Та пожилая дама семь недель мучилась, прежде чем умерла. Врачи до самого конца не могли определить симптомы.
Стив перебил его:
– Но если мы имеем дело с массовыми убийствами…
Макриди прервал его:
– Это не массовые убийства, Латем. Массовые убийства – это когда взрывается бомба. Мы же говорим о серийном убийце. Этот термин сегодня часто употребляют в Скотленд-Ярде.
– Как бы это ни называлось, сэр, – вступил Пелгрейв, – такое дело требует огромной работы всего персонала участка. Любопытствующие типы будут постоянно требовать от нас информации, нам начнут названивать всякие психопаты и излагать свои безумные теории. И пресса повиснет у нас на хвосте.
– Решение всех этих проблем я передаю в ваши опытные руки, Пелгрейв. Если вам понадобятся дополнительные силы, обращайтесь ко мне, и я затребую полицейских из других участков и отделов.
Латем сделал глубокую затяжку и прикурил новую сигарету от почти уже догоревшей.
Глава 3
Полицейский участок на Вайн-стрит вновь открыли совсем недавно, и сделано это было в спешке, чтобы срочно разгрузить центральное подразделение Вест-Энда, поскольку там не справлялись с потоком особо важных уголовных дел. Во всяком случае, такие ходили слухи. Но участок Вайн-стрит выглядел настолько непривлекательно, что лучше бы ему оставаться закрытым: спрятавшийся в узком темном проулке, освещенный казенными лампочками без абажуров, с грязно-желтыми стенами и коричневым линолеумом на полу. Буквально за углом сияли электрические огни площади Пиккадилли, казавшейся совершенно иным миром – миром Лондона, за последние пять лет преобразившимся до неузнаваемости.
Когда Брайони после обеда вернулась в общий кабинет, там никого не было. Случайно подобранная, плохо сочетающаяся между собой мебель смотрелась довольно странно – словно здесь выставили на продажу собрание старьевщика. И, конечно, ей выделили самый плохой стол – привилегия новичка – массивный, с заедающими внутри ящиками и столешницей, покрытой ядовито-зеленым коленкором. Стул, громоздкая штуковина на тяжелых колесах, был для Брайони слишком низким. Она выкатила его на середину комнаты и пнула так, что стул отъехал в дальний угол, где высилась гора пустых картонных коробок и рулонов оберточной бумаги, на которой делали наброски и схемы во время совещаний. Брайони взяла под мышку один из рулонов и обошла кабинет, проверяя все остальные стулья, пока не нашла самый подходящий. Его-то она и перекатила за свой стол. Немного оберточной бумаги – и зеленый коленкор исчез из вида, а у Брайони появилась удобная поверхность для записей и пометок.
Она уселась поудобнее и позвонила в архив центрального подразделения Вест-Энда.
– Итак, давайте коротко сформулируем задачу. – невозмутимо заявил голос на другом конце. – Вы хотите получить информацию по всем нераскрытым убийствам, начиная с января тысяча девятьсот шестьдесят девятого года. В каком районе?
– Я же сказала: всю информацию.
– Что? По всему Центральному Лондону? Вы шутите?
– Нет, не шучу. Я исполняю распоряжение суперинтенданта Макриди, занимающегося расследованием убийства. Он велел запросить именно те дела, которые я назвала.
– Ну и когда вы хотите их получить? Это же чертова куча папок. Некоторые дела занимают по три коробки.
– Мне не нужны все дела сразу…
– Послушайте, не могли бы вы четко сказать, что именно вам нужно? Мы, знаете ли, очень заняты. Сейчас как раз идет реструктуризация всех документов. Я целое утро таскал ящики, на которых даже не имеется этикеток. И у меня нет настроения играть в загадки-отгадки.
– Послушайте, я пытаюсь вам объяснить…
– Мне не нужны объяснения, дорогуша. Знаете, что, вы там сперва сами разберитесь, что вам нужно, а уж потом звоните нам и посылайте запросы!
В этот момент вошел Латем, и Брайони быстро завершила разговор.
– Какие-то проблемы?
– Да этот чертов архив.
– Все ясно. У них там сейчас реструктуризация, и бардак еще хуже нашего. Я зашел сказать тебе, что мы собираемся провести допрос Колина Олдройда – того парня, что нашел тело, – минут через десять, комната семь, дальше по коридору Он только что закончил писать заявление – бедняга выглядит совершенно раздавленным. Парень довольно бестолковый, но не будем судить строго. Кстати, а как тебя зовут? Не могу же я обращаться к тебе «инспектор Уильямс».
– Брайони.
– Отлично. Кельтское имя. В тебе есть что-то кельтское. А я Стив. Сигаретку?
– Я не курю.
– А как же ты тогда снимаешь напряжение?
Брайони пожала плечами:
– Просто… я никогда ничего такого не видела.
Стив чиркнул спичкой и сделал глубокую затяжку, характерную для курильщика со стажем.
