Однако у Марианны в свою очередь имелась собственная дочь, – сообщил герр Штайнер.
– Ну и что из того? – всполошился Карл и подскочил с кресла, причем так неудачно, что виски из бокала пролился на ковер. – Ее же передали тогда в Союз на воспитание старухе?
– Я почему-то думал, что девчонка тоже умерла, – пробурчал Отто и пристально взглянул на главу детективного агентства. – Или нет? Ведь она появилась на свет в тюрьме?
– Вы правы, – подтвердил детектив, – дочь Марианны, Наталья, появилась на свет 19 октября 1979 года в федеральной тюрьме республики Коста-Бьянка. Роды были чрезвычайно тяжелыми и начались на два месяца раньше положенного срока. Мать скончалась при родах от большой кровопотери. В качестве жеста доброй воли девочку через три месяца передали представителям советского посольства, и те переправили ее в Советский Союз, где воспитанием Натали занялась ее бабка, Анна Никишина.
Карл барабанил пальцами по подлокотнику кресла.
– Девице сейчас двадцать восемь, – изрек он наконец. – Она что-нибудь знает?
– Судя по тому, что за годы, прошедшие с момента смерти ее бабки, она не предприняла никаких шагов, нет, – ответил герр Штайнер.
– И чем занимается Наталья? – спросил Мориц.
– Живет в русской провинции. Окончила университет, где изучала германистику, и является переводчиком, специализация – немецкий и английский языки.
Карл фон Веллерсхоф оглушительно захохотал.
– Кто бы мог подумать, что она изберет себе именно эту стезю! Прямо-таки насмешка судьбы! Немецкий язык, вы только подумайте!
– Что вы сказали моему отцу? – спросила Корнелия у детектива.
– То, о чем мы договаривались, – ответил тот. – Граф перед кончиной решил разыскать Анну и ее отпрысков. Мне удалось убедить его, что найти их на просторах России не так-то просто. У меня имеется около двух недель, чтобы представить ему окончательный отчет. Хотя, собственно, я мог вручить его вашему отцу уже сегодня...
– Вы правильно сделали, что оставили нашего отца в неведении, герр Штайнер, – очаровательно улыбнулась Корнелия. – Через две недели вы сообщите ему, что Наталья Никишина умерла. Что ее постигла незавидная участь бабки и матери. Увы, все в руках господа:
– А что, если старик решит перепроверить? Он ведь стал таким подозрительным, – засомневался Мориц.
Корнелия, ничего не ответив, поднялась с кресла и протянула руку детективу.
– Я свяжусь с вами на днях, герр Штайнер. О финансовой стороне можете не волноваться.
Когда глава детективного агентства покинул синюю гостиную, Мориц капризным тоном повторил свой вопрос:
– Сестричка, ты что, оглохла? Что, если отец наймет другое агентство и представители того окажутся не такими сговорчивыми, как этот Штайнер? Тогда старик поймет, что его лихо надули.
– Не забывай, братец, что наш отец не в состоянии передвигаться и практически не покидает свою спальню, – ответила Корнелия, на устах которой блуждала зловещая улыбка. – Кроме того, он полностью доверяет Штайнеру. Отец поверит отчету, который тот предоставит ему.
– А если все же нет? И тогда он узнает, что Наталья жива-здорова и обитает где-то в России, – заметил Отто. – Я разделяю тревогу Морица. Чрезвычайно опасная игра, Корнелия!
– Не более опасная, чем тогда, в 1979 году, – усмехнулся Карл. – Ведь старик едва не встретился с Марианной. Представляете, к чему бы привела их встреча?
– Но мы вовремя позаботились обо всем, – сказала Корнелия, а Мориц заявил:
– Если все вскроется, то я ни к чему не причастен! Мне тогда было тринадцать. И вообще, я был в частном английском интернате!
– Где весьма умело для столь нежного возраста совращал своих одноклассников, – вставил со смешком Карл. – Да, тогда ты ничего не знал, но сейчас-то в курсе!
– Так что же нам делать? – спросил профессор Отто фон Веллерсхоф. – Обманывать отца чревато очень большими неприятностями. Для всех нас. Он может в любой момент изменить завещание...
Но Корнелия перебила его и жестко произнесла:
– Отец – не жилец на свете. Я не допущу, чтобы часть моего наследства досталась тому, кому она не полагается, будь то Саш? или Наталья Никишина.
– И каким образом ты намерена этого достичь, сестрица? – спросил с опаской Мориц. – Предложить им отступные?
– А сам бы ты согласился на пару сотен тысяч или даже миллион, знай, что тебе светят миллиарды? – оборвал младшего брата Карл. – Корнелия, не слушай его. Еще несколько недель – и все уладится естественным путем.
– Мы не можем рисковать, – ответила женщина, и в ее темных глазах сверкнула ярость. – Старик не покидает спальню, однако голова у него работает по-прежнему ясно. И он может протянуть еще много месяцев.
– А если он узнает о существовании русской Натальи и австрийской Саш?... – содрогнулся Карл. – Боже, не хочу даже и думать о подобном!
