка на заточку карандашей хватит), несколько чистых листов плотной бумаги, керамическая кружка с отколотой ручкой, настольные пластмассовые часы с большим жидкокристаллическим дисплеем. Часы, понятное дело, не работали, но мне интересно было заглянуть в начинку, как и в калькуляторы. И главное — еда. Сливая остатки жидкостей из пинтовых бутылочек, набрал пару пинт на питье и пинту умыться. Выбрав пластиковые пакеты почище, вытряхивал из одноразовых тарелок присохшие остатки лапши, каши (овсянка, сэр), ломтики картофеля. Подтаскивая два очередных мешка, Солдат каждый раз умильно-просяще смотрел на медленно растущую кучку сладких кусочков бисквита. Когда еды набралось на ужин, завтрак и добавку к обеду, я скомандовал конец работе. Ополоснув с напарником руки и лицо (вот принципиально приучу к гигиене), резво смели вкусные ломтики картофеля и честно разделили сладкое.
— Пакеты с едой надо подвесить под потолок, — выдал я умную мысль, наблюдая за обрабатывающими стопку очищенных тарелок крысами.
А почему, кстати, они не погрызли мусорные мешки? Мешок как мешок — плотный полиэтилен, завязка-удавка на горлышке. Наверное, полиэтилен тоже с хитрыми добавками, как и пищевой пластик. Так, самое время полистать прессу: среди офисных отходов попались два глянцевых журнала. Журнал женский — тряпки, украшения, реклама, мода, опять реклама, страничка пастора, комиксы. В общем, как и у нас — херня ни о чем. Журнал для мужчин: реклама, реклама, мода, фигассе, так, Солдат, это тебе ещё рано, хотя так себе кобылки, комиксы. А что в комиксах? Зомби, вампиры, доблестная полиция, оргии. Любимое чтиво уродских урок. Журнальчик приберем, для наведения контактов сгодится.
Совсем рядом с нашим жилищем я услышал голоса. Хорошо, что тащились мы не спеша и молча. Дав знак Солдату, осторожно подобрался к строительной куче.
— Мля, отвечаю, здесь где-то уроды. Жрачку ищут, ща вылезут.
— Шило, мля, если бы не твоё фуфло, уже дело бы сделали и в кости гоняли.
— Лысого своего гоняй. Я жмуров таскать не подписывался, дохляки для этого есть.
— Кент сказал…
— Да по херу мне, чеон сказал, я сам в законе. Ждём дохлятину, Боров.
— А если они сныкались?
— Тогда валю халупу, а завтра обоих урою, за жратвой, мля, подтянутся.
Так, ситуация без вариантов, с двумя быками мне не совладать. Спрятаться — останемся на ночь без шалаша, а завтра точно будет плохо. Значит, косим под дураков. Забрав пакет у Солдата, я замаскировал добычу в куче (обидно, если крысы доберутся), закинул ему руку за шею, согнулся, и мы заковыляли к шалашу.
— Во, мля, дохлятина! Где шарились, уроды?
— Так это…
— Че «это»? Хвальник завали, Зомбак, — бандюк замахнулся дубинкой, но удара не последовало.
— Пшел!
Подпихиваемые дубинкой, мы направились в сторону ангаров. На тропе, в куче мусора лежало тело. Задравшаяся от волочения знакомая рубаха, торчащие ребра — истощенный парнишка со следами предсмертной муки на лице.
— Дохлятина, схватили жмура за копыта и прописались в дубовозы.
Черт, как мне захотелось кого-то убить! Перехватить дубинку и вбить поганый язык мрази в горло вместе с зубами!
— Чё рогом целишь, тварь? Ща у меня схватишь!
— Остынь, Шило. Уроешь — троих тащить придётся. Это же Зомбак с Полудурком, мля, два тупаря стёртых. Он не въехал, вот и зырит. Слышь, дохлятина, берёте жмура за ноги и тащите, понятно?
Рассудок боролся с ненавистью. Нет, шансов мало. Двое, с дубинками. Окончательное решение помог принять Солдат — шагнул к телу и затоптался рядом. Без его поддержки я понял, насколько ещё слаб.
За ноги тянуть не стали — взяли за плечи. Паренек был совсем легкий, бандюки шли сзади и покрикивали. Душа болела. Мой покинутый мир не самый гуманный, но этот… По лицу — русак, светлые волосы, курносенький, ещё нет щетины — подросток, моложе Солдата. Друг тоже шел непривычно серьезный, выражение лица… а ведь он пытается вспомнить. Ну да, по логике — рубаха такая же, наверное, попал сюда с нами, но не выжил. Точнее, выжил Солдат — я-то занял чужое тело.
