Сканирование, вычитка, fb2 Chernov Sergey
«Пашнев Э.И. Человек в коротких штанишках»: Центрально-Черноземное книжное издательство; Воронеж; 1974
Аннотация
«… – А теперь, – Реактивный посерьезнел, и улыбчивые складки вокруг его брезгливого рта приобрели вдруг совсем другой смысл. Они стали жестокими. – А теперь покажи-ка ему, что мы делаем с теми мальчиками, не достигшими паспортного возраста, которые пробуют дурачить Реактивного и его закадычного друга Жору.
С потолка на длинном проводе свешивалась над столом засиженная мухами лампочка. Монах поймал ее, вытер рукавом и вдруг сунул в широко перекошенный рот. Раздался треск лопнувшего стекла. Мелкие осколки с тонким звоном посыпались на пол. Челюсть и щеки у Жоры бешено задвигались, послышался равномерный хруст. Он пережевывал стекло. Лешка зажмурился и вцепился руками в грядушку. Он испугался за Жору. Но с тем ничего не случилось. Перестав жевать, он отпустил пустой патрон, из которого торчали острые кусочки стекла, и выплюнул красный комок на пол. Из порезанных губ выступили продолговатые капельки крови. Монах слизнул их языком – они снова выступили. Он снова слизнул их.
– Вот что мы с ними делаем. Жора, ты лучший артист мира.
Лешка, как завороженный, смотрел на раскачивающийся на длинном проводе пустой патрон и торопливо разматывал с шеи полотенце… »
Эдуард Иванович Пашнев
Цветы из чужого сада
1. Бавыкин и компания
Это случилось на большой перемене. Первым отколупнул потрескавшийся комочек замазки от окна Профессор кислых щей Вовка Жигалкин. Сухая замазка интересовала его с научной точки зрения. Можно ли ее использовать в качестве быстрой и надежной связи между ним и его закадычным другом Петькой Серебряковым? Толстая, вечно отдувающаяся – «Уф, уф!» – учительница истории Уф Фимовна вчера рассадила друзей, и они оказались в разных углах класса. Наказала она их за то, что они во время урока включили карманный супергетеродинный приемник «Нева» на полупроводниковых триодах и слушали его, наклонившись к парте и глядя преданными глазами на Уф Фимовну. Им нравилось, что они как будто сидели на уроке истории и в то же время как будто были дома, потому что слушали передачу «Для тех, кто дома».
Сейчас Петька обживал новую парту. Он лег на нее животом и старательно переписывал из Нинкиной тетрадки домашнее задание по русскому языку. Вовка Жигалкин прицелился комочком замазки ему в спину… Сухая замазка, как средство связи «Камчатки» с другими партами, явно имела большую научную ценность. Петька тотчас обернулся, но, не сумев оценить всей важности эксперимента, изо всех сил запустил резинкой в своего друга. И, конечно, промахнулся. Петька всегда промахивался в кого-нибудь, когда злился. На этот раз он промахнулся в Гогу Бавыкина. У Гоги от неожиданности и возмущения куда-то пропали все конопушки с носа. Он тоже ринулся к окну, отодрал кусок замазки и промахнулся в Нинку Пономареву. В классе было много мальчишек и девчонок, и если комочек сухой замазки не попадал в того, кому он предназначался, то он непременно попадал в кого-нибудь другого. Поэтому вскоре перестрелка стала всеобщей. Пятый «В» безжалостно обдирал с зимних рам замазку.
И вдруг кто-то открыл окно. Зимние и летние рамы весело закачались, заскрипели, зазвенели стеклами, на стенах класса запрыгали зайчики. Вместе с солнцем в класс ворвался влажный, с запахом прелого луга ветер с реки. Мальчишки и девчонки высунули из окна разгоряченные головы и притихли. Все четыре этажа береговой школы смотрели на разлившуюся реку, по-зимнему спрятавшись за двойными рамами, за двойными стеклами, ослепленными солнцем. И только на первом этаже по-весеннему постукивало открытое окно. Пятый «В» без разрешения классного руководителя Уф Фимовны впустил весну в класс и, испугавшись своей смелости, притих. Но ненадолго.
