Брюнетка была на месте. Она сидела за прилавком в глубине салона, уткнувшись в журнал. Или стояла в дверях, прислонясь к косяку. Некоторое время Гордеев смотрел на нее, потом снова принимался за работу.
Через полтора часа, взглянув на нее в очередной раз, он кое-что придумал. Сходил в ванную, взял зеркальце, потом вышел на балкон и направил солнечный луч на цветочный магазин. Сначала светлое пятнышко метнулось по витрине, потом прошлось по вывеске и наконец, подобно нитке, которая после долгих усилий попадает в игольное ушко, проскользнуло в дверной проем и легко, ласковым «зайчиком», легло на склоненную голову девушки. Гордеев почувствовал себя школьником, но от намерения своего не отступил. Он задержал луч на волосах, затем направил вниз по обнаженной руке и, нащупав страницу журнала, принялся чуть водить зеркальцем. Девушка продолжала читать, но в какой-то момент все же подняла голову, и тут солнечный «зайчик» попал ей в глаза.
Она вздрогнула и… улыбнулась. Она увидела Гордеева. Вот так номер!
Гордеев тоже улыбнулся, сопровождая улыбку жестом разведенных рук, как бы говорившим: «Милости прошу, заходите в гости». Поколебавшись, девушка кивнула ему. Вот тебе раз. Гордеев, признаться, слегка оторопел. Он отнюдь не надеялся на столь быстрый успех и, чувствуя какое-то приятное возбуждение, показал на часы и спросил: «Koгда?» Девушка показала два пальца. Гордеев снова посмотрел на часы: было половина первого. Он помахал ей, вернулся в комнату, сделал пируэт и, потирая руки, удовлетворенно оглядел себя в зеркале. Видимо, в два часа у нее начинался перерыв.
Работалось плохо. Теперь каждые четверть часа Гордеев вставал и подходил к окну: девушка была на месте, сидела за прилавком, уткнувшись в цветной журнал. Заняв в очередной раз свой наблюдательный пост, Гордеев увидел, как она выбирает розы для покупательницы: ее тонкая рука осторожно погрузилась в цветы, взяла одну розу, отложила, снова потянулась к цветам. И он подумал, что девушка очень привлекательна, и еще — что в том, с какой загадочной легкостью она приняла его приглашение, есть что-то волнующее. Тут, впрочем, Гордееву стало немного не по себе. Ему вспомнились не слишком приятная история, которая вышла у него с очаровательной стюардессой, оказавшейся подставной шлюшкой1. Это произошло в гостинице в одном сибирском городке. В то время как стюардесса ублажала Гордеева, ее стокилограммовая подруга опустошала содержимое его ноутбука. Гордеев инстинктивно оглянулся на свой рабочий стол.
Нет, нельзя быть таким подозрительным, иначе все радости жизни пройдут мимо.
Без пяти два он в последний раз вышел на балкон. Не торопясь, девушка расхаживала по магазину, поправляя в вазах цветы. Затем она вышла и не спеша, в три приема, опустила жалюзи. Он видел, как она пересекла улицу и скрылась в его подъезде. Перед тем как выйти, Гордеев окинул взглядом квартиру. Она оставляла хорошее впечатление: скромное, но не бедное, стильное, в конце концов, жилище. Гордеев был уверен, что обстановка произведет хорошее впечатление на девушку.
Стоя на лестничной клетке, Гордеев услышал, как щелкнул лифт, остановившись на первом этаже, потом звук открывающейся и закрывающейся двери кабины и стук каблуков. Непродолжительная тишина, и затем двери лифта раскрылись на его этаже.
Нельзя сказать, чтобы брюнетка сильно разочаровала его. Правда, издали он принял ее за совершенную красотку; при ближайшем рассмотрении она оказалась лишь молоденькой и соблазнительной: округлое лицо, крупный рот, большие черные глаза. Входя, она сказала, ни секунды не раздумывая:
— Не следовало бы мне заходить к вам. Но знаете, я заглянула, чтобы поздороваться. Мы ведь вроде бы соседи, верно?
Гордеев с улыбкой кивнул.
— Вот, а я вас прежде никогда не видела. Так что я и решила, что нам не мешало бы познакомиться. Сначала я подумала, что это тренер. А потом увидела, что это вы.
— Какой тренер?
— Ну тот, который жил тут до вас, пару месяцев назад, знаете, наверно?
— Нет, не знаю.
— Ну как же, баскетбольный тренер. У нас же тут команда известная — «Химки», он там у них был по физподготовке. Классный тренер. Просто зверь. Жаль, что уехал, с ним наши ребята гораздо лучше играли. Просто летали над площадкой. Понимаете?
— Ага. И что же этот тренер? Где он сейчас?
— Уехал в Пермь. Там тоже сильная команда. Но он тоже так начал — ослепил меня зеркалом. А может, он и научил вас этой шутке, чтобы привлечь мое внимание?
— Нет, я его не знаю, это правда.
— Тогда извините, — она сделала шаг назад.
