«Ну вот, тот самый случай»?
– Да, сэр. Часто думаю.
– И выходите из машины?
– Да, сэр.
– Я тоже, Дживс. Только мы с вами слишком учтивы. Сколько раз мне в Нью-Йорке не хватало мужества по просить таксиста – которому я платил за услуги! – сбавить скорость. Потом раздумывал над своей трусостью, рассуждая, что, если б он притормозил, судьба наша переменилась бы, произошла бы авария, которой мы избежали. Следите за ходом моей мысли, Дживс?
– Да, сэр.
– Впрочем, по-моему, в этом «каприсе» мы в полной безопасности, – объявил я с безрассудной дерзостью. – Сами можем разбить остальные машины, кроме грузовиков, и еще кучу тех, которые соберутся удрать, когда ситуация разгорячится, поэтому, думаю, с нами все будет в полном порядке.
– Очень хорошо, сэр.
– Хотя вести машину утомительно, поэтому давайте через час-другой сделаем перерыв, выпьем кофе с местными жителями, посмотрим, как живет другая половина.
– Да, сэр. Перерыв на кофе приблизительно через час или около того, безусловно, желателен.
– Кстати, насчет другой половины, Дживс, – сказал я, сожалея о предыдущем своем замечании. – Как считаете, к какой принадлежим мы с вами?
– Полагаю, сэр, что обе половины «другие».
Я покрутил в блэровских мозгах замечание Дживса.
– Возможно, вы высказали очень глубокую мысль, Дживс. Прекрасно.
– Благодарю вас, сэр.
Тут блэровские мозги заработали, как часто бывает, проявили неготовность отправить афоризм Дживса в патентное бюро, и поэтому я решил сбить с него спесь.
– Только не знаю, можем ли мы в связи с нашим малым количеством составлять целую половину. Понимаете, что я имею в виду, Дживс?
– Необходимо обдумать, сэр.
В результате мы оба задумались, мысленные упражнения приятно меня отвлекли, особенно когда оставшиеся нервы решали серьезную задачу преодолеть дорогу и остаться в живых. Даже если порой я по-разному отношусь к собственной жизни, решительно не хотелось причинять боль Дживсу.

Часть вторая
Шарон-Спрингс, штат Нью-Йорк
Глава 6

Прибытие в Шарон-Спрингс. Неужели катастрофа? Аллюзия со Стивеном Кингом, американским Диккенсом. Затруднения с приобретением телефонной карточки. Дайте людям самих себя убивать. Неожиданные новости. Сексуальные призывы. Новое изменение планов
На дорогу до Шарон-Спрингс ушло семь часов, вместо предполагавшихся четырех. Понимаете, после первого перерыва на кофе я принял начальственное решение ехать дальше по живописным окольным дорогам. Это давало эстетическое преимущество и избавляло от лишней опасности в лице других водителей.
Мы останавливались в многочисленных местных ресторанчиках, пили кофе, не добиваясь особого антропологического смешения с другой половиной, которого я страстно жаждал. Как только выезжали, вниманием завладевала дорога, мы настойчиво стремились к цели, хотя теперь ехали кружным путем.
Во время остановок просто брали кофе, пользуясь – в непосредственной связи с его поглощением – разнообразными ватерклозетами, с виду невинными и необходимыми учреждениями для удовлетворения телесных нужд, однако вышло так, что мои многочисленные визиты в туалетные комнаты отчасти послужили причиной катастрофического несчастья, подробности которого я изложу позже.
В Шарон-Спрингс я прибыл полностью обессиленным триумфатором. Хотя не настолько уставшим, чтобы не оценить изумительную окружающую обстановку – старый патриархальный городок в горах, угнездившийся у подножия мужественных гор с заросшей грудью.
– Какая красота! – воскликнул я, обращаясь к Дживсу.
– Совершенно справедливо, сэр, – подтвердил Дживс.
– Наша Волшебная гора… то есть еврейская Волшебная гора. Длялечения идеальное место.
– Очень хорошо, сэр.
Как только мы въехали в очаровательное предместье, показав на редкость неплохое время, горючее оказалось на исходе. Оба мы с Дживсом понятия не имели о возможности истощения жизненно важных запасов, но, к счастью для нас, у «каприса» был бак колоссальных размеров, как на линкоре, вмещающий почти двадцать четыре галлона, поэтому нам удалось доехать до Шарон-Спрингс, пока бензин не кончился.
Сумели съехать с горки к заправочной станции, которая казалась пустой. Я слышал неестественно застывшую тишину. Не чума ли опустошила Шарон-Спрингс? Не оказался ли я на мгновение в «черном» бестселлере? Не видел ли когда-то по телевизору фильм по роману Стивена Кинга, американского Диккенса, которого, впрочем, я никогда не читал, где изображался такой же покинутый мертвый город? Заправка, к которой мы подкатили, располагалась на короткой главной улице, которую отличала также деликатесная лавка, бар-ресторан и церковь, но людей вокруг не было. Ни души, ни ехавших машин, ни хасидов. Призрачный, но привлекательный вид. Мы с Дживсом остались единственными живыми существами в окружающем мире.