– Сто чертей на сундук мертвеца! – крикнул Гога Бавыкин.
– Ий-хо-хо и бутылка рома! – подхватили его дружки Шурка Киселев и Славка Баранов.
– За мной! – после паузы приказал Гога.
Он сорвал с вешалки свое в серенькую елочку пальто с двумя оторванными пуговицами, нахлобучил фуражку, подхватил портфель с поломанным замком и снова оказался у окна.
– Бавыкин! Ты что? – встревоженно спросила староста класса Зойка Клюева.
Гога не обратил на нее никакого внимания. Он растолкал девчонок, влез на подоконник. Зойка попыталась ухватить его за пальто, но он быстро бросил портфель в окно и прыгнул.
Приземлившись, скорчил рожу старосте класса, сморщил свой маленький курносый нос, словно собирался чихнуть, и помахал рукой:
– Адью!
– Бавыкин, вернись сейчас же!
Но кто-то успел открыть другое окно, и оттуда уже выпрыгивали Шурка Киселев и Славка Баранов.
– Мальчишки, вернитесь сейчас же!
Шурка виновато отвернулся, а Славка, который во всем подражал Гоге, насмешливо улыбнулся Зойке раздвоенной заячьей губой и крикнул:
– Цыц, козявка, не грубить начальству.
Гога поощрительно засмеялся. Потом они все повернулись спиной к окнам и зашагали мушкетерским шагом к реке.
– Сто чертей на сундук мертвеца!
– Ий-хо-хо! И бутылка рома.
– Ну, подождите, Бавыкин и компания, – голосом Уф Фимовны проговорила Зойка. И, нахмурив лоб, принялась закрывать окна, чтоб другим мальчишкам не соблазнительно было сбежать с уроков.
2. Лешка
Алик учился в одном классе с Гогой, Шуркой и Славкой и даже жил с ними в одном переулке, но домой из школы всегда возвращался один, потому что они его презирали. Во-первых, за то, что он сочиняет стихи в толстую тетрадку, во-вторых, за то, что мама называет его Котя.
Алик шел, помахивая портфелем, и грустно смотрел на реку. Он возвращался домой из школы берегом, потому что догадывался, что Бавыкин и компания сидят где-нибудь на берегу, и хотел хоть после школы присоединиться к ним. Может, они его не прогонят, если нечаянно наткнуться на них.
Река разлилась широко. Она уже поглотила на одну треть четырехногие столбы высоковольтной передачи, шагающие с левого берега на правый, и добралась до некоторых домиков. На незатопляемом Бархатном бугре заманчиво дымились обсохшие выпуклые лысинки. Кое-где пробивалась редкая трава.
Гога, Шурка и Славка сидели на куче портфелей и бросали камни в воду – кто дальше кинет. Алик их сразу увидел, когда взобрался на бугор. И мальчишки его увидели.
– Гля, Котя пришел! – крикнул Гога.
Алик задумчиво глядел вдаль и мечтательно помахивал портфелем. Он ждал, что кто-нибудь из них сейчас крикнет: «Котя, иди сюда!» Но вместо этого над его головой просвистел камень, метко пущенный Славкой.
– Эй, Котя!
Не замечать камни было уже нельзя.
– Что?
– Куда идешь?
– Гуляю.
– Стой на месте! – сказал Шурка. – Ты перешел границу нашего бугра.
– Подожди, – повернулся Гога. – Котя, что про нас говорила Уф Фимовна?
– Ничего. Сказала, что она за вас возьмется.
– Уф, возьмется, уф, вызовет родителей в школу, – засмеялся Славка.
Алик тоже заискивающе засмеялся и робко двинулся к мальчишкам, но не успел он и двух шагов сделать, как его остановил окрик Шурки:
– Стой, куда идешь! Секир башка хочешь?