— Я понимаю, — Гордеев понял, что она сейчас может уйти, — бывают такие совпадения. Но заходите в гости, раз уж мы познакомились. Меня зовут Юрий.
Девушка немного подумала и сказала:
— Алла.
— Проходите в комнату, Алла, я налью вам чего-нибудь холодного. Хотите морса?
Алла обрадованно кивнула. Oна шла впереди, непринужденно болтая, но на пороге комнаты остановилась:
— Я вижу, здесь все осталось, как было. Вы сняли квартиру с обстановкой, да?
На этот раз Гордеев призадумался, прежде чем ответить. Казалось, между ним и девушкой вдруг встало что-то постороннее, какая-то унизительная помеха, которой он не мог пока найти название. Наконец он произнес:
— Мне кажется, квартира практически пустая.
Она на это не отреагировала, зато сказала:
— Ну надо же, какое совпадение: пальма! Это ведь пальма, я не ошибаюсь?
— Да.
— Тренер носился с ней как с писаной торбой. Он уверял меня, что поливает ее каждый день.
Тут Гордеев cпросил себя, а стал бы он говорить ей об этом? И определенного ответа не нашел: не исключалось, что так оно и было бы. Девушка продолжала:
— Ну надо же, как интересно! Очень похожая картина висела и у тренера.
— Часто произведения абстрактного искусства только кажутся на одно лицо, а в действительности это далеко не так, — ответил Гордеев с досадой.
Войдя в гостиную, девушка радостно хлопнула в ладоши:
— Да и комнату не отличить. Та же самая мебель, может, только расставлена чуточку иначе.
— Но ведь тут только кресло, стол и диван, — заметил он, подавая ей бокал с морсом.
— Вот я и говорю. — Она осушила бокал в два счета.
На этот раз он промолчал. Девушка уселась на диван и закинула ногу на ногу. Казалось, она была всем очень довольна и явно ждала от Гордеева новых знаков внимания. Гордеев направился было к магнитофону, но передумал, потом вспомнил, что в холодильнике у него есть мартини, однако снова передумал и, присев напротив девушки, спросил:
— Вы позволите задать вам несколько вопросов?
— Сколько угодно.
— Когда вы были здесь в первый раз, тренер ставил музыку?
— Да, кажется.
— И угощал вас чем-нибудь, например мартини?
— Нет, он налил мне вермута.
— Это ведь одно и то же.
— Разве?
— После чего тут же подсел к вам на диван, не так ли?
— Да, подсел, — подтвердила Алла. — А что?
— Постойте. И начал ухаживать за вами?
Вопрос немного смутил ее. Она спросила:
— Извините, но почему вы спрашиваете об этом?
— Не беспокойтесь, — сказал Гордеев, — я не стану задавать вам нескромных вопросов. Меня интересуют лишь, как говорится, побочные детали. Итак, он начал ухаживать за вами. Сознайтесь, — тут Гордеев на секунду задумался, — для того чтобы вплотную приступить к делу и в то же время не смущать вас, он сперва сел напротив вас, а потом рядом?
— Кажется.
— А потом, например, не погладил ли он вас по руке?
Алла рассмеялась:
— Но как вы угадали?
Как он угадал? Не мог же Гордеев ей ответить, что как раз то же самое собирался проделать и он. Юрий смотрел на девушку, и теперь ему казалось, что ее окружает невидимая черта, которую опасно переступить, как опасно приближаться к столбам с проводами высокого напряжения. В самом деле, он не мог ни сказать, ни сделать ничего, что, видимо, уже не было сказано или сделано при тех же обстоятельствах тренером. И этот тренер, в свою очередь, был не чем иным, как первым зеркалом в бесконечном ряду зеркал, к примеру, парикмахерской, в которых, насколько хватает глаз, он не увидел бы ничего, кроме себя самого. Наконец он спросил:
— Скажите, этот ваш тренер был похож на меня?
— В каком смысле?
— Внешне.
Прежде чем ответить, Алла долго его разглядывала.
— Ага. Чем-то вы с ним схожи.
— А точнее?
— Не могу сказать.
— Ну все-таки?
— Не помню.
— Аллочка, постарайтесь, пожалуйста!
— Ну… Вы оба не уроды, что ли…
— Спасибо.
— … И не красавцы, не высокие, но и не малорослые, не молодые и не старые. В общем, таких полно.
Гордеев ничего не сказал, только посмотрел на нее, думая, что приключение можно считать оконченным: цветочница превратилась для него в некое табу, и единственное, что ему еще предстояло сделать, это найти благовидный предлог, чтобы выставить ее за дверь. Девушка, кажется, заметила происшедшую в нем перемену и спросила с некоторой настороженностью:
— Что это с вами? Я сказала что-нибудь не то?
Сделав над собой усилие, он поинтересовался:
— А что, по-вашему, много таких мужчин, как я и этот баскетбольный тренер?
— Немало. Вы, как бы это сказать, ну, массовое явление, что ли.
Тут Гордеева передернуло, и девушка вдруг все поняла.
— Ага, догадываюсь! — воскликнула она. — Вы обиделись на то, что я назвала вас серединкой на половинку, сказала, что таких много, правда?