Страхи насчет чумы возродились при виде мужчины с серым страдальческим лицом горгульи. Он пристально смотрел на меня из окна лавки на маленьком рынке, который являлся финансовым центром заправочной станции. В некий момент американской истории бензоколонки превратились в бакалейные магазинчики, специализирующиеся на торговле продуктами, тоже, несомненно, изготовленными из нефти, с целью подорвать здоровье всех и каждого.
Заправив «каприс», я зашел в лавку заплатить за бензин. Подошел к кассиру-горгулье, который, страдальчески морщась, высасывал из сигареты жизнь, вручил ему требуемое количество американской валюты, потребовал сдачу. Пока он копался в кассе, я задерживал дыхание, чтоб не дышать загрязненным им воздухом, и при этом заметил у него за спиной стопку телефонных карточек – неплохо бы позвонить тете с дядей, сообщить, что блудный племянник успешно приблудился.
– Сколько за двадцатидолларовую телефонную карту? – спросил я на выдохе. Потом вдохнул ртом, надеясь приглушить эффект выхлопов, как делал в тот же день раньше, спасаясь от детской присыпки дяди Ирвина. К сожалению, сберегая нос, жертвовал ртом – победителей не оказалось.
– Двадцать долларов, – сказал кассир, раздавливая в пепельнице сигарету. Надо быть благодарным за мелкие подарки – снова можно дышать носом. Он протянул мне сдачу за бензин.
– Я имею в виду, сколько минут стоит двадцатидолларовая телефонная карта, – пояснил я.
– Карта стоит двадцать долларов, а не двадцать минут, – раздраженно бросил он, с сердитым любопытством разглядывая меня, считая, как я с испугом догадывался, не совсем нормальным, потом закурил новую сигарету. Мука мученическая.
Обязательно следовало еще раз попытаться. Рассудок пребывал в напряжении после многочасовой дороги; возможно, задержка дыхания погубила какие-то серые клетки, но я определенно был в состоянии продолжать расспросы. Поэтому уточнил с расстановкой:
– Сколько… минут… можно… говорить… по двадцатидолларовой карте? – к концу вопроса, кажется, полностью исчерпав коэффициент своего интеллекта.
– Не знаю, – объявил представитель Шарон-Спрингс и, закачавшись на стуле, развалил стопку карточек, сбросив несколько на пол. – Мать твою, – спокойно проговорил он, с определенным трудом слез с насеста, скрылся за стойкой и вновь появился, держа в пальцах одной руки в засаленной перчатке без пальцев телефонные карточки. Серые щеки окрасились, он задохнулся. Я понадеялся, что его адвокаты контактируют с табачными компаниями. Простой наклон чуть его не убил. – Четыреста минут за двадцать долларов, – сообщил в конце концов кассир.
– Кажется, выгодное капиталовложение, – заметил я, чувствуя искушение предупредить его о вреде курения, тем более в такой близости к бензоколонке – это даже смертельнее рака. Только понял, что не мое дело давать ему советы. Мало кому можно помочь жить. – Позвольте тогда купить карту за двадцать долларов, – попросил я, решив ограничиться чисто коммерческими отношениями.
Сделка охотно и поспешно свершилась, я направился к телефонной будке на улице, соединился с Монклером. Ответил дядя Ирвин.
– Привет, родственник, – сказал я в трубку.
– Разбился?
– Нет, я в Шарон-Спрингс, по вашей рекомендации.
– Когда приехал?
– Только что.
– Почему? Заблудился?
– Нет. Ехал окольными дорогами ради живописности и самосовершенствования. Но все равно, спасибо за указания.
– Рад, что ты не арестован.
– Я хороший водитель! – возмутился я.
– Слушай, тут тебе звонили. Из какой-то Колонии Роз. Хотят тебя принять. Говорят, подошла твоя очередь в списке. Что это – очередная лечебница для алкоголиков? Твоя тетка была бы счастлива.
– Боже мой! – вскричал я. – Даже не верится, что меня ждут в Колонии Роз!.. Никакая это не лечебница, а самая престижная художественная колония в Соединенных Штатах! Там люди занимаются творчеством…
– Плохо, что там не лечат от пьянства. Тебе надо работать над этим усерднее, чем над своими писаниями. Хорошо, что я ничего не сказал Флоренс, не внушил напрасные надежды… Сейчас дам тебе номер. Ты должен позвонить до пяти, у тебя есть пятнадцать минут.