– Он маменькин сыночек, – засмеялся Славка, и заячья губа его ехидно полезла вверх, – он манной кашки хочет.
Алик круто повернулся. Он понял, что зря надеялся на то, что его позовут к себе Бавыкин и компания. Он лучше пойдет домой и будет читать книжку. Но уйти домой ему тоже не разрешили.
– Стой!
Алик не послушался и сделал несколько шагов. Вокруг него засвистели камни. Шурка догнал Алика и очертил острым куском черепицы вокруг него линию.
– Не переступать через черту, – пригрозил он. – Ты арестован. Если переступишь, смотри…
Мальчишкам понравилось играть в арестованного Алика. Они насобирали кучу камней и разлеглись на обсохшей земле около портфелей.
– Я буду загорать, – сообщил Гога.
Положив голову на портфель, закутался поплотнее в пальто, зажмурился и подставил солнцу вздернутый веснушчатый нос.
– Я буду читать, – сказал Шурка.
Он сел, скрестив по-турецки ноги, положил на колени толстую книгу и покосился на Алика. Тот терпеливо стоял в центре очерченного круга.
– А я тоже буду загорать, – не сумев ничего придумать, собезьянничал Славка.
Но загорать ему через две минуты надоело. Он достал из кармана увеличилку, подполз к Шурке и, собрав яркое весеннее солнце в тоненький ехидный лучик, принялся прожигать в чужом ботинке дырку. И уже заструилась бледная струйка дыма, как вдруг кто-то загородил солнце.
Сначала Славка подумал, что это Алик нарушил запрет и перешагнул черту. «Ты что, стеклянный?» – хотел он спросить у него, но, когда обернулся, увидел сутуловатого парня лет пятнадцати-шестнадцати, без пальто, без шапки, который мрачно разглядывал мальчишек.
– Привет! – сквозь зубы процедил он.
– Здравствуйте, – испуганно кивнул головой Славка.
Гога открыл глаза и сел. И первое, что он увидел, – это была вкрадчивая рука парня, которая тянулась к Шурке, за книжкой. На руке синими крапинками было написано: ЛЕШКА. Славка испуганно сунул в рукав пальто свою редкостную увеличилку. Шурка прижал книгу к груди. Но Лешка молча ухватил ее за край и дернул к себе. Посмотрел название: «Сварожье племя». Послюнявил палец, перебросил, не читая, несколько страниц, спросил:
– Интересная?
– Интересная. Про набеги, про князей.
– Дай почитать.
Шурка сник:
– Не могу – это библиотечная. Из школьной библиотеки.
Лешка вернул книгу.
– В каком классе? – отрывисто спросил он.
– Что?
– Учишься.
– Я?..
– Ну, ты.
– В пятом «В».
– А они?
– Тоже.
Лешка видел, как Славка прятал в рукав увеличительное стекло. Ему было приятно, что мальчишки испугались его. Усмехнулся, подошел к самой воде, столкнул носком ботинка вниз ноздреватый камень. Усмешка исказила его болезненное лицо. Узкогубый рот словно бы свело судорогой. Он не сразу его разжал, чтобы спросить:
– Вода… Холодная вода?
– Холодная, – ответил Гога.
– Ужас какая холодная, – добавил Славка.
Шурка промолчал. Он со страхом смотрел, как Лешка расстегивал пуговицы. Дернувшись плечом в сторону, Лешка вылез из пиджака и бросил его Гоге.
– Держи! И ты держи, и ты!
Мальчишки растерянно ловили одежду. У Шурки в руках оказались штаны, у Гоги – пиджак и майка, у Славки – ботинок. Они держали, не решаясь все это положить на землю.
– Купаться будете? – спросил Гога.
– Окунуться хочу разок.
– Простудитесь, – рассудительно заметил Шурка.
– Заткнись! – скорчившись над вторым ботинком, процедил Лешка.
Шнурок не хотел развязываться. Лешка рванул его и отбросил в сторону. Подул с левого берега ветер и взъерошил кожу на спине. Лешка передернул лопатками. Тело у него было худое, костлявое. Острые плечи подпирали белые, оттопыренные уши. Перед тем как броситься в воду, оглянулся, помахал мальчишкам рукой.