– Еще увидишь, поверь мне.
Комната для допросов была маленькой и душной. Брайони заметила капли пота, выступившие на коже Стива.
– Откройте окно, Латем, – распорядился Макриди, который уже снял пиджак. – Если мы не ставим своей целью задохнуться, нам необходим свежий воздух.
– Да где ж его взять? За окном то, что в газетах называют жарким днем. Может быть, мне стоит пойти поискать вентилятор?
– Не надо. Они жужжат и мешают сосредоточиться. Просто открой окно.
Стив оказался прав. Воздух был совершенно неподвижен, даже пыль с подоконника не сдуло. Брайони повесила жакет на спинку стула и села в самом конце стола, как можно дальше от свидетеля. Когда появился Колин Олдройд, оба офицера представились и пожали ему руку; Брайони сделала то же самое, постаравшись встретиться с Олдройдом глазами и уверенно улыбнуться. Коллеги могли временно задвинуть ее в сторону, но девушка не сомневалась, что умеет вести разговор ничуть не хуже. Правда, сами они считали, что могут ее чему-то научить. Ну что ж, посмотрим…
Олдройд относился к типу «бесцветных» мужчин, который никогда не привлекал Брайони: блеклые волосы, бежевый вельветовый жакет (на одном плече растянувшийся из-за того, что его неудачно повесили на вешалку), легкие брюки, тяжелые туристические башмаки. На вид лет тридцать – тридцать пять. Йоркширский акцент.
Макриди придвинул Олдройду отпечатанный экземпляр его первоначальных показаний.
– Доктор Олдройд, это ваше заявление, сделанное инспектору Пелгрейву. Мы хотели бы уточнить некоторые детали вашего рассказа. Начнет инспектор Латем.
Латем откашлялся, вытащил из кармана пару листков бумаги с рукописными пометками и задал вопрос:
– Вы утверждаете, что были не первым, кто вошел в лабораторию в то утро, а вы пришли в… семь пятнадцать. Там уже работали два студента. Так?
– Да, только это были аспиранты. Мы не разрешаем студентам, не защитившим диплом, работать без наблюдения преподавателей. У исследователей и аспирантов есть ключи от входной двери, потому что они иногда задерживаются допоздна или приходят рано утром. Мы работали над новым веществом, сохраняющим ткани, оно давало возможность препарировать труп в течение тридцати шести часов, так что аспиранты трудились практически без перерывов, посменно. В семь утра практически всегда кто-то есть в лаборатории.
– А могли они не заметить изменений в лаборатории?
– Конечно. Обычно никто даже не смотрит на чужие столы, пока не позовут. В прежние времена многие жаловались, что их работу копируют и даже крадут.
– Крадут? Это как?
– Ну, это, естественно, делают студенты, а не настоящие исследователи. Попадаются такие: целый семестр бездельничает, а потом перед экзаменами спохватывается. Со мной тоже такое было, когда я здесь появился. Я провел сложные, трудоемкие исследования в области грудной клетки – изолировал основные кровеносные сосуды, а это очень трудно сделать, не повредив их, – а когда пришел на следующий день, то увидел, что один хитрый молодой наглец копается скальпелем в моем препарате, пытаясь выдать работу за свою собственную. Он, видите ли, боялся, что его исключат из колледжа. У него экзамен был на носу. Все это выяснилось в ходе расследования.
– Я полагаю, вы не обращались в полицию?
– Нет, что вы. Руководство колледжа провело внутреннее расследование.
– Как вы думаете, почему вы заметили то, на что другие не обратили внимания?.
– Это понятно. Я же отвечаю за организацию работ в лаборатории. Моя обязанность – обходить все столы и проверять, на месте ли оборудование, очищены ли должным образом инструменты, правильно ли обращаются с телами и прочее. Я сразу увидел, что кто-то решил поразвлечься.
– Поразвлечься? Почему вы так решили, доктор Олдройд?
– Потому что это сразу пришло мне в голову. На первый взгляд все выглядело как типичный студенческий розыгрыш. Такое случается время от времени, хотя такой странной картины я еще не встречал, уж вы мне поверьте.
– Вы узнали Годвина?
Свидетель энергично потряс головой, явно испытывая напряжение и дискомфорт:
– Нет. Это было лишь… ну, вы сами видели. Это вообще не выглядело человеком. И лицо все изуродовано.
– Итак, какова была ваша первая реакция?
– Я рассердился. Подумал, что это уж слишком. – Олдройд сделал паузу и глубоко, шумно вздохнул. – Время от времени – как я уже говорил – компании студентов впадают в коллективное веселье, стараются выпендриться друг перед другом и начинают развлекаться с каким-нибудь трупом.