Я записал продиктованный номер на внутренней стороне обложки потрепанной непогодой телефонной книги, которая висела в будке, где обычно записывают номера и прочую телефонную информацию, сопровождаемую предложением гомосексуальных услуг. Подобный обычай дошел даже до Шарон-Спрингс! Впрочем, ничего удивительного. Человеческое сексуальное влечение неутомимо – особенно гомосексуальное влечение. Его везде найдешь; не существует темных углов – или скупо освещенных углов, если на то пошло, – куда оно не проникло бы. Впрочем, преобладает не только гомосексуализм: старомодный секс между мужчиной и женщиной до сих пор остается самым популярным в чувственных отношениях между двумя людьми. Проезжай мимо любого школьного двора – кто-то же произвел на свет всех этих детей, хотя я знаю, что рождаемость падает. Возможно, гомосексуализм в таком случае прогрессивное явление, вроде свободной подписки, хотя, разумеется, самым распространенным и сильным чувственным ощущением остается самоуничтожение, в котором, правда, участвуют не два человека, если только два человека не занимаются самоуничтожением в компании друг друга, что часто представляет собой удачный компромисс и в гомосексуальном, и в гетеросексуальном сообществе.
Во всяком случае, по-моему, со стороны похотливых обитателей Шарон-Спрингс очень умно вписывать соблазнительные призывы в телефонный справочник. Здесь номера телефонов выглядят убедительней индивидуальных объявлений, которые я читал в каждом ватерклозете по пути в Шарон-Спрингс. Телефонная компания как бы сама вписала сюда эти строки. Хотя, должен признаться, записки на стенах уборных, хоть и официально не санкционированные, возбудили мой интерес. Пока мы с Дживсом катили по сельским дорогам штата Нью-Йорк, я обдумывал прочитанное в туалетах. Например: «Приходи в пять, отлично пососемся». Когда именно «в пять»? Всю неделю? Кто-то тоже не понял, приписав: «В какой день?» Ответа не последовало. Меня мучила эта загадка.
В другом туалете: «Я нормальный, но люблю пососать. Встречаемся здесь в полночь по пятницам». Пришел кто-нибудь в пятницу? Этого я никогда не узнаю. Оставлена ли записка в нынешнем календарном году? Все призывы неполные, недоговоренные. Чрезвычайно обидно и огорчительно.
Кто эти люди? Я мучительно гадал, снедаемый желанием позвонить незнакомым сортирным ловеласам, милостиво оставившим домашние телефоны, как довольно часто бывало. Но что же мне внушало такое желание? Отчасти нездоровое любопытство, стремление выяснить, что за люди пишут в туалетах домашние номера телефонов; кроме того, меня, как почти всех людей, посещают гомосексуальные фантазии – в моем случае связанные, как правило, с заключением в тюремной камере по обвинению в не совершенном мной преступлении, что только осложняет дело.
Итак, разговаривая с дядей Ирвином в телефонной будке, я вновь столкнулся с постыдными записками, немало удивленный конкурентным характером некоторых объявлений извращенцев из Шарон-Спрингс. Один по имени Анджело писал: «Звани в любое время. Магу сосать часами. Я лутший в округи».
А мужчина по имени Том вопрошал: «Хто лучше мущины знаит, как надо сосать? Не звани Анжелу, звани суда». Они конкурировали на маленьком рынке, поэтому, видимо, разумно хвастались, очевидно не стесняясь своей сексуальности, своих наклонностей, и, по-моему, специально писали с орфографическими ошибками. Что это – особый шифр геев? Снова тайна, снова разочарование!
Отвлекшись, я сразу не расслышал продиктованный дядей Ирвином номер телефона и поэтому попросил:
– Пожалуйста, повторите еще разок.
Он заворчал недовольно, но выполнил просьбу, и на этот раз я уловил номер Колонии Роз, случайно записав его рядом с чрезвычайно соблазнительным извещением: «Люблю, когда мою киску целуют, звонить Дебби, 222-4480». Необычно – даже экстраординарно. На странице около полудюжины записок, и только одна женская, а ни в одном клозете, где я в тот день побывал, не было ни одного послания от женщины.
Должен сказать, признание в любви к поцелуям неожиданно показалось мне милым, прелестным, чуть ли не викторианским. Возникло даже искушение вырвать страницу и позже внимательно изучить. Кто такая Дебби? Впрочем, дико звонить незнакомке; вдобавок надо поразмыслить о более важных вещах – о Колонии Роз! Поэтому я попросил дядю Ирвина передать тете Флоренс сердечный привет, и мы поторопились разъединиться, чтобы я успел звякнуть в колонию до пяти.
Полгода назад, в середине января, я подал заявку в Колонию Роз, расположенную в Саратога-Спрингс, штат Нью-Йорк. Читал о ней в журнале «Поэтс amp; Райтерс» в библиотеке Монклера, куда забрел однажды, спасаясь от дяди Ирвина. Потом через пару дней о колонии упоминалось в «Нью-Йорк тайме».
Знаете, иногда что-нибудь несколько раз попадается на глаза и начинает казаться неким знаком, поэтому, дважды наткнувшись на упоминания о колонии, я отправил письмо, получив в марте ответ с сообщением, что включен в список очередников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43