– Утонет, – прошептал Славка.
Мальчишки, как по команде, шагнули к воде. Шурка обеими руками прижал к груди Лешкины штаны, Гога медленно опустил на землю пиджак и майку. Славка зачем-то поднял и второй ботинок и держал оба в руках.
Лешка, ослепленный ледяными брызгами, бил изо всех сил по воде руками. Быстрое, острое течение с льдинками кололо под сердце, под ребра, в спину. Лешку отнесло к крутому глинистому берегу. Из воды он вылезал на четвереньках, по-обезьяньи цепляясь онемевшими руками и ногами за землю. Шурка спустился к нему и протянул штаны. Одевшись, Лешка прилег на теплых бугорках рядом с мальчишками. Его трясло.
Алик давно бы мог убежать, но не убегал. Стоял и смотрел. Он даже забыл про свой круг. Неожиданно Лешка взглянул в его сторону…
– А это кто там торчит? – напрягая подбородок, чтобы не лязгать зубами, спросил он.
– Маменькин сынок, – махнул Гога.
– Эй ты, Котя! – крикнул Славка. – Уйди с нашего бугра, а то сейчас получишь.
– Ну, кому говорят? – поднялся с камнем Шурка и сделал вид, что собирается бросить камень.
Алик шарахнулся в сторону и, не оглядываясь, побежал по берегу. Гога, Шурка и Славка торжествующе засмеялись.
– А вы не маменькины? – спросил Лешка.
– Мы нет, – смутился Гога.
– Мы – Бавыкин и компания, – хвастливо заявил Славка.
– Кто Бавыкин?..
– Он Бавыкин, а мы с Шуркой компания.
Лешка лежал на Земле, опершись на локоть, и наслаждался теплом и восхищением, которое светилось в глазах мальчишек. Ему нравилось, что они видели в нем героя. Порывшись в кармане пиджака, он достал пачку сигарет:
– Закурим?
Мальчишки растерялись.
– Мы не курим, – объяснил Шурка.
– Научу. Это нетрудно. Ты, Заячья губа, держи.
Славка взял сигарету и начал разминать, как делал отец.
– Мне не надо, – отодвинулся Шурка.
Гога молча, с чувством собственного достоинства взял сигарету и похлопал себя по карманам, словно искал спички.
– Сейчас дам запалить, – сказал Лешка.
Две спички сломались, потому что у него дрожали руки, третью задул ветер. От четвертой он сначала сам прикурил, потом дал прикурить Славке Заячьей губе. Славка закашлялся, рассмешил Лешку.
– Эх ты, Заяц. Смотри, как надо…
Он затянулся и медленно выпустил дым через ноздри. Его оттопыренные уши по-мальчишески выражали удовольствие от удавшегося фокуса. Продемонстрировав это несколько раз, Лешка спросил:
– Вы где живете?
– Мы? – переспросил Шурка. – В Речном переулке.
– Все?
– Ага… А вы?..
– А я около Успенской церкви.
Немножко в стороне от школы, возвышаясь над домами, играла на солнце золоченая маковка Успенской церкви.
– Там? – показал рукой Гога.
– Там.
– Мы в прошлом году носили туда щеглов. Наловим и несем туда по тридцать копеек штука. Старушки выпускают их. Покупают и выпускают. Это считается праздник такой.
– Благовещенье, – сказал Лешка.
3. Алик
Алик прибежал домой и расплакался. Он побросал в передней прямо на пол кашне, пальто, фуражку и спрятался в своей комнате.
Его мама, Евгения Викторовна, полная женщина со взбитой на затылке прической, выглянула из кухни, торопливо сняла цветастый фартук, вытерла об него масляные руки.
Она сегодня пораньше пришла с работы, хотела приготовить к возвращению Алика из школы его любимые оладьи, а он даже не заглянул на кухню, где так вкусно пахло.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2