Боров заметил наши взгляды, или ему наскучил озлобленный напарник:
— Э, Зомбак, что, вспомнил его?
— Нет, не помню. А что, нас вместе привезли?
— Ну, дохлятина. Кажись, пятеро стёртых, тебя вон Полудурок сразу схватил и утащил, а этот последний зажмурился.
— А Сол… моего кореша что, не с нами привезли?
— Не, Полудурок тут уже две сортировки кантуется.
— Харэ с тухлогонами рамсы тереть, Боров. А ну, резче, уроды!
Злобная тварь больно ткнула дубинкой. Пришлось замолчать и прибавить шаг.
Мы углублялись в старую часть свалки — точно на юг. Всё меньше становилось свежего мусора, пропали вороны, все мешки выпотрошены, под ногами шуршал вечный пластик и разложившаяся от времени бумага. Сначала я считал шаги, отмечая каждый километр, но на третьей тысяче силы кончились. Шило подталкивал дубинкой, сознание фрагментами выдергивало приметные места — пятна бывших пожаров, остатки бетонной конструкции, куча здоровенных автомобильных покрышек. По-моему, Солдат тянул нас обоих — мертвого побратима-партизана и меня, случайно не мертвого в этом мире.
— Харэ, дохлятина, присохни!
Я отпустил тело и рухнул рядом. Запаленное дыхание шевелило песчинки у носа. Песок? Бандиты уже не гнали, они стояли и что-то обсуждали. Слабая, но настойчивая рука потянула вверх. Тихий шепот:
— Сеант.
Нет, Солдат, не могу.
— Сеант, нао, Сеант…
Надо. Я понял, надо. Голова кружилась, земля рывками убегала из-под ног. Но удалось. Обнявшись и покачиваясь, мы стояли метрах в трех от обрыва песчаного карьера. Удушающе тянуло сладковато-тошнотной вонью. Внизу уже лежала плотная тень, но я всё равно видел полузасыпаные песком тела. Их было очень много. Ставших костями, разложившихся и относительно свежих. Урки выбрали место, взяли труп парнишки за руки — за ноги, раскачали и скинули вниз. Глухой звук удара, взметнувшиеся с недовольным карканьем жирные вороны.
— Присыпим?
— Забей, Боров, так поваляется. Канаем.
Проходя мимо нас, Шило злобно оскалился и махнул дубинкой:
— Слышь, мож, и дохлятину туда, чтоб потом не канать? Чо, Зомбак, зарядишь жмурам компанию? Резкий толчок, мы шатнулись к обрыву.
Еще толчок. Собрав силы, ощущая, как сжался под рукой Солдат, я хрипло ответил:
— Можно. Тогда для нас всё закончится сейчас. А ты подумай, кто пойдёт на сортировку, если закончатся все такие, как мы.
— Ты чё провякал, тварь?
Урод, замахиваясь, шагнул ближе.
— Шило!
Резкий оклик остановил занесенную руку. Боров с нехорошим прищуром смотрел на напарника:
— Зомбак по закону сказал. А ты, Шило, против закона идешь.
— А ты кто такой, Боров, мне указывать?
— Кто?
Змеиная ухмылочка неузнаваемо изменила круглое лицо Борова. В руке блеснул нож:
— Я при пере, по закону.
— Слышь, Боров, ты типа это, не ныряй в обманку…
— Не ссы, Шило, я всё понял правильно. Канай вперед и думай, что будешь петь на правке.
Растерянно оглядываясь, Шило пошел к ангарам. Боров покосился на нас:
— Твоё счастье, Зомбак. Ну ладно, я позырю ещё, как ты на сортировке будешь.
Бандиты ушли. Земля неудержимо тянула вниз, но я напрягся и сделал первый трудный шаг.
— Пошли, Солдат, домой.
— Пои, Сеант.
Пусть тяжело и медленно, но шагали. Вот уже пропал страшный запах карьера, потянулось рыхлое поле старой свалки. Сколько же мы отмотали? Километров пять? Наверное. Солнце уже заходит, рельефно высвечивая натоптанную дорогу. Дорогу жертв. Да, свалка, где заканчиваются человеческие жизни. Пятеро. Стандартная цифра — боевая пятёрка. А Солдат? Хлопчик был совсем молоденький. Может, связной?
— Солдат, ты его вспомнил?
Друг, гримасничая, морщился.
— Узнал, но не можешь вспомнить?
— А, Сеант, а, — закивал напарник.
Это значит: «Да». Мы вдвоем — все, что осталось от ячейки сопротивления.
Черным пятном вдали замаячила куча покрышек. А ведь солнце сейчас зайдёт. Точнее, уже зашло. Ночь упала быстро. Луна и звезды чуть подсвечивали путь, я выдерживал курс по Полярной звезде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13