— Не то чтобы обиделся, — ответил Гордеев, — а, скажем, у меня опустились руки.
— Это почему же?
— Так. Мне кажется, что я делаю то же самое, что делают другие, вот я и предпочитаю теперь ничего не делать.
Алла попыталась его утешить:
— Со мной у вас не должны опускаться руки. И потом, клянусь вам, мне больше нравятся такие мужчины, как вы, самые обыкновенные, чтоб ничем не отличались от других, ведь про таких с самого начала знаешь, что они скажут и что сделают.
— Ну вот мы и познакомились, — объявил Гордеев вставая. — А теперь прошу прощения — у меня срочная работа.
Они вышли в коридор. Нельзя сказать, чтобы у девушки был убитый вид, пожалуй, она даже улыбалась.
— Не нужно так злиться. Не то вы действительно станете совсем как тренер.
Гордеев немного оживился.
— А что еще сделал тренер?
— Поскольку я сказала ему однажды, что он мужчина, каких полным-полно, распространенный тип, что ли, он разозлился, ну точь-в-точь как вы, и выставил меня за дверь.
Гордеев молча открыл дверь, и она рассмеялась уже откровенно.
8
Подслушивающих и подсматривающих устройств в офисе Филипп со Щербаком не нашли, зато обнаружили кое-что более любопытное — «клавиатурный жучок». Это совсем свежее изобретение, функция которого, как объяснил Коля Щербак, была предельно проста. Едва на компьютере начиналась работа, о любом прикосновении к клавишам становилось известно кому-то еще. Более того, на экране шпиона, считывавшего информацию, была картинка монитора. «Клавиатурный жучок» был достоянием российской науки, и, кажется, Щербак с Филей этим гордились. А может быть, они просто были удовлетворены, что отработали не зря.
Что же получалось? Розанов решил открыть в Химках филиал. Договорился с отцами города о всяческом содействии и аренде прекрасного помещения в самом центре. После этого в Химки приехал Гордеев, подписал бумаги, закупил оргтехнику и… его тут же кто-то посадил на крючок? Ему продали аппаратуру, которая заведомо будет прослушиваться или просматриваться? Был ли в курсе продавец? И вообще, кто мог знать обо всей этой истории, кроме них с Розановым? Гордеев обдумал ситуацию с разных сторон и решил своего шефа пока в нее не посвящать.
— А можно оставить «жучок»? — спросил он у оперативников.
— Не понял, — сказал Филя, а Щербак почесал затылок.
— Можно ли сделать вид, что я не догадался, но в свою очередь засечь тех, кто охотится за моей информацией?
— Ага, — сказал Филя, что отнюдь не означало «да», а означало, что он понял вопрос. Щербак почесал затылок еще сильнее, а потом ответил:
— Надо звонить Максу.
Макс был штатным компьютерным гением детективного агентства «Глория» и вообще докой по всяким техническим штучкам, гораздо большим, нежели Щербак и Филя, вместе взятые. Единственным его недостатком было то, что из цокольного этажа в доме на Неглинной, который арендовала «Глория», на памяти Гордеева он практически не выбирался. Правда, благодаря этому Макс отменно консультировал по телефону.
Щербак позвонил ему и обрисовал проблему. Макс попросил детально описать «жучок», после чего выдал очередной гениальный, без преувеличения, рецепт — отвезти его вместе с клавиатурой в Москву — к нему, к Максу: он подсоединит «клаву» к своему компьютеру и станет лично работать на ней, дезинформируя «шпионскую сеть». А там видно будет.
Вечером Гордееву позвонил Бомба — Павел Долохов. Он был известным джазовым барабанщиком и менеджером. Когда-то с ним случилась неприятность: он привез в Москву какую-то американскую знаменитость, и у того прямо в московской гостинице исчез саксофон, на котором он играл последние двадцать лет. Именно Гордееву тогда удалось счастливым образом разрешить кошмарную ситуацию. Во-первых, Долохов, по его совету, напоил американца до бесчувствия, а во-вторых, к поискам были подключены сотрудники детективного агентства «Глория», усилиями которых было установлено, что в номер к американцу проникли «любители автографов». Цепочка быстро размоталась, и драгоценный сакс был возвращен протрезвевшему маэстро. В результате тот не был даже до конца уверен, что кража ему не пригрезилась. По большому счету, конечно, повезло, но с тех пор Долохов проникся к Юрию Петровичу уважением.
— Юрий Петрович, можете помочь моему другу?! — не здороваясь, завопил Долохов.
— Сомневаюсь. А что случилось?
— У него серьезные личные проблемы, и я боюсь за его жизнь.
— Пусть обратится в милицию.
— Время дорого! А вдруг он покончит с собой?
— И кто он такой?
— Олег Артемьев, известный художник. Очень модный.
— Не слышал, — отрезал Гордеев.
— Ему всякие знаменитости портреты заказывают. Он на этом имя сделал.
— Как Никас Сафронов?
— Никас Сафронов — это полный отстой, а вот Артемьев — художник что надо.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6