Они одевают его или приделывают дополнительную руку или ногу, ну, в общем, что-нибудь в этом духе. Как правило, этим занимаются на младших курсах – у молодежи своеобразное чувство юмора, им кажется, что это шутка. Но, конечно же, мы относимся к подобным случаям предельно серьезно. Предпринимаются все усилия, чтобы установить нарушителей и подвергнуть их дисциплинарному наказанию. Мы немедленно сообщаем все декану. Он обращается в комитет по этике, там рассматривают каждый такой случай и налагают официальное взыскание. Записи об этом всегда остаются в документах. Повторный поступок такого рода – и студент исключается из колледжа. Предполагается, что еще до начала занятий по анатомии все они проходят тесты по этике. Если, выявляется недостаток уважения к людям, чьи тела предстоит изучать в лаборатории, студента нельзя допускать к дальнейшему обучению и позволять ему становиться врачом. – Олдройд покраснел. – Ну, это мое мнение, по крайней мере. Иногда я думаю, что в наши дни слишком много вседозволенности – сплошные демонстрации против той или иной дискриминации и прочая чепуха…
Макриди предложил свидетелю стакан воды, и Стив сделал паузу, давая Олдройду возможность попить, а потом продолжил свои вопросы:
– Значит, теоретически, в колледже должны быть все записи о подобных случаях?
Олдройд энергично мотнул головой:
– Ручаюсь, что так оно и есть.
– К кому мы должны обратиться, чтобы получить к ним доступ?
Олдройд уставился в стакан, провел пальцами по влажной кромке.
– Ну, вообще-то, к декану.
– И кто у вас декан?
Олдройд попытался ответить, но голос его сорвался.
Макриди, видимо, решил, что пришла пора и ему вступить в беседу:
– Им как раз и был профессор Годвин, не так ли?
Олдройд кивнул, губы его скривились. «Держите его в рамках, – подумала Брайони. – Не дайте ему попасть под влияние эмоций. Он еще многое может рассказать».
Макриди заговорил мягко и медленно, как будто обращался к ребенку:
– Итак, сперва вы подумали, по понятным причинам, что это чья-то шутка?
– Да, и эта штука – ну, я ведь не знал тогда, что это Годвин, – она сразу напомнила мне картину Хогарта. Годвин обычно показывал слайды на лекциях по истории анатомии. И еще у него в кабинете висела эта репродукция. Так что у меня были все основания предположить, что кто-то из юнцов вдохновился рисунком.
– И что заставило вас потом подумать, что это не так?
– Ну… видите ли, тут было два момента. Когда я подошел поближе, то, конечно, ощутил запах формальдегида, а у наших студентов его нет. Я понятия не имею, где убийца достал его в концентрированном виде. А затем… ну, то, что сделано с телом. Слишком сложная и технически трудная работа. На торсе, правда, выполнены стандартные операции, но вкрутить в череп толстый болт, не допустив при этом, чтобы кость треснула, тут нужно настоящее мастерство. Сомневаюсь, что я сам справился бы с такой задачей, а у меня есть кое-какой опыт черепно-мозговой хирургии.
Повисла пауза.
– И вдруг я внезапно узнал жертву. Сначала я просто поверить не мог. Я видел Годвина накануне, в обеденное время, он сидел в пабе и ел сэндвич с ветчиной, и выглядел таким довольным – ведь он только что получил финансирование для открытия новой лаборатории. Профессор купил мне пиво, чтобы отметить это событие. Знаете, у него есть жена и взрослые дети – сын и дочь, – хотя я их никогда не видел. Но Годвин часто о них говорил. Его сын читает лекции по философии в Кембридже, по-моему, уже второй год…
«Держите его в рамках, – снова отметила про себя Брайони. – Верните его к основной теме».
Макриди поспешил задать следующий вопрос:
– Не знаете ли случайно, кто имел зуб на профессора Годвина?
– Нет.
«Чушь, – подумала Брайони. – Как это не знает, если он сам передавал в комиссию по этике документы на тех, кого угораздило попасться».
– Еще один, последний вопрос, – произнес Макриди. – Вы, доктор Олдройд, очевидно, знаете многих студентов и преподавателей колледжа. Есть ли у вас какие-то идеи насчет того, кто мог такое сделать?
– Давайте это отложим. Боюсь, я слишком ошеломлен случившимся и сейчас не могу ясно мыслить. А могу я у вас кое-что спросить?
Судя по всему, свидетель колебался. Сначала он неуверенно покосился на Латема, не поворачивая головы в его сторону, а потом взглянул на Макриди, который коротко кивнул.
– Пожалуйста, чувствуйте себя свободно, вы можете задать нам любой вопрос.
Олдройд глубоко вздохнул:
– Вы из отдела по убийствам? То есть… просто я думал, что такими делами занимается Скотланд-Ярд.
Макриди не смог удержаться от улыбки.
– Как же, как же, наши прославленные сыщики! Доктор Олдройд, мне поручено создать самостоятельный следственный отдел здесь, на Вайн-стрит. И я приложу все усилия, чтобы привлечь к данному расследованию лучших профессионалов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44