– Хуже будет, если он узнает о том, что произошло в Южной Америке с Марианной, – вставил Мориц с ехидной миной. – Кто заварил всю кашу? Верно, ты, Карл, и ты, Корнелия. А ты, Отто, был в курсе!
– Я ни о чем не знал, меня поставили в известность только после того, как Марианна оказалась в тюрьме, – возразил профессор фон Веллерсхоф. – Не впутывай меня, Мориц!
– Мы все имеем к произошедшему самое непосредственное отношение, – отчеканила Корнелия. – Поэтому никому из нас не поздоровится, если старик докопается до правды.
– И что, мы должны терпеливо взирать на то, как тает наше наследство? – не успокаивался Карл.
– Пора действовать, – ответила на его вопрос Корнелия. – Саш? на днях посетит отца, но, думаю, я сумею сделать так, чтобы старик быстро разочаровался в своей младшей дочери.
– А вот если он пронюхает, что у него имеется внучка... – покачал головой Отто. – Он ведь так и не простил нам, что мы не сделали его дедом. Да он сойдет с ума от радости! И, может статься, отпишет ей все состояние. Представляете – все!
– Я не исключаю подобного развития ситуации, – согласилась Корнелия. – Потому-то и нужно позаботиться о том, чтобы старик никогда не увидел Наталью.
– Ты хочешь обмануть его, сообщив, что она умерла? – поинтересовался Мориц. – Но старик не дурак! Боюсь, он и в самом деле прикажет другому детективному агентству перепроверить сведения, предоставленные ему Штайнером. И что будет?
Корнелия вынула из папки с документами, оставленной герром Штайнером, большую цветную фотографию, на которой была запечатлена молодая темноволосая женщина в сером деловом костюме.
– Я же сказала: отец узнает о смерти Натальи, – сказала она. – И весть не будет подложной, девице придется умереть.
– Ты меня пугаешь, Корнелия! – вздохнул Мориц. – Наталье нет и тридцати, она выглядит весьма здоровой и спортивной. Отчего она вдруг умрет? Да еще в ближайшие две недели?
– Ты не знаешь, отчего умерла ее мать, Марианна? – спросил вкрадчиво Карл. – И почему она вообще оказалась в южноамериканской тюрьме? Поверь, мой тонкокожий братец, убить не так уж и сложно!
Мориц поежился и заговорил жалобно:
– А нельзя обойтись без крайних мер? Может, оставим девчонку в покое? Она ни о чем не подозревает, отец скоро отдаст концы...
– А если он успеет найти ее и решит подарить пару миллиардов? – прервал его Отто. – Нет, Корнелия права, эта русская должна умереть. Причем как можно быстрее.
Корнелия обвела взглядом трех своих братьев – Карл нагло улыбался, Отто исподлобья смотрел на нее, Мориц с испуганным выражением на холеном распутном лице сплетал пальцы в замок.
– Наша цель – получить наследство отца в полном объеме, – провозгласила Корнелия. – Не знаю, как ты, братец, но я не желаю мириться с тем, чтобы часть денег получили те, кто не имеет на них ни малейшего права. То есть Саш? и Наталья. Поэтому они обе должны умереть.
– Мы – корпорация безжалостных убийц, – усмехнулся Карл.
– Следи за выражениями, Карл! – вспылил Отто. – Я, профессор юриспруденции, не потерплю, чтобы меня обвиняли...
– Ты предпочтешь отказаться от своей доли? – иезуитски поинтересовался Карл, и профессор, поправив очки, после короткой паузы заметил:
– Свои деньги я никому не отдам.
– Предлагаю поставить вопрос на голосование, – обвела взглядом братьев Корнелия. – Отныне мы будем действовать коллегиально, чтобы никто в случае неудачи не мог спихнуть ответственность на других. Итак, кто за то, чтобы ликвидировать Саш? и Наталью?
Она первой вскинула правую руку, безымянный палец которой был увенчан перстнем с травянисто-зеленым изумрудом. Вслед за ней поднял руку, в которой был зажат бокал с виски, Карл.
Отто фон Веллерсхоф, тряся головой, забормотал:
– Я, профессор юриспруденции, не могу одобрить ваш аморальный план.
– Да или нет, Отто? – спросил мягко, но с угрозой в голосе Карл.
Профессор неохотно взмахнул кистью и заявил:
– Так и быть. Но я слагаю с себя всяческую ответственность! Я вынужден действовать так под нажимом обстоятельств.
Все уставились на Морица, который ерзал в кресле. Еще до того, как он успел что-то сказать, полилась мелодия «Dancing Queen», и младший отпрыск Карла-Отто фон Веллерсхофа вытащил из кармана крошечный мобильный телефон, украшенный разноцветными сияющими камешками.
– Звонит Диди, мой... хороший знакомый, – с запинкой сообщил Мориц, – он хочет знать, не могу ли я встретиться с ним...
– Забудь о своих дружках! Позорить имя нашего рода будешь после того, как мы разделим империю отца! – рявкнул Карл и, выхватив мобильный телефон, раскрыл его и произнес: – Мориц сейчас не может подойти, он сдает кровь на ВИЧ.
– Что ты наделал! – заломил руки Мориц. – Диди, бедняжка, до смерти перепугается.
– Ты с нами или против нас, братец? – спросила вкрадчиво Корнелия.
Мориц залепетал:
– Я противник всяческого насилия, я не хочу, чтобы кто-то умирал...
– Но свою долю ты получить желаешь? – усмехнулся Отто.
– Представь: с двумя миллиардами ты сможешь купить себе целый легион всяких Диди и прочих прихлебателей, – грубо заметил Карл.
Мориц закрыл глаза и медленно поднял вверх дрожащую руку:
– Да, я с вами.
– Вот и отлично! – Карл осушил бокал. – Корнелия, что ты намерена предпринять? Подослать к Саш? и Наталье наемных убийц? В гангстерской России наверняка можно найти пару бомжей, которые за сотню евро перережут девице горло в подворотне.
– Или алкоголиков, – заметил уже оправившийся от шока Мориц. – Впрочем, в таком случае не потребовалось бы даже никого и нанимать, ты сам мог бы все проделать, дорогой братец.
Корнелия, призвав всех к тишине, сообщила:
– Завтра я вылетаю в Москву, где займусь решением проблемы под названием «Наталья». А вам, дорогие мои братцы, поручаю задачу по устранению Саш?.
Карл фон Веллерсхоф, в очередной раз наполнив свой бокал виски, отсалютовал Корнелии:
– Прекрасный план, сестричка. Уверяю тебя, на нас можно положиться. Пока ты в Москве будешь заниматься судьбой Натальи, мы избавимся от Саш?.

Анна. 1942—1979 годы

– Немцы! Немцы на подходе! Их колонна из-за леса показалась! – Димка, влетев в избу, задыхаясь, выпалил зловещие фразы.
Анна попыталась приподняться, но не смогла – слабость охватывала все тело.
– А ну кыш отседова! – раздался грозный голос бабы Шуры. – Не видишь, кончается она, а ты со своей брехней лезешь. Какие тебе немцы, к лешему!
– Баба, да не вру я, честное пионерское! – воскликнул подросток. – Фрицы на мотоциклах прут, а за ними – танки. Ты что, не слышишь, как все гудит?
Анна различала все нарастающее гудение, которое она считала игрой своего воспаленного воображения.
Скрипнула дверь, появился дед Василий.
– Дедушка, подтверди, что немчура на деревню надвигается, – повернулся к нему Димка. – А то баба не верит, думает, что я обманываю.
Дед Василий, перекрестившись на красный угол, в котором когда-то висели иконы, а теперь красовался портрет товарища Сталина, кивнул:
– Не врет малой, Шура, ох не врет. Фрицы вот-вот в деревне будут.
– А где наши-то? – обомлела баба Шура, всплескивая руками. – Кто нас от иродов германских защитит? Что с нами будет-то?
– Красная Армия вот-вот подоспеет и всех их в два счета разобьет! – заявил с пионерской горячностью Димка. – А нам в партизаны уходить надо, так товарищ Симончук говорит.
– Тьфу на тебя! Какие здесь партизаны? – заголосила баба Шура. – Господи, что же делать, Василий? Да еще Анька кончается! Горе-то какое – сначала малыш, а вот теперь и она сама!
Дед Василий, игнорируя женские крики, подошел к красному углу, взгромоздился на табуретку и взялся за портрет Сталина.
– Дед, что ты делаешь? – закричал, бросаясь к нему, подросток. – Не трожь товарища Сталина!
Мальчишка толкнул старика, табуретка под ним пошатнулась, и дед Василий грохнулся на дощатый пол. Баба Шура, ахая, бросилась к мужу.
– Что ж ты наделал, маленький ирод! Убивцем деда родного сделаться, значит, решил?
Дед Василий, потирая ушибленное колено, пробормотал:
– Немцы придут, Сталина увидят, разозлятся. Нам только хуже будет.
– Товарищ Симончук верно таких, как ты, предателями кличет! – заявил Димка и кинулся к большому ларю. – Где берданка твоя? Если боишься, сам на фрицев пойду! Хотя бы одного, да уложу!
Баба Шура закатила внуку пощечину:
– На деда-то, родного, нападаешь, стервец? Да куда ты на фрицев с берданкой-то попрешь? Они в два счета душу из тебя вытрясут, нехристи!
Услышав стон, который издала Анна, баба Шура метнулась к печи.
– Все хорошо будет, Анечка, сейчас водички тебе принесу. – Затем она обернулась к Димке: – А о ней-то ты подумал, простофиля? Что с Аннушкой будет, с нами, если ты в немцев стрелять начнешь? Захватчики они окаянные, но ведь все, как один, вооружены! И какие из нас партизаны? Ты, мальчишка сопливый, а мы старики седые. Так что сиди в избе и язык за зубами держи!
Голоса двоюродного деда и бабки доносились до Анны смутно и еле слышно, как будто уши были забиты ватой.
1 2 3 4 5 6 7 8